31. Он считал достойными осмеяния и тех, кто в беседах пользовался очень устарелыми и необычными словами. Когда однажды он задал одному человеку какой-то вопрос, а тот ответил на изысканном аттическом диалекте, философ заметил: «Приятель, я-то тебя спрашиваю на сегодняшнем языке, а ты мне отвечаешь, будто живёшь при Агамемноне» (Там же, 26).
32. Когда один из друзей сказал: «Пойдём, Демонакт, в храм Асклепия и помолимся за сына», — тот возразил: «Ты что же, считаешь Асклепия совсем глухим, раз он не может, как ты думаешь, отсюда услышать наши молитвы?» (Там же, 27).
33. Как-то раз он увидел двух философов, обнаруживших совершенную неосведомлённость в предмете своего теоретического спора. Один ставил нелепые вопросы, другой не мог ничего ответить. Тогда Демонакт спросил: «Друзья, не кажется ли вам, что один из вас доит козла, а другой решёто подставляет?» (Там же, 28).
34. Перипатетик Агафокл хвастался, что он единственный и первый из диалектиков. Демонакт обратился к нему: «Но если ты, Агафокл, первый, то не единственный, а если единственный, то не первый» (Там же, 29).
35. Когда бывший консул Цетег направлялся через Элладу в Азию, чтобы там помогать отцу в командовании войсками, на своём пути он многое говорил и делал такое, что вызывало насмешки. Один из товарищей, наблюдая всё это, сказал ему, что он большая дрянь. «Клянусь Зевсом, — заметил Демонакт, — не такая уж большая» (Там же, 30).
36. Как-то он увидел философа Аполлония, едущего на коне в окружении своих многочисленных учеников (по приглашению императора он направлялся к нему в качестве наставника), и воскликнул: «Вот приближается Аполлоний со своими аргонавтами!» (Там же, 31).
37. Однажды его спросили, бессмертна ли, по его мнению, душа. «Бессмертна, но как всё вокруг», — ответил Демонакт (Там же, 32).
38. Относительно Герода Демонакт говорил, что он прав, утверждая, что Платон признаёт в нас существование нескольких душ. Ведь не может одна и та же душа угощать Региллу и Полидевка как живых и ещё заботиться о подобных вещах (Там же, 33).
39. Однажды он осмелился спросить публично афинян, почему они запрещают варварам участвовать в мистериях. В то время как эти мистерии установлены для них фракийцем Эвмолпом, варваром (Там же, 34).
40. Однажды Демонакт собирался предпринять путешествие на корабле в зимнее ненастье. Один из друзей спросил его: «Не боишься ли ты, что судно перевернётся и ты достанешься рыбам на обед?» — «Я оказался бы неблагодарным, если бы испугался отдать себя на съедение рыбам, когда сам столько их съел» (Там же, 35).
41. Одному ритору, который выступал с дрянными декламациями, Демонакт советовал упражняться и работать над собой. «Я всегда сначала выступаю перед собой», — возразил ритор. «Тогда ясно, почему у тебя такие речи. Твой слушатель — дурак» (Там же, 36).
42. Увидев однажды прорицателя, гадавшего за деньги при народе, он сказал: «Не понимаю, за что ты требуешь плату? Если ты можешь изменить что-нибудь в судьбе человека, то сколько бы ты ни спросил, всё мало. А если всё будет так, как решено богом, чего стоят тогда твои прорицания?» (Там же, 37).
43. Какой-то престарелый и толстый римлянин демонстрировал Демонакту в полном вооружении упражнение, состоящее в борьбе с деревянным чучелом, изображавшим неприятеля. Потом спросил: «Как, по-твоему, я сражался, Демонакт?» — «Прекрасно, — ответил философ. — Только бы твой противник всегда был из дерева» (Там же, 38).
44. Его никогда не мог застать врасплох самый затруднительный и неожиданный вопрос. Некто с издевательской целью спросил его: «Если я сожгу тысячу мин дров, сколько из них получится мин дыма, Демонакт?» — «Взвесь золу, — посоветовал он, — все остальное придется на дым» (Там же, 39).
45. Один человек, по имени Полибий, крайне невежественный и говоривший по-гречески совсем как варвар, похвастался: «Император оказал мне честь и сделал римским гражданином». — «Было бы лучше, если он сделал бы тебя эллином, а не римлянином», — заметил Демонакт (Там же, 40).
46. Увидев, как один человек, одетый в шерстяную тогу с пурпурной каймой, хвастался её шириной, Демонакт наклонился к его уху, взялся за край одежды и сказал: «Вот это до тебя носил баран, да и сейчас носит» (Там же, 41).
47. В бане он стоял перед бассейном с очень горячей водой и не решался окунуться. Кто-то обвинил его в трусости. «Скажи, мой друг, — обратился к нему Демонакт, — не для блага ли отчизны должно мне ошпариться?» (Там же, 42).
48. Некто спросил его, что, по его мнению, происходит и Аиде. «Подожди, я оттуда пришлю тебе письмо», — ответил Демонакт (Там же, 43).
49. Адмет, один из бесталанных поэтов, сообщил, что сочинил надпись в один стих и завещает её начертать на своём надгробном памятнике. Впрочем, вот она:
Тело приемли, земля. Сам Адмет перед богом предстанет.
