рмы.
– Эй, корманши, не видать ли землицы нашей, новгородской? – спросил штурмана Афанасий, подходя ближе.
– Поколь не видать! Чайки ишо не рышуть, знать, вишь, далеко до землицы, – крутым басом ответил дородный корманши.
Мимо босиком пробежал зуёк – мальчишка лет двенадцати, выполнявший всякую хозяйственную работу. Команда Афанасия, состоявшая из десяти человек, включая этого расторопного мальчонку, готовилась трапезничать чем бог послал. Солонины и рыбы в трюме было достаточно для долгого похода, а тут всего-то неделя.
Афанасий слыл запасливым хозяином и справедливым вожей-кормщиком.
– Гляди-ка, – крикнул рулевой, – никак шведская посудина наперерез нам по правому борту!
– Вот ещё чаво не хватало! Давай лево руля! – скомандовал Афанасий.
– По ветру пойдём, авось, не догонють! – как в трубу, гаркнул басом корманши.
– У них гребцов на вёслах как муравьев! – отозвался Тимоня, старый морской волк и лучший рулевой.
– Ничаво! Коли сунутся, мы им за так не дадимся! – гремел корманши.
Афанасий и Иван всматривались вдаль, стараясь разглядеть противника.
– Отстают никак! Курс меняют, – докладывал молодой ладьяр, забравшийся почти до середины мачты.
С самого утра озаботился думками о предстоящей свадьбе старшей дочери и новгородского купца старый морской волк Паво. Разнились обычаи русские с водскими. Всё надо продумать, раз уж принял такое решение. Вот бы посоветоваться с кем, да опасения есть, что разойдётся весть по округе, дойдёт до недоброжелателей, а там и до беды недолго. Надо всё до поры до времени в тайне сохранить, а придёт время, явится жених со товарищи, выйдет его отец на берег, запросит разрешения у старейшин, тогда и пойдёт дело. А пока-молчок! Только старейшинам надо дары отнести да подговорить старого колдуна-арбуя, чтобы был он на стороне Паво.
Паво вышел из дома, потянулся сладко, глядя на солнце сквозь прищур глаз, день обещался быть солнечным.
Рига Паво, дом из двух изб, между которыми были сени и клети для животных, была большой и добротной и отличалась от других домохозяйств хутора. Мощные дубовые звенья сруба, установленного на отёсанные каменные валуны, потемневшие от дождей и ветра, казались вырезанными из мрамора. Много сил и средств потратил Паво на свою ригу, но она стоила того. Хуторяне с завистью смотрели на хозяйство вдовца Паво. Были и вожанки, которые сами приходили к нему за утехами, как водится в народе, но ни одну он не выбрал взамен своей покойной жены. Так и жили втроём: он и его две дочки – красавица Рейма и озорница Кадой.
Хорошо живётся на хуторе, вольготно! Испокон веку выбирают вожане открытые места для своих поселений. Любит народ свежий воздух, обдувающий со всех четырёх сторон тесно прижавшиеся друг к другу риги вожан. Жильё для каждой семьи строится артельно, дружно. Предусматриваются отдельные комнаты в риге для членов семьи и гостей. Гостям отводится отдельная изба, где их встречают хозяева дома. Без разрешения хозяев проходить дальше этой избы запрещается. Хозяевам можно оставить гостей одних в той части дома, которая примыкает к комнате, если гости не считаются важными. Только важным лицам и родственникам предлагается присесть. Нет в этом ничего обидного – такие правила. А правила и порядок следует чтить и уважать.
Пространство первой избы разграничивает специальная потолочная балка, которую русские называют матицей. Много разных правил должны знать вожане! С самого раннего детства, с молоком матери, впитывают они эти законы и правила. Придерживается этих обычаев и стар и млад.
– Вот когда я стану хозяйкой, я буду садиться за стол с моим мужем и детьми, а не порознь, как у нас водится, – многозначительно сказала Кадой, накрывая скатертью маесивный дубовый стол, царственно занимавший большое пространство посреди кухни, напротив печи. – Вот обидно мне, что мужчины за столом сидят, а женщины возле печки кое-как теснятся! Вот тоже за русского замуж выйду когда вырасту, и буду сидеть во главе стола, есть-пить что захочу, наравне с мужем! – заявила она, усевшись быстро на большой резной стул и положив руки на стол, покрытый красивой белой скатертью с красными замысловатыми узорами. – И детям за столом место отведу! А то что это за правила такие: детям на полу стелить и еду, как щенятам, подавать?! – продолжала, возмущаясь, рассуждать не по годам разумная и находчивая Кадой.
– Тебе волю дай, так ты все правила переиначишь! Ишь, какая ты! – хохоча над озорной младшей сестрой, сказала Рейма.
– Скорей! Лайвэ куй мэртэ (корабль идёт по морю)! – закричал соседский мальчишка, забежав в ригу.
– Йоосса (бежим)! – подскочив со стула и устремляясь к двери, воскликнула Кадой.
Рейма подошла к окошку и увидела приближающуюся к берегу ладью с симметричным носом и кормой, такие были у шведов.
Выйдя из риги, девушка почувствовала, как бьётся её девичье сердце. А вдруг вернулся её любимый Педо? Что скажет она ему? Почему согласилась стать невестой новгородского купца? Не знала ответов на эти вопросы красавица Рейма.
«Ну а раз не знаю, то и думать не стоит про это», – решила она, гордо подняв голову, и направилась к берегу вслед за другими вожанами.
