Что иное, как не чудо?
И не спрашивай – откуда?
Грешный, жив еще покуда,
К небу обрати лицо.
Не страшит её возмездье,
Лишь горят в ночи созвездья,
Это – знак души бессмертья,
Символ вечности её.
Колодец
Я в поезде ехал, качало.
Унылый пейзаж за окном,
Зашла проводница, сказала,
Что чаю предложит потом.
Напротив соседка болтала,
Держа телефон у лица
И мне почему-то казалось:
Дороге не будет конца.
Чтоб нервы мои успокоить,
Пути монотонность унять,
Услышал меня будто поезд
И будто бы начал сбавлять.
Неведомый мне полустанок,
Заснеженный двор и увал,
Из сумерек выплыл колодец,
Что с детства меня волновал.
Посмотришь в него с замираньем,
А он на тебя из глубин
Таращит свой глаз оловянный
И тянет магнитом своим.
Вращается бешено ворот,
Срывается цепь в темноту,
Как наш неприкаянный поезд,
И я в нем у детства в плену.
Курортный романс
Темнеет рано в южном парке,
Диск солнца утонул в горах,
А воздух солоно-прохладный
След оставляет на губах.
И снова вкус от поцелуя —
Смешение медовых трав,
Цветы азалии, тоскуя,
Сгущают ночи полумрак.
А там внизу – ворчанье речки,
Её катанье по камням,
И монотонно, и беспечно,
Как утекает жизнь по дням.
Она мутна и беспризорна,
И это значит – навсегда,
Душа уже не будет взрослой,
Лишь торопливо молода.
Был накануне дождь стеною,
Метались молнии в аду,
И дыбилась река водою
В неумолкающем бреду.
И, не скрывая больше страсти,
Как явь рождается из снов,
Влекла туда, где ждало счастье
И где не видно берегов.
Лунная дорожка
Хмурый Каспий. День осенний.
Лежаки пусты.
И прибой, почти беспенный,
Не мутит воды.
Не кричат, встречая Феба,
Чайки над волной,
И никто не бросит хлеба
Царственной рукой.
Гаснет все. Лишь звездный вечер
Не унять никак.
Где-то там, в мерцанье светел
Ночи полумрак.
Это море отражает
Лунный мертвый свет,
И никто не обещает
В два конца билет.
Видно, кто-то уезжает
По дорожке той,
Но никто не провожает
Жгучею слезой.
И я слышу шепот ветра:
«Жить бы, не пропасть,
И не каждому, кто светел,
Можно доверять».
Есть ли тот, кто понимает,
Что сказал прибой?
Нечестивых свет пугает
Лунною тропой.
Нет ответа, море сонно,
Только чей-то глас:
«Жизнь безвольна, если шторма
В ней иссяк запас».
Все казалось наважденьем —
Море и земля.
Нет! В подлунном искупленье
Просто жизнь текла.
Лысые горы
Мы едем в Лысые горы
Туда, где просторно и вольно,
Трава на ветру, как волны,
Без натиска и без шторма.
Безлистный ноябрь дышит —
Близкой зимы глашатай —
«Ты разве меня не слышишь,
Думой своей объятый?»
Бремя несчастий канет,
Снег их забелит, скроет,
Никто нас не покарает,
Никто не обеспокоит.
Без смысла мы едем в горы,
Где неба холодная просинь,
И вслед нам глядят заборы,
Над ними верхушки сосен.
Замерзнет Медведица вскоре,
Измерим ее шагами,
И ранние зимние звезды,
Скупыми падут слезами.
Уйдет этот год бескрылый,
Войны не выиграв с нами,
Век не был надежным тылом,
Все, что могли, украли.
Мы едем в Лысые горы,
Бумажного склеил змея —
Иллюзий наших просторы,
Убежищ наших пробелы.
И детской радостью полон,
Я связан с ним тонкой нитью,
Лишь любопытный ворон
Кружится, дивясь на «птицу».
И это хороший признак —
Зимою мы сядем в сани
И, съехав с горы со свистом,
Все воронье распугаем.
И мы, обгоняя время,
(Нам может так показаться),
Имеем шанс, хоть на время,
Едва прикоснуться к счастью.
Маленький принц
(нашим детям и внукам посвящается)
«Искать надо сердцем!» —
Послушайте Принца,
Его угораздило
В Розу влюбиться.
Он маленький мальчик,
Но знает уже,
Что сердце держать
Надо настороже.
