Поводя перед собой стволом автомата, Вяземский медленно приближался к источнику света.
Нападавшего он не увидел. Почувствовал движение воздуха слева, где сгущались тени, и откинулся в сторону, блокируя удар автоматом.
Тяжелый, сотрясающий все тело, удар обрушился на подставленное оружие.
Ян оступился, почувствовал, что падает, зацепившись за обломок камня, и, выпустив автомат, перекатился в сторону. Вскочив на ноги, отпрыгнул в сторону, доставая нож.
Перед ним стоял невысокий, казавшийся почти квадратным из-за непропорционально широких плеч, индеец, В правой руке палицу он небрежно сжимал, усыпанную острыми даже на вид осколками обсидиана.
Плоское лицо воина ничего не выражало. Непроницаемые черные глаза равнодушно смотрели на Вяземского. Ян подумал, что так, наверное, мясник смотрит на корову, прикидывая, как ловчее её зарезать.
Индеец ткнул себя пальцем в грудь, и сказал: – Ицкоатль.
Вяземский лишь холодно улыбнулся в ответ, и перебросил из руки в руку нож.
Ицкоатль исчез, превратившись в вихрь. Ян снова отпрыгнул, уходя от удара палицы, но один из осколков все же задел его плечо. Руку дернуло резкой болью, но Ян постарался заблокировать ее. Потом будет очень погано, но до «потом» надо дожить. И тогда блоль станет наградой, свидетельством того, что он жив.
Сейчас необходимо сохранять бесстрастность.
Ицкоатль старался измотать противника. Ему некуда было спешить. Главное – не пропускать его к месту жертвоприношения, остальное неважно. Понимал это и Вяземский.
Скосив глаза, он увидел лежащий на камнях автомат. Увы, совершенно бесполезный, поскольку удар палицы пришелся как раз по магазину и искорежил его.
Заметив взгляд Яна, индеец нехорошо ухмыльнулся. Он стоял совершенно расслабленный, лишь черные, словно два осколка обсидиана, глаза, внимательно наблюдали за каждым движением Вяземского.
– Ну и черт с тобой, – громко сказал Ян и, без всяких финтов и отвлекающих маневров двинулся на противника.
Ицкоатль перехватил палицу, и побежал на Яна. В последний момент сделал резкое движение вправо, показывая, что сейчас прыгнет и ударит сбоку, и тут же прыгнул вверх и вперед, обрушивая сверху смертельный удар.
Ян прыгнул навстречу. Правая рука с ножом до последнего момента оставалась прижатой к телу.
Удар палицы пришелся в пустоту.
Глаза Ицкоатля расширились в недоумении. Вяземский стоял, прижавшись к нему, обнимая, словно давно не виденного друга. Ян еще раз резко дернул тело индейца на себя, и вождь резко, со всхлипом, втянул воздух.
Палица выпала из его слабеющей руки, и он вцепился в куртку Яна, пытаясь удержать, дрожащие пальцы потянулись к горлу, но Вяземский, сделав шаг назад, рванул на себя нож, по самую рукоять вошедший в грудь Ицкоатля.
Перешагнув через тело индейца, он поднял автомат, попытался достать магазин, и с досадливой гримасой положил оружие. Автомат был безнадежно испорчен.
В пистолете патронов тоже не оставалось – последние ушли на посты, выставленные Сухановым.
– Ну, что же, обратимся к опыту древних, – усмехнулся Ян, и поднял палицу Ицкоатля.
Стараясь держаться в тени, он направился к источнику света.
Татьяна старалась ступать след в след за Олафом, но все же пару раз поскользнулась, больно приложившись коленом о покосившиеся могильные плиты.
Они крались к полуразрушенной часовне, согнувшись пробираясь среди могил, обходя огороженные участки, перебегая от дерева к дереву.
Глухо рванул впереди взрыв, и Олаф побежал, почти не скрываясь. Плюнув на осторожность, Таня помчалась за ним. Тревога за Яна заглушала соображения безопасности. Он может быть ранен, ему нужна помощь, значит, надо как можно быстрее оказаться рядом, и все будет хорошо. Что именно «хорошо», она не знала, зато остро понимала, что больше не может выносить неизвестность.
Показалась часовенка, около которой сгрудились темные туши фургонов и легковых автомобилей. Олаф предостерегающе поднял руку, и Таня присела за могильной плитой.
Спустя несколько секунд, он поманил ее, и двинулся вперед.
Войдя внутрь, она увидела норвежца склонившимся над какой-то темной массой в углу. Выпрямившись, он хмыкнул, – Чисто сработано.
Но Таня не смотрела на него. Она не могла оторвать глаз от невероятного зрелища.
Большей части задней стены часовни не было. Вместо нее чернел слабо освещенный зев прохода, ведущего в какое-то место, которого просто не могло быть.
Олаф подошел, заглянул в туннель, и перевел взгляд на Таню:
– А вот это то самое Приграничье, о котором вам, может быть, говорил Ян.
Обостренным слухом она уловила слабый шум, идущий оттуда, где они прятались несколько минут назад. Тихо шлепнула дверца машины. Затопали ноги в тяжелых ботинках.
– Ах ты, черт. Раньше они приехали, чем я рассчитывал, – проговорил Олаф.
Положив руку на плечо Тане, он заглянул ей в глаза.
