После побега из-под венца, оказавшись в городе, она долго рыдала. Пойти в дом хозяйки побоялась, отправилась к немке-гувернантке. Там выпила вина, с ней и другими подругами отправилась в караван-сарай, где тоже приняли на грудь с непонятными мужчинами. Дальше пошло-поехало. Все эти дни она с кем-то беспробудно пила, веселилась. Картинки в пьяном бреду, перевернуто воспринимающиеся ее воспаленным мозгом, принимали формы, цвета неземных существ. В ее сознании время расплылось. Она забывала, путала, где и с кем проводит время, куда пропал ее дед, тетушка Ашаханум, близкие, родные… Она не могла понять, почему у них во дворе не горят костры, в огромных казанах не готовится жаркое, плов, не жарятся шашлыки… Ведь она выходит замуж! И где, наконец, музыка – ее любимый чунгур[9]?
В затуманенном мозгу прокручивались фрагменты, обрывки картин ее воспаленной памяти. Перед ее глазами маячили образы мужчин, с которыми она пила вино, танцевала, делила ложе… Перед ней мелькали наглые рожи куртизанок, завистливые глаза обслуживающего персонала питейных заведений. Ее окружали тени многих мужчин, прошедших через ее постель. Она забывчиво спрашивала себя:
«Кто же меня сейчас тискает? – Забывала, с кем сейчас валяется в постели. – Где-то рядом стучатся в ворота? Быть может, это свадебный кортеж жениха прибыл за мной? Я догадалась: это представители жениха стучатся в двери, предлагая подружкам выкуп за меня. Когда они получат оговоренную сумму, жениха пропустят ко мне. И в окружении подруг заберут меня. А я не готова, даже не оделась. – Стук в ворота болью отражался в ее мозгу, в котором то вспыхивали, то гасли разные картины. – Кровоподтеки на лице, руках, ляжках ног. Что это со мной случилось?.. Ах да! В ресторане была драка. Я ввязалась в нее, ощутила боль в боку. Но больше ничего не помню… А может, все это мне снится? Не схожу ли я с ума?.. – Сознание прояснилось. Ее тискает мужчина, с которым она сбежала из ресторана и которого привела в дом хозяйки. – Паршивая, безухая собака! Как противно воняет у тебя изо рта, словно туда опорожнили бочку с нечистотами! Ой, что за свет?.. Женщина… Хозяйка?.. Нет, все это сон… Я вижу страшный сон!..»
У нее затуманилось сознание. Она провалилась в бездонную пропасть…
Безухий мужчина, как только на него с руганью и палкой в руках набросилась хозяйка дома, не понимая, что происходит, вскочил с постели. Так и не разобравшись, на ходу надевая штаны, рубаху, выбежал из дома.
– Встань, путана! – хозяйка, смачно ругая Зайнабат, стаскивала с нее одеяло. – Встань и убирайся вон из моего дома! Это тебе не караван-сарай! И не дом с красным фонарем на воротах! О Аллах, как низко ты пала! И какого вонючего козла привела в мой дом! А я-то, дура, собиралась переписывать на твое имя все свое имущество!
У Зайнабат сильно болела голова, спьяну она почти ничего не соображала. Не понимала, чего от нее добивается хозяйка и зачем кидается на нее с руганью.
Тетушка Ашаханум, не переставая ругаться, брезгливо плюнула в постель.
– Подзаборная сучка! Смотрите, до чего эта дочь уважаемого рода докатилась! Я думала, приближу ее к себе, уберегу от всех напастей. Сделаю своей… своей опорой, своим дыханием, своим солнцем… А эта что вытворяет!.. Стала куртизанкой! Я ненавижу… – кричала она в ярости. – Я презираю тебя! Будь ты проклята!
От этих слов Зайнабат враз протрезвела. Приходя в себя, вскочила с постели. Была ошеломлена тем, что слышит и видит. Перед ней, уперев кулачки в бока, стояла тетушка Ашаханум. Она с ног до головы была в зеленом: зеленое бархатное платье, зеленые шаровары, зеленый дымчатый шарф, небрежно накинутый на плечи, зеленые чувяки[10], перстень на пальце с зеленым глазком… Но больше всего она была поражена видом ее зеленых глаз. Казалось, они сияли торжествующим зеленым светом.
Зайнабат вспомнила: она сбежала из селения в город, чтобы отвести от себя и семьи беду.
– О Аллах, что я наделала?
Схватилась за голову, лихорадочно думая, как выпутаться из этой грязной истории. Решила не сдаваться, не паниковать! Брезгливо оглядела комнату, расфуфыренную хозяйку. Злорадно скаля зубы, бросила на нее бесстрастный взгляд. В постели подтянулась всем телом, вызывающе заламывая руки за голову. Сладко зевнула тетушке в лицо, на затылке хрустнула костяшками пальцев. С минуту придумывала, как больнее ужалить ее. Через бедра скинула с себя под ноги рубашку, открывая перед зеленеющей женщиной все свои прелести. Прикрыв глаза, стала вызывающе гладить свои груди. Чувствовала, что тетушка с замиранием сердца следит за каждым ее движением. Обольстительно задышала, пальцем подманивая Ашаханум. Та затрепетала, но с места не сдвинулась. Зайнабат сползла с кровати и на плетущихся ногах грудью пошла на тетушку, у которой трусливо забегали глаза. Чувствуя подвох, что-то невнятно лепеча, отступала она перед наступающей молодой волчицей. Неожиданно Зайнабат смачно харкнула и запустила в лицо Ашаханум увесистый плевок.
