«Его надо убить, уничтожить, – вертелась неотвязно мысль. – Иначе он набросится не только на меня, но и на корову». Ненавистная мысль горела в мозгу, уничтожая страх, и придавала мне неимоверную силу. Таща волка, я добрела до коровника и, нащупав в темноте лопату, остриём пронзила ему горло. Волк дёрнулся и издох. И только потом я почувствовала, что избавилась от страшной силы, которая таилась в звере и в решительный момент передалась мне. Но они мигом покинули меня после страшного убийства, и я сидела на полене и смотрела, как на землю вытекает кровь из горла поверженного волка.
Кормушка для белки
Снег падал на удивление мягко и нежно. И от такого воздушного пуха становилось тепло. Никто не стрелял из римских свечей. Лес погрузился в детский сон. Снилась дорогая мама, свежая постель, тишина. Сладкий сон окутал весь лес.
В лесу на ёлочках развесили подслащённые ледяные кубики разных цветов, зерновые звёздочки и кормушки с резными сороками.
Белки уже с утра прибегали на кормёжку. Их тропинка к этому местечку проходила с краю, как и лыжня, что проложена всегда в этом месте.
Маленькие зверьки – эти белки – к чужим относились боязливо, пугались и соскакивали с кормушки, цокали, бегая по деревьям, точно на миг поднималась короткая паника. Иногда им слишком много насыпали семечек, орехов и других продуктов, поэтому на берёзу наклеили объявление: «Просьба – хлебом не кормить!». Но сегодня приостановились заведённые порядки. И у белок пусто.
Я всегда брала с собой орешки на всякий пожарный случай и подсыпала горсточку белкам. Но их не было, как раньше, у кормушек. Будто все обитатели леса куда-то скрылись.
Навстречу мне попалась одна невысокая худенькая женщина, остановилась возле кормушки и, вытащив гостинцы с орехами, громко позвала:
– Бела, бела, иди сюда!
Она достала несколько горстей семечек с орехами и подкинула их белкам.
– Сейчас прибежит бела.
Я подумала, что бела испугается громкого зова и, наоборот, спрячется. Лучше положить незаметно белке еду. Но оказалось не так. Бела, узнав зов кормилицы, мигом прибежала и уселась в кормушку поесть. Я как-то интуитивно почувствовала, что от женщины исходит некий импульс, который белка сразу опознала и прибежала на зов.
– Бела, бела. Вон она уже сидит. Ей покушать надо.
Бела совсем не была обижена, что ей насыпали большую груду орехов. Она, довольная, уселась на своё место, и ела, и ела.
А я подумала о том старом кино, когда дембель приехал домой и хорошо отпаивался после долгой службы в кругу семьи. Вот он сидит у окошка, пьёт из кружки молоко и вздыхает.
Михайловские грязи
Зря надеяться и ждать ранней зимы по календарю, что может наступить в начале ноября. Обычно морозец может стукнуть в конце октября, покрыть траву снегом, а на дорожках проступит гололёд. Уже начинают квасить капусту, но только для пробы, потому что основательно квасят капусту для лучшей сохранности в мороз, что наступит где-то в конце ноября.
А в середине месяца обычно бывает оттепель. Тем более на Михайловские дни. Вот этот период времени и принято называть Михайловские грязи. Первый поверхностный снежок оттаивает, и приосевшие листья в лесу, влажные и склеенные, липнут толстым слоем к ногам. Собаки ко всему принюхиваются: и легавый пёс Марк с серьёзной озабоченной мордой, и сентиментальный Азор в большом волнении, у него текут слюни, а хозяйка не успевает протирать их тряпочкой. Азору хочется принести хозяйке палку, услужить ей в ответ, и он, опустив тяжёлую морду, бродит или бегает в поисках палки в лесу.
А вот маленькая девочка Агата на дорожке выкатила летний велосипед с зонтиком. Азор ревнует ко всяким изобретениям, хочет осмотреть разноцветный велосипед с игрушками, рядом маленький Йорк в стёганой курточке, почти такая же у Агаты, с подстёжкой и капюшоном. Азор, ростом с семилетнюю Агату, радостно лает. Маленькая Агата пугается и чуть не летит вниз с летнего велосипеда. Маленький Йорк в капюшоне смотрит на хозяйку очень доверчиво. С годами обычно все собаки привыкают к своим хозяевам, их тянет к своим как магнитом.
Стоит туман, деревья, голые, чёрные, торчат и дрожат, как оголённые нервы, прямые ветки оголяются в туманной дымке, как рукоятки. Осень оставила много щедрот, вызревших и созревших за лето овощей и фруктов. Всё это отобрано в мешки и теперь стоит в погребах, на складах и хранилищах. Первый настоящий морозец может ударить на Катерину, седьмого декабря. Вот тогда уж точно зима должна вступить в свои права. А вообще-то, как знать, как себя поведёт природа, осень может и до января продержаться в оттепели. Как у Пушкина в романе «Евгений Онегин» говорится:
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе…
Трава и земля разжижены. Сразу вспоминаешь грязный разъезд под Подольском в Мелихово к усадьбе Чехова, где прежде катили бочки и гуляли свиньи. И деревню Рязанцы с усадьбой Алябьева. И даже Царицыно, что тоже выросло на бывшем грязном разъезженном месте. Обычно на таких маленьких грязных местах и строились селения, и вырастали даже крупные города. То ли Москва, то ли Рим. Михайлов день знают и там, в Западной Европе, как очень почитаемый праздник.
