– Что дальше?
Пожав плечами, ангел устало сполз по стене. Короткий рассказ вымотал его до предела.
– Все. Двери закрылись, я подождал еще немного и ушел. Плохое место. Никто не бросил монетки танцующему ангелу.
Кинби посмотрел на бродягу сверху вниз и полез за бумажником. Достал пару банкнот, сунул в карман, неровными стежками пришитый к неимоверно грязному пончо.
– Постарайся не все деньги потратить на свою дрянь. Купи хотя бы немного еды.
Чикарро лишь грустно улыбнулся и слабо помахал рукой вслед моментально растворившемуся в тенях силуэту.
Выйдя на Закатный бульвар, Кинби глянул на часы. Он и так с точностью до минуты, знал, сколько времени осталось до рассвета, но ему нравились мелкие человеческие привычки и дорогостоящие человеческие безделушки.
Порой ему казалось, что страсть к красивой одежде, дорогим часам и прочему, совершенно ему не нужному хламу, уже перешла в манию и вещи начинают давить на него, требуя все больше и больше места. Иногда он просыпался от кошмара – во сне вещи окружали его и начинали растворять. Кинби ощущал, как его душа перетекает в часы и туфли, смокинги и клубные пиджаки, флаконы одеколонов и бумажники ручной работы. Тогда он открывал глаза и неподвижно лежал, внимательно вглядываясь в непроницаемую для людского глаза темноту своей спальни, проверяя, все ли шкафы, тумбочки, шифоньеры и застекленные витрины остались на своих местах.
Но расставаться с вещами и привычками Кинби не хотел. В конце концов когда-то он и сам был человеком и ему нравилось баловать себя старыми привычками или приобретать новые, тщательно отобранные после многолетнего наблюдениями за людьми, к которым Кинби питал тщательно скрываемую слабость.
Сверившись с часами и убедившись что ночь еще даже не приблизилась к середине, Кинби решил заглянуть в бар “Фиолетовый осьминог”.
Ночной бульвар кипел. Обрывки музыки, вопли зазывал из стриптиз клубов, шепот сутенеров и пушеров, рев автомобильных гудков и визгливая ругань проституток создавали неповторимый звуковой фон, сопровождавший лихорадочное мельтешение толпы.
Выплескиваясь из дверей баров, клубов, борделей и варьете, людские ручейки вливались в остро пахнущее алчностью и похотью море, время от времени выплескивавшееся с тротуаров на проезжую часть.
С легкой отстраненной улыбкой Кинби разрезал толпу. Люди из людей, храты, добберы, люди из Ночи, все они безотчетно расступались перед ним, не всегда даже обращая внимание на невысокую стройную фигуру в дорогом неброском костюме и мягкой серой шляпе. Лишь некоторые ежились, робко глядя Кинби в спину.
К этому Кинби тоже привык. В конце концов, даже в этом безумном котле, именуемом Городом Богов, такие как он встречались нечасто.
Вампиры всегда были редкостью.
“Фиолетовый осьминог” имел славу заведения недорогого и непритязательного. Держал его человек из людей, давно забывший свое имя и отзывавшийся исключительно прозвище Папа Бургер. Происхождение этого прозвища оставалось загадкой и служило причиной постоянных пересудов среди завсегдатаев.
Бургеров в “Осьминоге” отродясь не было, зато наличествовало пойло, которое Папа Бургер выдавал за виски, дешевый джин и лучшее в городе темное пиво.
Самые отважные могли отведать фирменный омлет.
Кинби был единственным, кто решался заказывать здесь бифштекс с кровью. За это Папа Бургер вампира искренне уважал.
Действительно непрожаренный бифштекс и темное пиво сами по себе были достаточными причинами для того, чтобы Кинби полюбил этот бар, но было и еще одно обстоятельство, делавшее “Фиолетового осьминога” одним из его любимых мест. Когда-то давным-давно прокуренный зал облюбовали полицейские ночной смены, поскольку здание Городского управления находилось неподалеку и, если знать где именно срезать, то, проплутав буквально пять минут по глухим переулкам, можно было попасть в гостеприимные объятья Папы Бургера.
Аккуратно прикрыв дверь, Кинби сбежал по ступенькам и огляделся. Зал, как всегда, плавал в клубах сигаретного дыма, ночной бармен Николя меланхолично протирал стойку несвежим полотенцем, в глубине зала тихонько что-то обсуждали смуглые барыги из Восточного предместья. Они любили здесь сидеть, как и полицейские. По молчаливому соглашению здесь никто никого не трогал, никто никем не интересовался.
Из клубов дыма выдвинулась массивная темная туша. Двухметровый доббер Жорнус входил в пятерку лучших вышибал в городе и всегда ревностно относился к своим обязанностям. Проскрежетав нечто неразборчивое, вышибала кивнул, давая понять, что узнал клиента. Развернулся и потопал обратно. Кинби вежливо поднял шляпу, и заднее лицо Жорнуса подмигнуло ему в ответ. Это лицо доббера нравилось Кинби куда больше переднего – вечно хмурого, туповато-сосредоточенного.
Кинби подошел к стойке и постучал монетой. Николя тут же оказался рядом:
– Как обычно, господин Кинби?
Детектив задумался.
– Нет, пожалуй, пока только пива. И соленых орешков. Только, умоляю, Николя, проследи, чтобы они были действительно солеными и действительно прожаренными.