– Ты желала меня растоптать… Если не получится по-твоему, хотя бы, втоптав в грязь, сделать меня своей рабыней? Это видишь?! – показала она кукиш. – На, вкуси, андрогина недорезанная! И не смеши меня! Ты думала, когда лезла… ко мне, думала, что я деревенская дура и ничего не понимаю?! Как бы не так!.. Ты тот перевертыш, который превращается то в мужчину, то в женщину! Как ты жалка! И как многолика! Ты, ха-ха-ха, даже не знаешь, кем рождена быть! Думала, о твоей сущности никто не догадывается? Думала, я не понимала, почему от тебя по вечерам девочки выходят в слезах?! Все, кому надо, знают, что ты двуполая сука! И своей испорченностью давно скатилась в городское болото… Ты свихнулась с того дня, как заперла мужа, его родителей и подожгла! Жалкая тварь! С тех пор одновременно спишь с отмытыми кобелями, грязными козлами и козами!
Ашаханум, теряя самообладание, враждебным взглядом водила по холодному оружию, увешенному на стенах.
– Откуда ты, пигалица, знаешь про… – голос ее дрогнул. – Семью моего мужа? Это было несчастье! – Ее глаза враждебно округлились, она то сжимала кулаки, то разжимала. – В том доме случился пожар… Пожар-р-р…
– Ха-ха-ха! Так я тебе и поверила! Я еще много чего про тебя знаю… Не надо было знакомить меня со своими подружками-куртизанками…
– Ух ты, гадина! Задушу, закину в яму!..
– Мне твои угрозы как удары барабанщика в барабан… Если я окажусь в яме, которую ты мне выкопала, то только с тобой, люби-и-имая тетушка!
Ашаханум, собирающаяся повергнуть врага к своим ногам, затряслась от неожиданного сокрушительного удара. Даже свет в глазах померк. Не удержалась, размахнулась рукой, собираясь огреть Зайнабат по щеке. Но, встретившись с грозным взглядом утробно взревевшей волчицы, остановилась с приподнятой рукой. Волчицей взвыла и сама Ашаханум. Они, рыча, злобно буравя друг друга взглядами, пошли по кругу. Сделали один, второй, третий круг. Круг сужался.
Зайнабат неожиданно выпалила:
– Стерва, как ты безобразна и как прекрасна! Как обаятельна! Будто только что сошла с картины Рафаэля. Если бы не твои повадки гиены, могла бы стать шахиней… Только вот никак не пойму, откуда в тебе набралось столько яда, скрытой ненависти ко мне? С какой целью шастаешь по моей спальне в такое время, какаду с длинным клювом? Я тебя не звала!.. – В щелочках сузившихся глаз неожиданно померк свет, лицо помертвело. – Фу, черт! – перешла она на шепот. – Как я могла забыть?! Да ты же, сучка, приползла, чтобы посмеяться над моим унижением! Сначала совратила мою душу, а затем бросила мое тело к ногам грязных скотов!.. Это ты меня сделала такой!
– Так тебе и надо, тварь! – Ашаханум зашипела змеей. – Кто тебя просил совать свой сопливый нос туда, куда не просили?! Теперь пожинай свои плоды! Да, это я методично превращала тебя в блудливую куртизанку, на которую завтра не обратит внимания даже самый паршивый пес!
От этих слов Зайнабат словно внезапно озарило. Это двуполое существо в своей мести к ней слишком далеко зашло. И как жестоко ее наказало! К горлу подступил горький ком, застрял там, не давая дышать, не давая выхода слезам. Его не проглотишь и не выплюнешь. Сердце остановилось, глаза наливались кровью, ослепляя ее. Глаза ее в поисках чего-то стали блуждать по стене. Взгляд остановился на холодном оружии. Одним прыжком оказалась она рядом с кинжалом. Сорвала, вынула его из ножен.
– Не тебе одной торжествовать, мегера! Я смою свой позор твоей сгнившей кровью! – И приставила лезвие кинжала к шее Ашаханум. У нее в глазах совсем потемнело.
Голова перестала слушаться, затряслись коленки. Она шумно задышала через хищно раздувающиеся ноздри. Вокруг нее все завертелось, пошло кругом: окна, двери, большая, широкая тахта… И все стало покрываться мраком. Зрачки ее неестественно расширялись. Став за спину, одной рукой обхватила она жертву за талию, прижимая к себе. Наклонилась к ее уху и зашипела змеей:
– Это тебе за мою поруганную честь! – Лезвием кинжала полоснула по горлу… Теряя сознание, Зайнабат приставила острие кинжала к своей груди и прошептала: – Аллаху акбар!..
Но чья-то подоспевшая рука ухватила ее за руку.
Зайнабат не увидела, а почувствовала, что это была рука деда. Он выхватил из ее руки кинжал, отбросил в сторону. И одним взглядом, брошенным на комнату, осознал, что в этом доме произошло. Дергающееся тело Ашаханум лежало в крови… Рядом была голая внучка с мертвецки побледневшим лицом. Кажется, не дышала. В глаза бросалась грязная, помятая постель с непонятными пятнами на белье… Рубаха-туника лежит на полу, тут же валяется нижнее мужское белье… Он падал, хватаясь за сердце…
Глаза Зайнабат пугливо вылупились. Она скукожилась, пытаясь чем-то прикрыть свою наготу. Потеряла сознание…
Когда глава рода Мурад обнаружил исчезновение, он догадался, куда могла сбежать внучка. Сел на коня, направил его в сторону Дербента.