Философ не мог удержаться от смеха и проговорил: «До того изящна твоя эпиграмма, Адмет, что я хотел бы увидеть её уже начертанной на камне» (Там же, 44).
50. Кто-то, увидев на его ногах естественные для старости пятна, спросил: «Что это у тебя, Демонакт?» Мудрец улыбнулся и сказал: «Это следы от укусов Харона» (Там же, 45).
51. Демонакт увидел, как какой-то лакедемонянин плёткой бил своего раба. «Остановись! — закричал философ. — Не показывай свою рабскую душу» (Там же, 46).
52. Какая-то женщина, носившая имя Данаи, вступила в тяжбу со своим братом. «Судись. Ведь ты не Даная, дочь Акрисия», — съязвил Демонакт (Там же, 47).
53. Больше всего он воевал с теми, кто занимался философией не ради истины, а для видимости. Повстречав однажды киника, в плаще, с котомкой и вместо посоха с дубиной в руках, который заявлял во всеуслышание, что он ревностный последователь Антисфена, Кратета и Диогена, Демонакт сказал ему: «Не ври, твой учитель — дубина» (Там же, 48).
54. Он обратил внимание на то, что многие атлеты плохо выступали в соревнованиях и, нарушая правила, вместо того чтобы бороться, кусали друг друга. На это он заметил: «Нет ничего удивительного, что нынешних атлетов болельщики называют львами» (Там же, 49).
55. Однажды Демонакт весьма тонко поддел проконсула, который был из тех, кто сводил смолой волосы на ногах и на всём теле. Какой-то киник взобрался на камень и стал за это его бранить и называть развратником. Проконсул вышел из себя и приказал стащить киника с камня, намереваясь забить его розгами или приговорить к изгнанию. Присутствовавший при этом Демонакт просил помиловать киника, который говорил так дерзко в соответствии с традиционной для киников свободой слова. Проконсул внял уговорам Демонакта: «Ладно. Сейчас я ею отпущу. Но если он ещё раз осмелится что-либо подобное сделать, что тогда?» — «Прикажи тогда выдрать у него все волосы», — посоветовал Демонакт (Там же, 50).
50. Другому человеку, которому император вверил власть над войском и многочисленным населением, Демонакт на его вопрос, как ему лучше всего править, ответил следующими словами: «Не поддавайся гневу, меньше болтай и больше слушай» (Там же, 51).
57. Некто спросил его, ест ли он медовые пряники. «Ты думаешь, что пчёлы только для дураков наполняют свои соты», — ответил Демонакт (Там же, 52).
58. Увидев в Пёстрой Стое статую с отбитой рукой, Демонакт заметил: «Поздновато афиняне поставили памятник в честь Кинегира» (Там же, 53; о Кинегире см.: Геродот, VI, 114).
59. Руфин Кипрский (я говорю о том хромоногом перипатетике) часто предавался философствованию во время прогулок. Демонакт это заметил и сказал: «Нет ничего противнее хромоногого на перипатетических прогулках» (Лукиан. Жизнь Демонакта, 54).
60. Как-то Эпиктет упрекал Демонакта и советовал ему взять себе жену и воспитывать детей, ибо согласно природе философу надлежит оставить вместо себя другого. Демонакт ответил ему очень язвительно: «Тогда выдай за меня одну из твоих дочерей» (Там же, 55).
61. Стоит упомянуть и замечание Демонакта в адрес Термина, последователя Аристотеля. Зная его как человека в высшей степени дрянного и способного на тысячи подлостей, хотя всегда упоминавшего имя Аристотеля и его десять категорий, Демонакт обратился к нему: «Слушай, Термин, ты в самом деле заслуживаешь десятка категорий»[288](Там же, 56).
62. Когда афиняне, соперничая с коринфянами, решили вопрос об организации у себя гладиаторских боев, он явилсяк ним и сказал: «Афиняне, прежде чем вынести решение, снесите алтарь Милосердия» (Там же, 57).
63. Когда Демонакт однажды прибыл в Олимпию, элейцы решили поставить в его честь статую. Демонакт возразил: «Граждане Элеи, ни в коем случае не делайте этого, чтобы не показалось, что вы попрекаете ваших предков за то, что они не поставили статуй ни Сократу, ни Диогену» (Там же, 58).
64. Однажды я слышал, как Демонакт разговаривал с одним законником о том, что законы, но его мнению, бесполезны как для хороших людей, так и для дурных. Первые не нуждаются в законах, вторые от них не становятся лучше (Там же, 59).
65. Из стихов Гомера он любил больше всего вот этот:
Всё здесь равно, умирает бездельный иль сделавший много
(Там же, 60; см.: Илиада, IX, 320/ Пер. И. Гнедича).
66. Он хвалил Ферсита как своеобразного киника, выступавшего перед народом (Лукиан. Жизнь Демонакта, 61).
67. Однажды на вопрос, кто из философов ему больше всего нравится, Демонакт ответил: «Все вызывают моё восхищение, но особенно я почитаю Сократа, восторгаюсь Диогеном и люблю Аристиппа» (Там же, 62).
ЭНОМАЙ ГАДАРСКИЙ
1. ...Такого рода оракул приводится и вместе с тем очень остро и убедительно критикуется одним, жившим сравнительно недавно писателем в превосходном сочинении под названием «Обличение обманщиков». Теперь послушайте не мои слова, а его, примерно таким образом изобличающие прорицателя: