Никто не оспаривал его права находиться в капсуле, никому не было дела, направляется он в прошлое или в будущее. Ничьи любопытные глаза не следили за ним, ничья доброжелательная рука не поднималась помочь ему, ничей болтливый рот не докучал ему. Он мог делать все, что ему вздумается.
— Слушай, Эндрю, ты переменился, — говорила ему Нойс. — Если бы ты только знал, как ты переменился!
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
— В чем, Нойс?
— Да ведь ты улыбаешься. Подумать только — ты улыбаешься! Неужели ты ни разу не видел в зеркале своей улыбки?
— Я боюсь смотреть в зеркало. Я постоянно повторяю себе: не может быть, чтобы я был так счастлив. Я заболел. У меня бред. Я сошел с ума и грежу наяву, даже не зная об этом.
Нойс ущипнула его.
— Чувствуешь что-нибудь?
Он притянул ее голову к себе и словно утонул в ее шелковистых черных волосах.
Когда он наконец отпустил ее, она произнесла, задыхаясь:
— Вот и еще одна перемена. Ты и этому научился.
— У меня превосходная учительница… — начал было Харлен и осекся, испугавшись, что ей будет неприятен намек на тех многих, кто сделал из нее такую хорошую учительницу.
Но ее смех не был омрачен подобной мыслью. Они ужинали вместе, и она казалась шелковисто-гладкой и по-домашнему уютной в привезенных им нарядах.
Проследив за его взглядом, она легким движением оправила юбку и сказала:
— Лучше бы ты не делал этого, Эндрю, честное слово.
— Это совсем не опасно, — беззаботно ответил он.
— Это очень опасно. Не глупи. Я вполне могу обойтись тем, что найдется здесь… пока ты все не устроишь.
— Почему бы тебе не носить собственные платья и украшения?
— Потому что не стоит из-за них выходить во Время и посещать мой дом, рискуя быть пойманным. А вдруг они совершат Изменение, пока ты там?
— Меня не поймают, — нерешительно начал Харлен и уверенно добавил: — Кроме того, мой наручный генератор окружает меня Полем биовремени, так что Изменение не может коснуться меня, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — вздохнула Нойс. — Боюсь, что никогда не смогу усвоить эти премудрости.
— Да это же проще простого.
Харлен с увлечением принялся объяснять. Нойс внимательно слушала, но по выражению ее глаз никак нельзя было понять, действительно ли ее интересуют эти объяснения или же только забавляют.
Эти разговоры стали важнейшей частью жизни Харлена. Впервые он мог с кем-то побеседовать, обсудить свои дела, мысли, поступки. Она как бы стала частью его самого, его вторым “я”, с непредсказуемым ходом мысли и неожиданными ответами. “Как странно, — думал Харлен, — сколько раз мне приходилось наблюдать такое социальное явление, как супружество, а самое важное всегда ускользало от меня. Ну разве мог я когда-либо вообразить, что к идиллии куда ближе не бурные вспышки страсти, а такие вот спокойные минуты вдвоем с любимой?”
Свернувшись клубочком в его объятиях, Нойс спросила:
— Как продвигается твоя математика?
— Хочешь взглянуть на нее?
— Не убеждай меня, что ты всегда носишь ее с собой.
— А почему бы нет? Поездки в капсулах отнимают много времени. Зачем терять его впустую?
Осторожно высвободив руку, Харлен достал из кармана маленький фильмоскоп, вставил в него пленку и с влюбленной улыбкой смотрел, как она подносит приборчик к своим глазам. Покачав головой, Нойс вернула фильмоскоп.
— В жизни не видела столько закорючек. Как бы мне хотелось уметь читать на вашем Едином межвременном!
— Большинство этих “закорючек”, как ты их называешь, — ответил Харлен, — вовсе не буквы Межвременного, а просто математические символы.
— Неужели ты их все понимаешь?
В ее глазах горело такое искреннее восхищение, что Харлену не хотелось разрушать ее иллюзии, но он был вынужден сознаться:
— К сожалению, не так хорошо, как хотелось бы. Но все же достаточно, чтобы понять главное.
Он подкинул фильмоскоп вверх, поймал его быстрым движением руки и положил на маленький столик. Нойс следила за ним жадным взглядом, и внезапно Харлена осенило:
— Всемогущее Время! Ведь ты же не умеешь читать на Межвременном.
— Конечно, нет.
— Тогда здешняя библиотека для тебя все равно что не существует. Как я об этом не подумал? Тебе нужны пленки из 482-го.
— Нет-нет, — торопливо ответила Нойс. — Мне ничего не надо.
— Ты их получишь.
— Честное слово, я не хочу. Глупо рисковать ради…
— Ты их получишь! — решительно повторил Харлен.
В последний раз он стоял перед завесой Поля, отделяющего Вечность от дома Нойс в 482-м. Он твердо решил, что этот раз будет последним. Изменение должно было вот-вот наступить. Он скрыл это от Нойс, боясь причинить ей боль.
