Антология. Достояние Российской словесности 2024. Том 5 — страница 29 из 55

– Митька, вылетай! Побегаем, покупаемся, тепло!

Многие знают выражение «босоногое детство». Но некоторые воспринимают его односторонне. Босоногим детство было не только от того, что обувки не хватало, но и от нашей любви босыми ногами побегать по лужам под дождём или после него, брызгаясь друг на друга. Это была одна из любимых забав, по которой мы соскучились в это жаркое лето.

– Давай быстрей! Я сейчас ещё Сашку позову. Лафа!

Я быстренько сбросил домашние тапочки, скинул носки, шорты и в одних красных трусах, которые сшила мне мама, прыгнул на волю. Действительно тепло. Вначале водные струйки чувствительно хлестали по телу, но вскоре стали стихать и только щекотали ручейком меж лопаток. Юрка с Сашкой с визгом и смехом уже ошарашивали друг друга брызгами, когда я вылетел из ворот и, ловко прыгнув в большую лужу, окатил друзей фонтаном не очень чистой воды.

– Ах ты так!

Друзья кинулись за мной. Мы носились по улице как ненормальные, не обращая внимания на призывы вернуться домой. Дед стоял на крыльце, покусывая ус.

– Добре! Пусть повыкаблучиваются. Божья благодать! Здоровее будут… ну, право, как жеребята. Митька, только недолго!.. – крикнул и ушёл в дом.

– Смотрите, радуга! – Юрка первый заметил наполовину просматривающееся цветное полукружье над домом культуры и завопил. – Коромысло повисло, молочко-то скисло, дедушка ругается, солнце улыбается.

Его поддержал Сашка:

– Ой-ля-тру-ля-ля, ушёл дождик за поля, перестал мочить он нас, вот и весь о том рассказ.

Услышав это мальчишечье заклинание, дождь прекратился. Солнце сразу стало наводить порядок на мокрой земле. В воздухе чувствовался какой-то особый запах свежести, как позже узнали мы в школе, это благодаря газу озону. Деревья мерцали дождевыми каплями-фонариками, лужи блестели упавшими на землю зеркальцами, промытые окна домов стали прозрачными, словно у хозяек прошёл массовый субботник по мытью стёкол.

Мы уже собирались домой, как вдруг увидели в двух метрах от нас огненный шарик величиной с резиновый ручной мячик. Он висел, покачиваясь из стороны в сторону.

– Что это? – почему-то прошептал Юрка.

– Горит как раскалённый. – Сашка хотел подойти ближе, но шар отскочил в сторону.

– Ничего себе! – я махнул рукой, и огненный клубок отлетел ещё дальше. – Пацаны, смываемся, только не быстро, ему наши движения не нравятся.

Саша стал медленно пятиться к своему дому, а я – к нашей калитке. Юрка с расширенными от страха глазами застыл на дороге столб столбом. Вдруг наш незнакомец пошатнулся, опустился чуть ниже и, набирая скорость, устремился в сторону железнодорожного полотна, проходившего недалеко от нашей улицы. Мы, как заколдованные, не торопясь потрусили за ним. Шар очень быстро скрылся с наших глаз. Вдруг оглушающий удар и взрыв потряс нас. Со страху мы, выросшие на военных фильмах, шлёпнулись на землю каждый там, где стоял, в грязь или лужу. Через секунду вскочили и, смущённые, стали приводить себя в порядок.

– Бежим, посмотрим, что там такое.

Сашка припустил в сторону железной дороги. Соскальзывая, помогая себе руками, мы забрались на железнодорожную насыпь и обомлели от увиденного. Один рельс на протяжении тридцати сантиметров представлял собой расплавленную лепёшку, от которой шёл пар.

– Вот это да! – Юрка смотрел на друзей, что-то соображая.

– Пацаны, а если поезд… он же сойдёт с рельсов, а если пассажирский, тогда как?

– Как-как? Тогда катастрофа… Так, Юрка, давай бегом жми к путевому обходчику, он должен быть в будке, на переезде, а мы с Митькой дежурить будем, ждать поезд. – Сашка ещё раз посмотрел на остывающую бесформенную массу бывшего рельса.

– А как вы остановите поезд?

– Как, как? Не знаю, как. Ты давай дуй скорее, а не рассусоливай. Может, ещё успеешь до поезда.

Юрка убежал, а мы переглянулись, помолчали и стали согреваться прыжками и короткими пробежками.

– Саш! А действительно, как мы остановим поезд?

– Да не знаю я! Надо какой-то знак, красный флажок, а у нас ничего нет, даже рубашки. Домой сбегать? Можно не успеть.

Вдалеке послышался паровозный гудок.

– Идёт! – выдохнул я.

Саша скатился с насыпи, выломал в ближайших кустах длинную ветку и, вернувшись, внимательно посмотрел на мои красные трусы.

– Митя! Надо снять и привязать их к палке. Я пойду навстречу.

– Почему я? А свои не хочешь?

– Мои чёрные, могут не заметить. Да не дрейфь, никого же нет, никто не узнает.

Мы уже видели приближающийся состав.

– А вдруг он пассажирский?..

Этим он убил все мои сомнения. Оглянувшись по сторонам, я снял трусы и присел на корточки возле расплавленного рельса. Саша, размахивая импровизированным флагом, двинулся по шпалам к поезду. Раздались длительные тревожные гудки, а затем послышался колёсный скрежет от аварийного торможения. Паровоз остановился в трёх метрах от стоящего с закрытыми глазами Саши. Я оглянулся и увидел вдалеке бегущих к нам Юрку с путевым обходчиком. Подбежал Сашка, отдал мне трусы, которые я спешно натянул, чуть не упав. В это время к нам подскочил машинист.

