Тетушка Ашаханум не могла не заметить, как изо дня в день Зайнабат меняется: мрачнеет, становится непредсказуемой. Веселая, жизнерадостная девушка вдруг замкнулась, стала скрытной, загадочной. Она отвлекалась от работы, подозрительно оглядывалась вокруг, к чему-то прислушивалась, приглядывалась. Хозяйка часто стала замечать ее красные от слез глаза. Зайнабат осунулась лицом, глаза, в которых закрался вопрос, непонятно увеличились, зрачки светились. Ее рука непроизвольно тянулась к грудям, гладила живот, ныряла между ног. Она не жаловалась на здоровье. Ее никто не обижал, никто не преследовал. Кажется, она в никого не влюблена. Но охладела ко всему: к жизни, работе, окружающим. Мастера, ковровщицы стали беспокоиться за своего директора, за состояние ее души.
Перемены в поведении директора фабрики стали отражаться на стабильности производственного цикла, доходах фабрики, качестве, настроении ковровщиц, учениц. Зайнабат дошла до такого состояния, что стала срывать заказы многих влиятельных купцов. А с некоторыми перестала выходить на деловой, коммерческий контакт.
Она становилась неуправляемой, дерзкой и категоричной с Ашаханум. По любому поводу огрызалась на хозяйку, мастеров, ковровщиц. А учениц незаслуженно наказывала, порой занималась даже рукоприкладством, чего никогда раньше себе не позволяла.
Резко сократились доходы, поступающие в казну тетушки. Ашаханум видела, как земля уходит из-под ног директора ее фабрики. Девушка теряет интерес к работе, ковровщицам, встречам с подругами, вечеринкам – ко всему на свете. Над головой молодого управленца заметались тучи.
Однажды вечером хозяйка отправила Зайнабат к поставщице тонкорунных нитей. Они заказывали крупную партию шерстяной и хлопчатобумажной нити. Отправилась Зайнабат на фаэтоне мимо парка. И вдруг в темном углу, под чадрой платана, ей на глаза попалась веселая пара.
Они, не стесняясь общественного места, страстно целовались. Их голубиное воркование, манящее, зовущее, привлекло ее внимание. Зайнабат словно током ударило. Сердце забилось чаще. Ток прошел по ногам, по нижней части живота. Дрожащим голосом она попросила погонщика фаэтона остановиться. Вышла, ссылаясь на головную боль. Скрылась в зеленых насаждениях, направляясь к тому платану. То, что она там увидела, заставило ее покраснеть до корней волос. Парень с девушкой голыми лежали под платаном в страстных объятьях. Ноги Зайнабат стали ватными. Она не могла оторвать от них взгляд.
В ее глазах потемнело, голова перестала слушаться. Зай-набат почувствовала, как еще раз током ударило по бедрам, ниже живота. Груди стали наливаться, по животу поползло нечто горячее, волнующее, дурманящее. Такого состояния она в жизни никогда не испытывала. Кровь бешеной силой забурлила в сердце. Пламя из сердца стало распространяться по животу, груди, ниже, обжигая ее, отнимая разум.
Неожиданное появление девицы невероятной красоты молодую пару не смутило, а сильнее распалило. Вместо того, чтобы вскочить, сбежать с греховного места, они еще плотнее прижались друг к другу, возбужденно хохоча, смачно целуясь.
Зайнабат стояла в оцепенении. Ее лицо горело, коленки тряслись. Глазами она впилась в молодую пару так, будто колдует.
Неожиданно к ней вернулась способность соображать, видеть, оценивать. Интуитивно чувствуя, что подглядывает за запретной для нее любовной связью молодых, она боком стала отступать в кусты. Затем, не чувствуя рук и ног, понеслась прочь.
Забыв про фаэтон, Зайнабат угорело неслась по улицам, скверам города. С глаз не сходили влюбленные, в кустах парка ласкающие друг друга.
Как безумная прибежала она в дом. Хозяйка тревожно спросила:
– Что с тобой случилось? На тебе лица нет.
Та лишь нервно рассмеялась ей в лицо. Забегая к себе в комнату, на ходу повторяла:
– Случилось?! Да, меня обокрали! Мне распотрошили душу! Меня пытались обесчестить!
В дверях своей комнаты захохотала так дико, что все перепуганные девочки попрятались по комнатам. У них в глазах стоял тупой вопрос: «Не сошла ли с ума?».
Зайнабат заперлась у себя в комнате, бросилась на кровать, заплакала. Мастера, ковровщицы, ученицы собрались под ее дверьми взволнованные, беспомощные. Они слышали, что Зайнабат рыдает, ударяя кулачками по кровати. Неожиданно она вскочила, как разъяренная волчица, и начала раскидывать, разбрасывать, крушить все, что попадалось под руки. Напуганные девочки в страхе разбежались по своим комнатам. Через какое-то время за дверью стало тихо. Девочки решили, что Зайнабат устала и уснула. Но затем заволновались:
– Не напал ли на Зайнабат кто по дороге к торговцу пряжей?
– Где погонщик фаэтона?
Они затаились возле ее дверей. Встревоженной выглядела и тетушка Ашаханум:
– А ну-ка, вызови ко мне погонщика!
В это время он загонял фаэтон во двор. Затем явился к хозяйке, рассказал, что мог видеть:
– Хозяйка, – пугливо стал кланяться, – у ханум по пути разболелась голова. Она вышла из фаэтона. Больше я ее не видел…
Зайнабат лежала на кровати. За дверьми, тревожась за нее, показались ковровщицы, ученицы, не зная, как и чем помочь своему директору.
Наконец Зайнабат забылась тревожным сном. Проснулась с каким-то кипучим пламенем в сердце, животе, руках и ногах. Глаза в тумане. Ей казалось, будто в них вместо крови пульсирует расплавленный металл. Первое, что вспомнила спросонья, – пара в парке. Интуитивно она догадывалась, что в это время счастливее них не было людей на всем белом свете. Они, молодые, страстные, нежились без стеснения, боязни в парке, в людном месте. Если на такое грехопадение они пошли в людном месте, значит, им было чрезвычайно хорошо! А на случайных посторонних наблюдателей в парке им было плевать! Ее нутро горело, в животе что-то дергалось. Бедра, между ног охватило пламенем. От необъяснимой неизвестности, стыда девушка корчилась так, словно это она билась в объятиях того джигита. Ее лицо пылало, сердце куда-то неслось. Лицо она стыдливо прятала в ладонях. Чьи-то тяжелые руки тянулись к ее грудям. Она судорожно отрывала их.
«О боги, – бредила Зайнабат, – скажите, в какое горнило ада вы меня вчера отправили? Что теперь делаете со мной? Что за тайные силы манят меня в тот злополучный парк? Не тот ли горячий джигит, обладающий прекрасной девушкой?»
Она вздрагивала, сбрасывая со своей груди что-то тугое, похожее на длинное скользкое существо. Руками судорожно тянулась к ногам, между ног, к животу, отбиваясь, гладя, царапая их. А это гибкое существо все сильнее прижималось к ее телу, тугими кольцами опутывая бедра, ядоносными губами притягиваясь к грудям, не давая двигаться, дышать, даже шевельнуться.
Девушка не догадывалась о том, что, когда в парке неожиданно столкнулась с прижимающимися друг к другу влюбленными, в ней неожиданно проснулась женщина, созревшая для любви, в душе давно ищущая таких ласк. Что в своем физиологическом развитии она перешла на новую ступень. Что внезапно созревшая в ней женщина восстала против нее, требуя своего удовлетворения. Она не знала, что во время неожиданной встречи с сексапильной парой ее сердце, находящееся в поисках, стремящееся к освобождению, наткнулось на то, что искало. Оно восстало против нее. Это внезапное столкновение с неизведанным воспламенило девушку. Оттого внутри нее все взбунтовалось, затрепетало.
Зайнабат всего лишь интуитивно осознавала, что происходит с ней. Это, вероятно, джинн сорвал замки с тайных кладовых ее души, ввергая в грехопадение. От перенапряжения душевных сил она то плакала, то смеялась, то вскакивала с постели, носясь по комнате. Приходя в себя, испуганно оглядывалась по сторонам, не подслушивает ли кто-нибудь из ковровщиц, учениц. Не дай бог – тетушка Ашаханум!
Сердце Зайнабат, охваченное пламенем, звало в тот парк. Требовало броситься в объятия того юноши. Оторвать от него напарницу, слившуюся с ним, и лечь рядом, лаская, любя его. Если не застанет их, спрячется в парке, заарканит первого встречного мужчину и потащит его на то место, под платаном. Повалит его, сорвет с него, с себя одежду и сольется с ним…
Но какая-то часть головного мозга все еще оставалась управляемой. Она сопротивлялась ее греховным страстям. Вдруг Зайнабат, совершенно голая, вскочила и метнулась к дверям. Никого не замечая за дверьми, нырнула в хамам. Заперлась там и стала обливаться холодной водой. Кровь остепенялась, к девушке возвращалась способность рассуждать, давать оценку своим поступкам. Первое, что пришло ей в голову, – Ашаханум. Сразу же после хамама пойдет она к тетушке, расскажет о том, что видела и что после с ней случилось. Она – женщина мудрая, опытная. Все знает, понимает в жизни, все ей объяснит. Тогда Зайнабат и успокоится.
Зайнабат оделась, расчесалась. Спустилась на первый этаж. На половину дома тетушки Ашаханум из коридора первого этажа и со двора на второй этаж проложены отдельные входы. Оглядываясь по сторонам, девушка прокралась во двор. По наружной винтовой лестнице поднялась на половину тетушки. Хотя Зайнабат давно живет в доме Ашаханум, по этой лестнице никогда не поднималась. Всем категорически было запрещено ходить туда. Покои могли посещать только преданная ей служанка и подруги. К хозяйке по будням, и особенно по пятницам, на важные встречи приходили деловые люди, купцы, после них – городские дамы. Раз в неделю по вечерам у нее собирались влиятельные личности, музыканты, танцовщицы. Зайнабат в свои покои хозяйка ни разу не приглашала. Если и знакомила ее с подружками, городскими дамами, ханум, то только за пределами дома, в разных женских клубах, в театре, на вечеринках.
Двери веранды были приоткрыты. Еще в полуосвещенном коридоре Зайнабат почувствовала, что хозяйка не одна. Из одной комнаты было слышно прерывистое дыхание мужчины, сопение, шелест белья, чмоканье губ, тихий, приглушенный смех женщины, сладкое перешептывание счастливой парочки. Зайнабат остолбенела. Она догадывалась, что может происходить за дверьми спальни.