— Знаю. Просто странное сочетание факторов. Так вы возьмете пленки?
Харлен даже не заметил, как взял их. Нойс исчезнет? Ее не будет в новой Реальности? Как такое может быть?
Он почувствовал чью-то руку на своем плече, и в ушах прозвучал голос Социолога:
— Вам плохо, Техник?
Рука отдернулась, словно пожалев о своем неосмотрительном контакте с телом Техника.
Харлен проглотил слюну и усилием воли придал лицу спокойное выражение.
— Со мной все в порядке. Вы проводите меня к капсуле?
Нельзя проявлять свои чувства так открыто. Он должен вести себя так, словно эти исследования и в самом деле представляют для него чисто академический интерес. Любой ценой он должен скрыть огромную, непереносимую радость, охватившую его, как только он узнал, что Нойс в новой Реальности не существует.
Глава 7. ПРЕЛЮДИЯ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ
Войдя в капсулу в 2456-м, Харлен бросил быстрый взгляд через плечо. Ему хотелось убедиться в непроницаемости завесы Темпорального поля, отделяющего Колодец Времени от Вечности. Он боялся, что Социолог Вой может подглядывать за ним. В последние недели он то и дело высматривал, не прячется ли кто-нибудь у него за спиной, — это движение стало уже привычным, чуть ли не рефлекторным.
Затем, вместо того чтобы вернуться в 575-е, он снова послал капсулу в будущее. Сидя на диванчике, он смотрел на счетчик Столетий, на котором мелькали цифры. Хотя капсула двигалась почти с предельной скоростью, у него оставалось достаточно времени для раздумий.
Как все изменилось после неожиданного открытия Планировщика! Даже характер его преступления стал совсем другим.
И нити тянулись все ближе к Финжу. Эта фраза с дурацкой рифмой привязалась к нему и с жужжанием билась о стенки черепа: ближе к Финжу… ближе к Финжу…
Вернувшись в Вечность после дней, проведенных с Нойс в 482-м, Харлен постарался избежать встречи с Финжем. Не успели Врата Времени захлопнуться за ним, как совесть вновь начала терзать его. Нарушение служебной клятвы, казавшееся в 482-м безделицей, в Вечности представлялось тяжким преступлением.
Послав донесение по безличной пневматической почте, он заперся в своей комнате. Ему нужно было время, чтобы осмыслить происшедшее и разобраться в своих мыслях.
Но Финж не дал ему этого времени. Не прошло и часа после отправки донесения, как он вызвал Харлена по видеофону. Лицо Вычислителя на экране было строгим.
— Я рассчитывал застать вас в вашем кабинете.
— Вы получили мой отчет, сэр, — возразил Харлен. — Не все ли равно, где я буду дожидаться нового назначения.
— Разве? — Финж скосил глазки на пучок лент, зажатых в его руке, поднес их ближе к лицу и, прищурясь, стал вглядываться в сложный узор перфорации. — Едва ли можно считать отчет полным. Вы разрешите мне зайти к вам?
Харлен помедлил. Финж был пока еще его начальником, и отказ мог показаться неподчинением. Более того, этот отказ явился бы замаскированным признанием вины, чего больная совесть Харлена не могла допустить.
— Буду рад видеть вас, Вычислитель, — произнес он сдавленным голосом.
Среди аскетической, почти убогой обстановки квартиры Харлена грузная фигура Финжа казалась чуждым эпикурейским элементом. Родной век Харлена тяготел к спартанскому стилю, и Харлен так и не утратил вкуса к простоте. Несколько стульев из гнутых металлических трубок с сиденьем из пластика, которому искусственно, но не слишком искусно придали вид дерева. В углу же стоял предмет, вид которого никак не вязался с принятым в Секторе стилем.
Взгляд Финжа сразу устремился к нему.
Вычислитель провел пухлым пальцем по его поверхности, как бы проверяя, из чего он сделан.
— Что это за материал?
— Дерево, сэр.
— Не может быть! Настоящее дерево? Удивительно! Вероятно, им пользуются в вашем родном Столетии?
— Да, сэр.
— Понимаю, Техник Впрочем, правила этого не запрещают. — Он вытер палец, которым касался дерева, об одежду. — Но я не знаю, стоит ли поощрять подобное тяготение к родной культуре. Истинный Вечный приспосабливается к любой обстановке, в которую он попадает. Вот я, например, за последние пять лет и двух раз не ел из энергетической посуды. — Он вздохнул. — Знали бы вы, как противно есть пищу, соприкасавшуюся с веществом. Но я не поддаюсь, Техник, не поддаюсь.
Он увидел еще один деревянный предмет, но на этот раз спрятал руки за спину и только спросил:
— А это что такое?
— Книжный шкаф, — ответил Харлен. У него появилось сильное искушение спросить у Финжа, не противно ли ему, что его руки прикасаются сейчас к веществу его собственного зада, не хочется ли ему заменить свою одежду и свое тело чистым и благородным силовым полем?
— Книжный шкаф? — Финж удивленно поднял брови. — Тогда вот эти штучки на полках — книги?
— Да, сэр.
— Подлинные экземпляры?