– Вы что, сумасшедшие… – он осёкся, натолкнувшись взглядом на то, что было рельсом. – ДОРОГИЕ МОИ! Какие молодцы! Дайте я вас расцелую.

Он обнял нас, пряча влажные глаза, а потом вдруг пнул железную лепёшку.

– Кто же этот гад… Кто это мог сделать?

Подбежал запыхавшийся обходчик.

– Ну, пацаны, ну, герои… да я… всей школе расскажу.

Я вспыхнул.

– Только про трусы не надо… дразниться будут.

Все посмотрели друг на друга и вдруг громко расхохотались.

– Так это же героические трусы! Ты гордись, а не смущайся. Ладно… не расскажу!

Мы выложили, что видели.

– Фантастика, – пожал плечами машинист, – силища-то какая! Рельс расплавить! Ладно, ребята, ещё раз спасибо вам, бегите домой, а то уже посинели.

Путевой обходчик записал наши фамилии, адреса и мы помчались домой переполненные пережитым. Вдруг я кое-что вспомнил и от неожиданности даже остановился.

– Ты чего, Митька?

– Я вспомнил книжку «Властелин молнии», там что-то похожее описывалось. Это шаровая молния!

– Молния?! Она не такая.

– Это другая, шаровая. Очень опасная штука. Учёные до сих пор не знают, как она образуется, но чаще всего после грозы.

– А что, она и убить может?

– Запросто!

– Значит, нам, как и машинисту, здорово повезло.

Через неделю на торжественной линейке всем троим вручили почётные грамоты и по килограмму московской карамели. Машинист сдержал слово, и вместо трусов в его рассказе фигурировала рубашка.

Так судьба в двенадцатилетнем возрасте оставила меня жить, вероятно, для выполнения возложенной на меня миссии. И значительно позже она неоднократно подтверждала своё решение, оставляя меня взрослого в живых в самых, казалось бы, безвыходных положениях: провалившегося в трещину ледника, утопающего в болоте-зыбуне, в таёжной встрече с медведем нос к носу. Может быть, мне удалось оправдать своё существование теми спасёнными жизнями, которые продолжились после моих многочисленных операций. Судьба предназначила мне быть хирургом.

Яблоки

В воскресенье, после обеда, набегавшись за мячом, в тенёчке под раскидистым тополем расположилась наша уличная ватага – десяти-двенадцатилетние мальчишки. Август в этом году выдался жарким. Быстрые проливные дожди с грозами давали короткие передышки от непривычного для Урала пекла.

– Ну чё, пацаны, жарко? Чё делать будем? – спросил старший из нас, Генка Банников, хулиганистый, белобрысый мальчишка, загоревший до черноты, в выцветшей майке, в чёрных до колен шортах, в сандалиях на босую ногу. Согласно фамилии мы его звали Баня.

– Может, в прятки? – подал голос чернявый, похожий на цыганёнка, самый младший, Костик Цыган.

– Не! Надоело… – протянул постоянно что-то жующий Федя, отличавшийся нездоровой полнотой.

– Ты, Сало, помалкивай, – грубо оборвал его наш знаменитый вратарь, худой, рослый, рыжий Олег-Шест. – Хватит одному грызть сушки, угости лучше друзей.

Мы дружно с удовольствием захрустели.

– Яблочко бы погрызть, – мечтательно произнёс Баня.

– Хорошо бы… Да чё тут гадать, айда на озеро, поплаваем, я камеру прихвачу, – предложил Чирк, отмеченный широкой щелью между передними зубами, через которую он, на зависть друзьям, лихо чиркал слюной.

Надо сказать, нашему району повезло. В его черте расположилось большое солёное озеро. Говорили, что это остаток от древнего моря.

– На наше любимое место!

– Точно, пошли!

– Жарища, только в воде и сидеть можно, поныряем, кто дальше…

Все оживлённо загалдели, перебивая друг друга. Только Генка-Баня молчал, что-то сосредоточенно обдумывая.

– Сходим! А потом яблочки погрызём.

– Ты чё, Баня? Где мы их возьмём? Дорогущие, да и денег у нас нет, – удивился Шест

– Я знаю где, на плодовке[4]. Нам же мимо идти. Вот на обратной дороге и заглянем. Есть одна лазейка в заборе.

– Там же сторож с берданкой, – подключился я, – всадит солью в ж… – запоёшь.

– Не дрейфь, Рудик, я всё продумал.

Купались мы недолго. Все загорелись предстоящей операцией. Баня объяснил свой план действий:

– Двое вдоль забора уходят подальше от сторожки и устраивают там шум, галдёж. Это Сало и Цыган. Сторож побежит к ним, и тогда остальные ныряют в дырку, набирают яблоки за пазухи и смываются. Делов-то! Легче всего их брать со стелющихся яблонь. Крупные. Сладкие. И невысоко. Только ветки не ломать. Поняли?

– А мы что же, без яблок останемся? – погрустнел Федя-Сало.

– Не боись! И для вас наберём. Всем хватит, – успокоил его я, радуясь, что меня включили в основной состав команды для лихого набега.

Замысел Генки оправдался без сбоев. Сало и Цыган устроили такой визг, что мы забеспокоились, всё ли с ними благополучно. Сторож, естественно, ушёл к ним в дальний конец станции проверить обстановку. Оказавшись в саду, все растерялись от увиденного изобилия. Бело-жёлтый «Белый налив», нежно-зелёная «Антоновка», «Уралка» и другие неизвестные нам сорта. Подножья яблонь были усыпаны упавшими плодами. Мы с Шестом кинулись их собирать.