– Неловко все получается. Бегите вперед, и попробуйте помочь Яну. А я постараюсь разобраться здесь.
– Один? – изумилась Таня?
– Бегите. Бегите к Яну, Татьяна Владимировна. И не оглядывайтесь, пожалуйста. Мне это будет не очень приятно, – вежливо сказал Олаф, и слегка подтолкнул ее.
Таня побежала по заваленному обломками камня и непонятным, рассыпающемся в прах, мусором, тоннелю.
Она почти не обратила внимания на мертвые тела, лежавшие поперек прохода. Эти люди встали на пути Яна, значит они были врагами..
Раздался позади низкий медвежий рев, и человеческие крики. Ударили и смолкли короткие очереди, снова взревел медведь.
Спотыкаясь, падая, сбивая в кровь руки о каменное крошево, она пролетела площадку, на которой незадолго перед этим сошлись Вяземский и Ицкоатль, не заметив тела индейца, и резко остановилась перед широкой лестницей, стараясь охватить взглядом открывшуюся картину.
В огромном подземном зале шел бой.
Точнее – схватка одного со многими.
Тане хватило доли секунды, чтобы охватить взглядом картину происходящего.
Ян прорывался к дальнему концу пещеры, где на широком возвышении была установлена каменная плита, выполняющая роль алтаря. На плите двое индейцев удерживали человека, прижимая к камню его руки и ноги.
Мертвые тела с распоротыми грудными клетками лежали у основания плиты, заливая камень кровью.
А над жертвой нависло жуткое порождение ночных кошмаров. Когда-то оно, наверное, было человеком, но прошедшие с того времени века, превратили его в иссохшую, похожую на богомола, мумию. Сухая кожа отваливалась невесомыми чешуйками при каждом движении, челюсти двигались с трудом, выплевывая слова заклинания, и лишь глаза горели нечеловеческим торжеством.
Похожая на узловатый корень рука, сжимавшая жертвенный обсидиановый нож, стремительно опустилась.
Мертвый жрец торжествующе поднял над головой кровавый пульсирующий комок плоти и проревел длинное, казалось, состоящее из одних согласных, слово.
Тане показалось, что по залу пробежала волна тьмы.
Но времени отвлекаться не было.
Ян отчаянно отбивался тяжелой на вид палицей от наседающих на него охранников жреца, вооруженных копьями и короткими дубинками.
Пока ему удавалось их сдерживать, но долго так продолжаться не могло. Вот копье промелькнуло в миллиметре от его щеки, Ян поскользнулся, и с трудом удержал равновесие.
Эти сволочи собирались убить ее любимого.
И Таня стала делать то единственное, что могла сейчас – стрелять.
Первой же короткой очередью она скосила индейца, метившего Яну копьем в бок.
Поднявшись во весь рост, она медленно пошла вперед, поливая зал короткими очередями. Автомат грохотал, бился в неумелых руках, но все же пули находили свои цели. Опасаясь, что заденет Яна, Таня перенесла огонь на индейцев, стоявших вокруг алтаря.
Только сейчас она заметила, что кроме них у каменной плиты стоит седой старик с окровавленным ножом. Резко вытянув руку с ножом, он открыл рот, чтобы что-то крикнуть.
Татьяна нажала на курок, и очередь отшвырнула тело жреца Чернобога от алтаря.
Вяземский раскроил голову последнего противника, и прыгнул туда, где жрец-мумия и последний оставшийся в живых индеец поспешно клали на алтарь последнюю одурманенную жертву.
Метнув палицу в помощника жреца, Ян схватил сухую руку, сжимающую нож и противники застыли в хрупком равновесии.
Мертвые губы жреца раскрылись и он прошипел одно единственное слово.
По залу поплыл тонкий, сводящий с ума, звон.
Непроницаемые глаза жреца завораживали. Ян чувствовал, что проваливается в них, падает, падает…
– Ты будешь падать целую вечность, – прошелестел в его голове бестелесный голос, – А когда мне надоест, ты упадешь на жертвенник, и я вырежу твое сердце. И принесу в жертву своим богам.
Ян не видел, где он, не чувствовал своего тела. Он знал, что все еще сжимает руку жреца, но не мог пошевелиться. Тела больше не было.
Остался только разум, блуждающий в непроглядных глубинах тьмы, заполняющей то, что когда-то было человеком.
– Этого человека больше нет, смертный, – шептал ему голос, – Он умер. Умер с радостью, чтобы родился я – Говорящий с Тецкатлипокой. Я буду существовать вечно. А хочешь увидеть, что будет, когда мой господин войдет в этот никчемный мир?
Перед взором Яна возникло видение.
Развалины огромного города посреди выжженной равнины. Улицы, забитые ржавеющими остовами автомобилей. Кутающиеся в лохмотья люди пробираются среди руин, стремясь к центру города, где возвышается титанических размеров пирамида, на вершине которой восседает существо с телом человека и головой ягуара.
Люди падают на колени, моля даровать им хоть немного еды, света, хоть немного жизни.
Тецкатлипока указывает на женщину, стоящую у подъезда обрушившегося дома, и двое жрецов, бродящих в толпе, подхватывают ее под руки. Бог манит их к себе, и жрецы возносятся в воздух, поддерживая обмякшую от ужаса жертву.
Взлетает в воздух рука, сжимающая жертвенный нож.