И все же он сравнительно легко решился на еще одну вылазку во Время. С одной стороны, это была чистая бравада, желание покрасоваться перед Нойс, принести ей книгофильмы, вырванные, так сказать, из львиной пасти, с другой — непреодолимое стремление еще раз “подпалить бороду испанскому королю”, если только эта Первобытная поговорка была применима к гладко выбритому Финжу.
В какой-то степени сыграло роль и его желание еще раз окунуться в чарующую атмосферу обреченного дома. Он уже испытывал это чувство раньше, во время своих предыдущих вылазок. Оно непрестанно преследовало его, пока он бродил по пустым комнатам, собирая одежду, безделушки, странные коробочки и непонятные инструменты с туалетного столика Нойс.
В доме царила зловещая тишина обреченной Реальности, и дело было не только в физическом отсутствии звуков. Харлен не мог предсказать, чем станет этот дом в новой Реальности. Дом мог превратиться в загородный коттедж или в многоэтажку где-нибудь в трущобах. Он мог вообще исчезнуть, и прекрасный парк, окружавший его сейчас, мог смениться заросшим пустырем. Он мог не претерпеть никаких изменений. В следующей Реальности в нем могла жить новая Нойс, ее Аналог (Харлен опасливо отгонял от себя эту мысль), и с таким же успехом могло случиться, что в нем будет жить кто-то другой.
Для Харлена дом уже был призраком, досрочным привидением, начавшим пугать людей еще до своей смерти. Этот дом много значил для него, и он жалел о его неизбежном конце и оплакивал его.
За время пяти его посещений лишь однажды царившая в доме тишина была нарушена каким-то звуком. Он был в тот момент в буфетной, радуясь, что в данной Реальности слуги не в моде и поэтому у него одной проблемой меньше. Кончив рыться среди коробок и банок с деликатесами, он подумал, что отобрал уже достаточно для одного раза и что Нойс будет рада возможности разнообразить обильное, но безвкусное меню пустого Сектора своими излюбленными продуктами. Он даже громко рассмеялся, вспомнив, что еще не так давно искренне считал эти блюда декадентскими изысками.
И вдруг, еще продолжая смеяться, он отчетливо услышал резкий, отрывистый звук. Харлен окаменел.
Звук раздался где-то сзади, за его спиной; и пока он стоял, не в силах пошевелиться, в его мозгу промелькнули две догадки: сначала он решил, что это случайный вор, а затем ему пришла в голову мысль о гораздо более страшной опасности — это мог быть кто-нибудь из Вечных, посланный сюда для расследования.
Это не мог быть вор. Весь период Времени, отведенный ему инструкцией, включая два запасных дня, был тщательно проверен и выбран из всех других возможных периодов Времени именно из-за отсутствия всяких осложняющих обстоятельств. Но с другой стороны, он произвел микроизменение (а может быть, даже и не микро) тем, что похитил Нойс.
Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит у него из груди, Харлен заставил себя обернуться. Ему показалось, что дверь за его спиной только что закрылась, скользнув у него на глазах на последний миллиметр, прежде чем слиться со стеной.
Он подавил желание открыть эту дверь и обыскать дом Собрав отложенные банки и коробки, он стремглав вернулся в Вечность и целых два дня выжидал, прежде чем рискнул снова отправиться к Нойс в далекое будущее. Однако этот эпизод не имел никаких последствий, и постепенно он позабыл о нем.
Но сейчас, перед выходом во Время, устанавливая ручки настройки на определенные координаты Пространства и Времени, он снова вспомнил об этом происшествии. А может быть, на него давила мысль о совсем уже близком Изменении. Во всяком случае, потом ему казалось, что одно из этих двух обстоятельств и послужило причиной ошибки в настройке. Другого объяснения он придумать не мог.
Ошибка сказалась не сразу. Пройдя сквозь завесу Темпорального поля, Харлен очутился в библиотеке Нойс.
Он настолько привык к декадансу, что у него не вызывали прежнего отвращения изощренные формы и причудливые узоры футляров с книгофильмами. Названия книг были выведены такой замысловатой вязью, что читались с большим трудом. Это был явный триумф красоты над удобством.
Харлен разобрал наудачу названия нескольких пленок и был изумлен.
Одна из книг называлась “Социальная и экономическая история нашего Времени”.
Почему-то он никогда не обращал внимания на эту особенность натуры Нойс. Ее никак нельзя было назвать глупой, но ему в голову не приходило, что ее могут интересовать такие солидные труды. Ему захотелось самому просмотреть “Социальную и экономическую историю”, но он сдержался. Если он захочет, то всегда найдет ее в библиотеке Сектора. Финж, подготавливая Изменение, несомненно, отобрал из этой Реальности все сколько-нибудь интересное уже много месяцев назад.
Он отложил пленку в сторону и выбрал после недолгих поисков парочку романов и несколько популярных книжек. Прихватив два карманных фильмоскопа, он тщательно упаковал все в свой рюкзак.
Тут он снова услышал, как тишину дома нарушили звуки. На этот раз ошибки быть не могло. Это был не краткий шум непонятного происхождения, как прежде, а смех, мужской смех. Он явно был в доме не один.
Харлен даже не заметил, как выронил рюкзак. В первую суматошную секунду он мог думать лишь о том, что попал в ловушку.
Глава 10. В ЛОВУШКЕ