Перехожая русская провинция… Оставить бы тяжёлую ношу, что каверзным вопросом согнула многим спину в калач. Чего попусту ломать сухие ветки, сбиваться со счёту? Итак, листья опали. А то выйдешь поутру – а трава вся седая, седая борода. И у белочки уже проступает серый подпушек. Вон она из леса на школьный двор прибежала, к стеле погибшим в сороковые. Рядом, у берёзы, мелькнул её серо-бурый хвостик.
А вот на Катерину снега больше будет, и тогда лучше прокатиться на санях по снежку, что застелет гладко-гладко траву, как скатерть. Любо-дорого смотреть. А то ведь как глянется. Зима на носу. Снежинок много разных выпадет. Хоть в лупу рассматривай.
Нужен ты мне, как варежки в Петров день
Совсем размокропогодилось. Ещё вчера было солнце и жара. А сегодня небо затянуло, дождь, на лужах скользко и качает во все стороны. И на градуснике всего плюс семь. Лето называется. Вот уж нечего сказать. Мой дядька пьёт. Из бутылок целая крепость стоит, вотчина. Всё водку и водку глушит и кричит мне:
– А ну, когда аглицкий будешь учить? Понимать надо!
А я ему:
– Ага, ага. Вот как только мама курочкой накормит, так сразу.
А он мне:
– Что кисель разводишь? Делом займись.
Я схватил бутылку и говорю:
– Сделаю из бутылки замок. У мамки тесто замешено, сейчас облеплю бутылку, обкатаю и раскрашу под кирпичи. Вот так вота! И дело моё будет.
– Никак, в лоб захотел, лоботряс ты эдакий. За бутылкой тянешься! – закричал папа, схватил меня за руку и поставил в угол.
– Пора тебе Закон Божий учить. Стой в углу и «Живые помощи» учи, двенадцать параграфов. Все спрошу их и в разбивку тоже. Пока не выучишь, из угла не выйдешь.
Дал папка мне Закон Божий, и стал я его зубрить в углу. Целую неделю зубрил. Никак не мог запомнить целиком. Выучить я быстро смог, а в разбивку совсем не получалось. Путался я, когда папа называл параграфы вразнобой. Так я из угла не выходил целую неделю. Как проснусь, сразу – в угол. И стою, «Живые помощи» зубрю, двенадцать параграфов вразнобой.
А тут и погода поменялась. Опять жара – лето. А я в углу зубрю, сам в окно подсматриваю.
Тут папка меня опять стал «Живые помощи» спрашивать и целиком, и вразбивку. И вдруг у меня всё сошлось, как будто кто пальцем в небо ткнул. Я папке всё ответил, что он спросил.
Он меня отпустил и сказал:
– Любит тебя Пётр, сегодня самый жаркий день лета, Петров день. Можешь идти на речке искупаться.
Обрадовался я и побежал купаться. А там пацаны в воде барахтаются, плескаются. Одни прыгают, другие – руками плескаются, третьи – камушки в воду кидают.
Один пацан из камыша строил под ивами шалаш, набрал листьев и палок. Я сразу увидел, что палки у него плохие, коротковатые. А за оврагом приметил хорошую рогатину. Сбегал я за ней, принёс пацану и говорю:
– Вот это, как раз, для шалаша сгодится.
Пацан покосился на меня и буркнул:
– Нужен ты мне, как варежки в Петров день.
Калега на халаты
Смотришь порой на мужика, у кого рыльце в пушку, и думаешь: вот купец русский стоит, знает цену, что почём, усы поглаживает, концы закручивает. Хорошо устроился, живёт себе и живёт, никто ему не мешает. Знать, умён, только скрывает, как он живёт. Лишнего слова не скажет. Потому что по слову, то, что сказал человек, многое можно определить и осудить.
За словом в карман не полезешь, его добывать нужно. Оно не манна небесная, а то, что может направить и путь указать. Это такое вещественное доказательство. О чём же стоит напомнить? Слова выстраиваются, как клетки в организме. Как говорится, что подашь, о том и речь.
В некоторых деревнях помнят люди ещё старые слова. Ими, может, и кормится земля, на их правде. В старых словах раньше толк и был. Хорошо это знали люди прежде. Но и расплачиваться за них приходилось очень дорогой ценой, чтобы жили все потом, как ни тяжко было тянуть лямку. Вот представлены и были к тому.
Давалось самое малое. И порой средств к существованию не было никаких. Эти времена помнила моя бабушка Катя. Жила она в деревне. Семян своих было мало, и то только те, которые выручали.
Тем летом в деревне стали сажать калегу. Потому что всякое действие было замечено, и русские люди в деревнях да на окраине боялись, чтобы никто к ним чужой не понаехал задами из других окраин или чужих степей.
Тем летом они посадили много калеги в огороде. Выросла она толстобокая, так и распёрло её. Бабушка девочкой тогда была. Ходить было ей не в чем. Совсем не было одежды и не на что купить. Тогда она надумала сторговаться про калегу на халаты. Набрала она её в большую тряпицу, мешка совсем не было. И пошла пешком в город на рынок продавать. Идти было далеко, лошадь и телегу никто не дал. Но с поклажей на спине она всё-таки добралась до города. Дорога вела через лес и пригорки. И только один указатель и подсказал, куда ей сворачивать надо.