— Только подлинные, Вычислитель. Я собирал их в 24-м. Вот эти, например, изданы в 20-м Столетии. Прошу вас, будьте осторожны, если вы захотите на них взглянуть. Хотя они были восстановлены и пропитаны специальным составом, страницы очень ломкие. Они требуют бережного обращения.
— Я и не собираюсь к ним притрагиваться. Подумать только, на них сохранилась подлинная пыль Первобытных веков. — Он фыркнул. — Настоящие книги, надо же! У них страницы из целлюлозы — вы ведь не станете этого отрицать?
— Да, целлюлоза, пропитанная для долговечности особым составом. — Харлен глубоко вздохнул, стараясь сохранить спокойствие. Нелепо отождествлять себя с этими книгами, воспринимая издевку над ними как издевательство над собой.
— А ведь, пожалуй, — продолжал Финж, явно не желая менять тему разговора, — все содержание этих книг может быть переснято на два метра пленки и уместиться на кончике пальца. О чем они, эти книги?
— Это переплетенные тома одного журнала, выходившего в 20-м Столетии.
— Вы что, читали их?
— Здесь всего лишь несколько томов из моей полной коллекции, — с гордостью ответил Харлен. — Ни одна библиотека в Вечности не может соперничать с ней.
— Да, ваше хобби. Помню, вы как-то рассказывали мне о своем увлечении Первобытной историей. Удивляюсь, как только ваш Наставник позволил вам интересоваться подобной чепухой. Бессмысленная трата энергии.
Харлен сжал губы. Он понял, что Финж намеренно пытается рассердить его, лишив способности хладнокровно рассуждать. Этого нельзя было допустить.
— Я думал, вы пришли поговорить о моем отчете, — сухо заметил он.
— Вот именно. — Вычислитель огляделся, выбрал стул и осторожно уселся на него. — Как я уже сказал, ваш отчет далеко не полон.
— В каком отношении, сэр? — Спокойствие! Спокойствие!
Финж криво усмехнулся.
— Мне нужно знать все, о чем вы умолчали, Харлен.
— Ни о чем, сэр. — Хотя он произнес эти слова твердым голосом, вид у него был виноватый.
— Бросьте, Техник! Вы ведь провели немало времени в обществе молодой женщины. Во всяком случае, обязаны были провести по инструкции. Надеюсь, вы не осмелились нарушить инструкцию?
Муки совести довели Харлена до такого состояния, что его уже не задело даже открытое сомнение в его профессиональной честности.
— Я следовал инструкции, — с трудом выговорил он.
— И что же? Вы не включили в отчет ни слова из разговоров с этой женщиной.
— Они не представляют особого интереса, сэр. — Губы Харлена пересохли, и он почти шептал.
— Не будьте смешным, Харлен. В ваши годы и с вашим опытом вам бы уже следовало знать, что не Наблюдателю решать, что представляет интерес, а что нет.
Финж не сводил с Харлена глаз. Его пристальный, нетерпеливый взгляд никак не соответствовал мягкому тону его слов.
Харлен все это видел, и притворная ласковость Финжа не вводила его в заблуждение. Однако привычное чувство долга взяло верх. Обязанностью Наблюдателя было сообщать абсолютно все, не скрывая никаких подробностей. Наблюдатель не был человеком; он был просто щупальцем, закинутым Вечностью в воды Времени, щупальцем, которое осязало окружающий мир и затем втягивалось обратно. При исполнении своих обязанностей Наблюдатель не имел собственного “я” и вряд ли являлся человеком в истинном смысле слова.
Почти автоматически Харлен начал рассказывать о событиях, не включенных им в донесение. Тренированная память Наблюдателя помогала ему слово в слово повторять разговоры, воспроизводя интонацию и выражения лиц. Рассказывая, он словно заново все переживал и совсем упустил из виду, что настойчивость Финжа и болезненное чувство долга загнали его в ловушку. Но когда повествование подошло к кульминационному пункту, он запнулся, не в силах больше скрывать свои чувства под маской бездушной объективности Наблюдателя.
Финж избавил его от дальнейших подробностей, неожиданно подняв руку и проговорив насмешливым, колючим голосом:
— Благодарю вас. Достаточно. Вы собирались рассказать, как переспали с этой женщиной.
Гнев Харлена нарастал. Слова Финжа точно соответствовали истине, но тон, которым они были сказаны, делал все происшедшее грубым, непристойным и, хуже того, просто пошлым. Но как ни называй то, что произошло между ним и Нойс, в этом не было ничего пошлого.
У Харлена было объяснение странному поведению Финжа, его беспокойным расспросам и неожиданному отказу дослушать рассказ до конца. Финж ревновал! Харлен мог поклясться, что причина именно в этом. Он добился успеха с девушкой, с которой у Финжа ничего не вышло.
Харлен испытал сладкое чувство торжества. Впервые в его жизни появилось что-то более важное, чем беззаветное служение идеалам Вечности. Финжу придется ревновать и впредь, потому что Нойс Ламбент всегда будет принадлежать ему.
В состоянии радостно приподнятого настроения Харлен решился высказать просьбу, с которой прежде собирался обратиться, благоразумно переждав несколько дней.
— Я хочу просить разрешения на союз с Временницей, сэр.
Финж, казалось, очнулся от размышлений.
— С Нойс Ламбент, я полагаю?
— Да, Вычислитель Поскольку вы возглавляете