– Здравствуй, Рейма! – сказал ей брат Педо. – Прости, не вернулся мой брат к тебе! Мюю нии палло коейке (Мы так настрадались)!
– Лайвэ кюи мэни мертэ, мюютэ нии сииз веси мени уйли лайва нии оелти суурэт лайнад (корабль, когда по морю шёл, вода заливала его, такие были огромные волны)! – волнуясь, рассказывал о пережитом молодой мужчина. – Смыла волна моего брата, погиб мой брат Педо как настоящий моряк!
…Словно сквозь сон доносился до девушки рассказ о смерти её возлюбленного. Как каменное изваяние стояла Рейма: ни слёз, ни вздохов!
– Прощай, любовь моя! – еле слышно промолвила Рейма, глядя вдаль. – Прощай! – сказала она и медленно побрела к своему дому.
Не спалось Паво, много разных думок роилось в его седой голове. В предрассветный час встал он с постели, оделся и вышел из риги. Верный пёс, подняв голову, с любопытством следил за хозяином. Из леса доносился волчий вой. Мужчина, остановившись на мгновение, прислушался и сказал своему псу:
– Ты дома будь! Охраняй! Я скоро.
Пёс положил голову на передние лапы и опустил уши. Мужчина, стараясь оглядеться в темноте, слегка наклонившись вперёд, пошёл по тропинке к лесу. Дорога к хижине старого мудрого колдуна-арбуя была долгой и тернистой. Не каждый день ходили люди по этой дороге. Старик жил на краю хутора, возле соснового бора. Огромные вековые сосны и ели скрывали его жилище от посторонних глаз. Полуземлянка, а совсем не дом, как у других вожан, была укрыта лапником. Дверь в хижину – связанные меж собой, отёсанные по размеру дверного проема хворостины, сплошь утыканные мхом да переплетённые лозой и гибким хмелем. Перед хижиной лежал огромного размера камень-валун.
Подходя всё ближе к заветному месту, Паво начал сомневаться: а надо ли ему вот так, без предупреждения, беспокоить колдуна? Может, если ещё подумать самому да всё спланировать, дело само разрешится? Вот на днях же убрал святой Илия помеху в деле! Не вернулся из плавания этот щеголь и пустозвон Педо! Конечно, пострадает пару дней Рейма о своём возлюбленном. Но время лечит любые раны, пройдёт и эта боль! Забудет Рейма скоро своего ухажёра, и тогда только можно будет говорить с ней о подготовке к свадьбе с молодым новгородским купцом Иваном. Да вот только кроме этого есть ещё один вопрос, который в одиночку не в силах разрешить Паво. Как устраивать свадьбу, ведь обычаи-то разные, хоть и православные все. Хорошо, что с малолетства Рейму нянчила и воспитывала Мария, жена старосты, знавшая русский язык и говорившая легко и свободно на нём. Хорошо, что Рейма научилась русскому говору. Зная язык, легче жить! Помнил Паво время, когда новгородцы были частыми гостями в водских и чудских местах. Приплывали на водскую пятину, где на островах изобильно рос иван-чай – лекарство от ста болезней. Часто наведывались и ижорцы в надежде высмотреть, как укреплены поселения да сколько народу живёт, сколько сильных мужчин среди хуторян. Ижорцы завсегда не прочь отхватить лакомый кусок от чужого пирога.
Запели птицы в лесу, забрезжил рассвет. Паво, подойдя к хижине арбуя, остановился, посмотрел на небо и, глубоко вздохнув, постучал своей палкой по двери лачуги.
– Я жду тебя, Паво, – неожиданно проскрипел старческий голос за его спиной.
Оглянувшись резко назад, мужчина увидел колдуна, сидевшего на пеньке возле хижины.
– Говори: зачем пришёл в такой ранний час? – вставая и опираясь на посох, спросил арбуй.
– Здравствуй, пришёл я к тебе за советом, ибо не может моя голова сама найти правильный ответ. Известно, что ты мудрый и знаешь много чего, что сокрыто от глаз и разума простого человека. Выслушай меня, прошу! Дай совет мне, как быть, что делать.
– Дело твоё давно колесом крутится! Ты уже сделал полдела! Приходить следовало, когда мысль зерном была, а не теперь, когда она прорастает! – сердито и сухо сказал арбуй, не отводя пронзительного взгляда с глаз Паво.
– Думал, справлюсь и сам, – чувствуя, как взгляд колдуна затягивает в себя, проговорил быстро мужчина. – А вот вижу, не осилить мне! Помоги, в благодарность дам, что пожелаешь.
– Сам сказал! Я не просил! В благодарность за помощь возьму с тебя то, что первым увидишь, когда от меня в ригу свою зайдёшь. Живое что, неживое ли… С чем столкнёшься, то и отдашь мне, согласен ли?
– Согласен! – ответил Паво.
– Пойдём! – сказал колдун и пошёл к двери хижины. Паво как заворожённый последовал за ним. Посреди хижины дымился вымощенный камнями очаг, в котором ещё тлели угли. На низких стенах висели пучки сушёной травы, грибов и плодов рябины. В дальнем углу от входа на лежанке колдуна видна была примятая осока, накрытая овечьими шкурами.
– Рассказывай, а я посмотрю, чем помочь тебе, – сказал арбуй.
Паво раскрыл колдуну свой план: выдать замуж старшую дочь за русского, чтобы жизнь дочери была сытой и богатой, добавив, что не знает, как свадьбу играть, по чьим обычаям.