Оно, если есть,
То даровано свыше.
Послушайте Принца,
Есть уши – услышьте.
У принца всегда
Есть такие слова…
Задуматься ваша
Захочет душа.
И если у вас
Есть и вправду она,
То уши важней
Для нее, чем глаза.
Так тонки оттенки
Того, как сказали,
Их малодушный
Уловит едва ли.
Послушайте Принца,
Сходили бы в гости,
Тем более это
Чудесно как просто.
Ему одиноко,
Он рад будет всем —
Живет на страницах
Антона де Сент…
Откроешь обложку,
Посмотришь на звезды,
И Принца увидишь,
И станешь моложе.
И станешь добрее,
Наивней и мягче,
Душою теплее.
Не сможешь иначе.
Мгновения
Я шатался в начале марта —
Здесь под Марксом – густы леса.
Просто так, никакого фарса,
Только длинных теней тоска.
Был рассеян, безволен, мрачен,
По-весеннему раздвоён,
Но, подняв глаза, озадачен:
Путь оленями преграждён.
Грациозно и гордо вскинув
Свои головы на меня,
«Коронованы», словно викинги,
Развернули свои рога.
И, похоже, вполне довольны,
Себя сравнивая с людьми,
Шагом медленным и с достоинством,
Они скрылись в лесной глуши.
Мне запомнится то мгновение,
В нем земная, простая суть —
Не гожусь я бродить с оленями,
Вот откуда исходит грусть.
Но зато я вдохнул свободы,
Глядя в небо, мирюсь с собой…
И опять эти вечные «воды»
Голубою текут рекой.
Мечта
То ли от скорости шальной,
Душа, влекомая потоком
Весны, ударенная током,
Уже не хочет быть одной.
Уже, вибрируя струной,
Заплачет без слезы и стона,
Признавшись: «выезд фаэтона»
Ждала с вечернею зарей.
То ли от зрелой этой жизни,
Чтобы ее не усложнять,
Простое просто воспринять,
Не предаваясь укоризне.
И, подчиняясь естеству,
Идти навстречу, приближаясь,
Две оболочки, обнажаясь,
Съедают ночи черноту.
И, обезглавив утра мглу,
Не разминувшись в полусвете,
Мы на лице своем заметим
Страданий прошлых борозду.
За все платили по счетам,
И наши лица огрубели,
Но души… души молодели
И шли за счастьем по пятам.
И мы забудем суету,
И в невозможное, как дети,
Поверив, будем жить на свете,
Друг другу подарив мечту.
Напев
Когда петель дверных напев
Протяжен и тосклив,
Когда в душе натянут нерв
И злобен ветра свист,
Сядь на трамвай и поезжай
В осенний леса сон,
Тоску свою не умножай
Сравнением времен.
То, что шумело и цвело,
Шепталось на ветру,
Ковром безжизненным легло,
Упало в пустоту.
Не жаль утраченной любви,
Её ночей и дней,
Не жаль означенной тоски
По юности своей.
Клади, как жертву на алтарь,
На мертвую листву
(Здесь свой у жизни календарь)
Любовь и красоту.
Лес засыпает в тишине,
Склонившись над тропой,
Мне не известно и тебе,
Кто сторожит покой.
Он весь прозрачен в золотом,
И погружен в себя,
И безразлично отстранен
К исходу ноября.
Помиловать, нельзя казнить
Раздетые стволы,
Еще о многом говорить
Со мною можешь ты.
Не возвращайся в те места,
Где было и прошло.
Пусть говорят: всё суета,
Но, видит Бог, – не все.
Полнолуние
Луна блистала на воде,
Играла россыпью жемчужин,
Она светила, нет, не мне,
Но я ей был зачем-то нужен.
Я шел по набережной вниз,
Вниз по течению, и долго
Луна катила бледный диск
За мной вослед над черной Волгой.
Мы миновали длинный мост,
Ротонды скромное величье,
Она висела, будто хвост,
Шпионское явив обличье.
Апрельский ветер дул в лицо
И тоже не давал ответа,
К чему извечное кольцо —
Чередованье тьмы и света.
И почему в апреле том
Мы не такие же, как в этом,
Что ожидает нас потом,
Когда уже не будет света?
И что апрельская тоска
И мелкой ряби треволненья —
Боязнь обычного забвенья,
Потеря смысла бытия.
Пазл отраженного сознанья,
В воде, рассыпавшись, дрожал
И выглядел, как обещанье,
Но ни