Понимающе улыбнувшись, бармен принялся наполнять тяжелую кружку темным пивом.
– Да, кстати, лейтенант Марино или сержант Шесински не появлялись?
Николя молча покачал головой, сосредоточенно следя за пивной струей. Наполнив кружку, артистически отправил ее по стойке в сторону Кинби. За ней последовало блюдце соленых орешков. Кинув один в рот, Кинби издал неопределенный звук, означающий удовлетворение, взял кружку, блюдце с орешками, и направился в самый темный уголок зала.
Время от времени поглядывая на дверь, он предавался своему любимому занятию – задумчивому безделью. Впрочем, не забывая оглядывать посетителей цепким холодным взглядом.
На маленькой сцене заняло свое место трио Ларса Эйкарта – двое людьми из людей, третий, контрабасист, яркий образчик людей из Ночи – угольно-черные волосы, бледная, почти как у Кинби, кожа, тонкие фиолетовые губы, непроницаемо черные, ничего не выражающие, глаза. Впрочем, почти сразу контрабасист прикрыл глаза тяжелыми веками и тронул струны. Ларс закурил, сел за рояль и зал наполнила задумчивая мелодия Rainy Season Кейко Мацуи.
Откинувшись на спинку полукруглого дивана, Кинби позволил себе окончательно расслабиться и насладиться мелодией. Трио Ларса было еще одной причиной, по которой Кинби проводил вечера в этом прокуренном зале.
Негромко хлопнула дверь, заворчал Жорнус, на этот раз гораздо жизнерадостнее, чем когда приветствовал Кинби.
По ступенькам сбегала невысокая шатенка в свободной кожаной куртке и мешковатых джинсах с накладными карманами. Завершали вечерний наряд тяжелые коричневые ботинки на толстой рубчатой подошве.
Заметив Кинби девушка подняла руку в дружеском салюте и направилась к его столику, бросив по дороге в сторону бара:
– Николя, мне пиво!
– Будет сделано, лейтенант! – с энтузиазмом отозвался бармен.
Сняв куртку, шатенка кинула ее на диван рядом с Кинби и опустилась на стул.
Со стоном вытянув ноги, она откинула голову и прокричала:
– Николя, я устала и хочу пива!
Бармен материализовался возле столика буквально через мгновение и так же стремительно исчез.
Все это время Кинби с улыбкой смотрел на гостью, как смотрят умудренные жизнью старики на милых шумных внуков.
– Здравствуй, Марта.
Отхлебнув порядочный глоток Марта отсалютовала кружкой и слизнула пену с верхней губы. Каждый раз, видя ритуал ее первого глотка, Кинби мучился вопросом, как у нее получается делать это так по-детски и одновременно настолько сексуально.
– Здравствуй, Кинби. Как я уже говорила, я страшно устала.
– Обычно ты забегаешь пораньше. Что-то случилось?
Аккуратно опустив кружку, Марта с силой потерла лицо:
– Убийство. Чертовски противное и, что самое мерзкое, совершенно обычное. Два придурка, два ствола, много “вороньего пера”. Оба решили что бессмертны.
Ну, и? – поднял бровь Кинби.
– Ну, и. Один точно ошибся. Второй поймет свою ошибку скорее всего к утру. А мне… Осмотры, отчеты, писанина… ты сам все это прекрасно знаешь.
– Именно поэтому я и ушел, – хмыкнул Кинби, – Прелесть частного сыска и в том, что писанины гораздо меньше.
Неторопливо потягивая пиво Марта и Кинби смотрели друг на друга и молчали. Спокойная уютная тишина коконом укрыла их столик. Безмолвие не было тягостным, так молчат старые друзья и любовники, которым слова не нужны. Достаточно видеть друг друга.
Отзвучали последние такты мелодии, Ларс заиграл что-то быстрое и мажорное.
– Ладно, давай, спрашивай, – сказала Марта, прикуривая.
– Почему ты думаешь, что я ждал тебя только для того, чтобы о чем-то спросить? – притворно возмутился Кинби.
– Прекрати. Я не говорила, что только для этого. Надеюсь, ты действительно ждал меня еще и потому, что соскучился. Но спросить что-то хочешь. не забывай, я же знаю тебя, как облупленного.
– Хорошо-хорошо! Сдаюсь – поднял руки Кинби. – Что ты знаешь о Доме Тысячи Порогов? Точнее так – слышно ли о нем что-нибудь новое и необычное?
Марта задумалась, пожала плечами.
– Да нет, вроде бы. Ублюдок Хранитель держится в рамках, старается не попадаться нам на глаза. А что касается дел в Дымке или там с Переродившимися, сам знаешь, это все относится к Девятой комнате, а тамошние ребята на нас смотрят как на недоумков, которым только улицы патрулировать.
– Лейтенант Марино, это дело относится к нашей юрисдикции. Не вмешивайтесь – произнесла она утробным голосом, явно кого-то передразнивая.
– То есть никаких новых слухов, ничего о том, что он ведет какие-то дела с людьми из людей не слышно?
– Во всяком случае я такого не слышала.
Марта пристально взглянула на Кинби:
– Дружок, а ты это все к чему спрашиваешь?
– Да так. Пока ни к чему определенному. Но если услышишь хоть что-то о том, что Хозяин завел дела с кем-нибудь из людей, будь хорошей девочкой, намекни мне?