Беседа с доктором Марией Саласар оказалась последним существенным дополнением за несколько дней. У Барлоу и Паза были свои записи, но, увы, пока что пустые, никуда не ведущие. Они ничего не знали о таинственном чародее из Африки. Ни один из них не слышал ни о ком, связанном с преступлением. Они не забывали о деле, но оно отодвинулось как бы на задний план в связи с новым убийством.
Нынешний труп, которым им пришлось заниматься, был при жизни Султаной Дэвис, а обитала она через одну улицу от Диндры Уоллес в точно таком же доме, только выкрашенном в голубой цвет. За исключением того, что она тоже была мертва, убийство миссис Дэвис во всех отношениях отличалось от убийства ее предшественницы. Главным подозреваемым в убийстве был Джарелл Макиган, получивший отставку любовник миссис Дэвис. Накануне вечером он напился, ворвался в ее квартиру, затеял шумную ссору, нанес Султане двадцать один удар кухонным ножом, допил спиртное хозяйки дома и кинулся к своей машине, желая скрыться с места преступления, но попытка не удалась: он только повернул ключ зажигания, как полностью отключился. Здесь его наутро и обнаружила полиция. На руках и на одежде у него была кровь — самая достоверная улика.
Макиган утверждал, что ничего не знает ни о миссис Дэвис, ни о пятнах крови, ни о кровавых отпечатках его собственных пальцев на бутылке из-под водки на столе у миссис Дэвис. В данный момент он, закованный в наручники, храпел на заднем сиденье патрульной машины. Барлоу еще находился в квартире и опрашивал свидетелей. Паз сидел на переднем сиденье своей машины, распахнув дверцу, и строчил в блокноте отчет о происшедшем по форме 301. Размышлял он при этом — не без некоторых угрызений совести, — что хорошо было бы, если бы дело об убийстве Уоллес оказалось столь же простым и ясным.
Барлоу вышел из дома, сжимая в руке пластиковые пакеты для улик — их была целая куча. Он сунул пакеты в багажник и сказал:
— Посмотри-ка сюда.
Паз вылез из машины. Барлоу указал ему на дом, из которого только что вышел.
— В этом здании четыре этажа.
Паз с наигранной серьезностью принялся считать этажи.
— Да, Клетис. Четыре. Ты сосчитал правильно, а еще говоришь, что не ходил в колледж.
— Это ясно как день, а шутка твоя глупая. Ты выглядывал из окна квартиры жертвы?
— Зачем?
— Квартира Уоллес находится на втором этаже. Ее кухню видно с третьего и четвертого этажей дома, где жила миссис Дэвис, из всех кухонь и задних спален.
— И ты хочешь, чтобы я остался здесь и поговорил со всеми квартиросъемщиками.
— Только с теми, кто сейчас дома. К вечеру вернешься и потолкуешь с теми, кто сейчас на работе. А я поеду и передам подозреваемого властям.
— И ты заполнишь форму триста один.
— Нет, это сделаешь ты. Как сказано в Книге Иеремии, хорошо человеку, если бремя свое он несет в молодости, глава первая, стих двадцать седьмой.
Дома в это время дня находились женщины, вышедшие на пенсию, либо просто хорошо обеспеченные, пожилые, неработающие и неразговорчивые. К концу трех изнурительных часов, проведенных в разговорах с ними, Джимми не продвинулся ни на шаг. Разве что ему были предложены: секс — один раз, наркотик — дважды и стакан охлажденного чая — один раз; от последнего он не отказался и принял его из рук миссис Мигер, особы шестидесяти восьми лет. Она жила вместе с двумя внуками, восьми и четырнадцати лет. Оба учатся в школе, а их мать недавно умерла от вирусного гриппа, но дети, благодарение Иисусу, здоровенькие, и не хочет ли он еще одну сладкую булочку? Паз убедился, что из окон квартиры хорошо видна кухня Диндры Уоллес, но миссис Мигер ничего не видела, глаза у нее не те, что были прежде. Паз предупредил, что зайдет еще раз, когда дети вернутся из школы. Он удалился и продолжил опросы, которые ничего не дали.
Он забрался в духовку, которую представляла собой его машина, и съездил в магазинчик на Двенадцатой улице. Купил упаковку расфасованной ветчины, гамбургер с сыром и бутылку содовой. Если он и питал симпатию к владельцу магазинчика, то она исчезла начисто, едва Джимми откусил кусок черствого гамбургера с несвежим сыром, а вода оказалась теплой. Он выбросил остатки малосъедобного ланча в мусорный ящик, завел машину и двинулся к югу.
Паз вошел в библиотеку Кокосовой рощи возле Павлиньего парка, красивое здание из серого дерева и стекла. Подошел к столику, за которым сидела невысокая, соблазнительно пухленькая женщина с блестящими, словно медная проволока, рыжими волосами, в больших очках в роговой оправе. Кожа у женщины была гладкая, светлая и веснушчатая.
— Могу я вам помочь?
— Да, — ответил Джимми. — Мне нужны книжки с изображениями голых женщин и с как можно меньшим количеством текста.
— Понятно. У нас есть исключительная коллекция вон там, на нижней полке, рядом с отделом книг для детей. — Она улыбнулась, показав мелкие, блестящие, ровные зубы. Строго говоря, Уилла Шефтел не могла считаться особо привлекательной женщиной: она все-таки была чересчур полной, пояс летнего платья плотно обтягивал талию, а верхняя часть туловища казалась почти цилиндрической, но эти недостатки искупали приветливое и понимающее лицо, большой чувственный рот, прекрасные голубые глаза — и еще эти ее рыжие сияющие волосы. — Давненько тебя не было видно, Джимми. Чем обязана твоему визиту?
— Полицейским делам. Большая охота на библиотечных хулиганов.
— Уж эти грязные хищники! Но ведь ты вроде работаешь в отделе убийств.
— Да, но мы обнаружили, что они совершают и более страшные преступления. Не возвращают взятые в библиотеке книги, пачкают страницы надписями. Хотим пресечь это в зародыше. Ну и к тому же хочу пригласить тебя на ланч.
— У меня всего полчаса.
— Так используй их.
Они купили еду, зашли в Павлиний парк и уселись на скамейку в тени казуарин на берегу залива, наблюдая за ребятишками, играющими в прибрежной серой тине. Паз ел из коробки кусочки моллюсков в кляре, Уилла — салат из маленькой пластиковой тарелочки и йогурт.
— Я частенько думал о тебе в последнее время.
— Вот-вот. Некоторые мужчины только и думают о том, как бы овладеть моим телом.
— Это само собой. Но я сегодня вспомнил то стихотворение, которое ты мне читала. — Он рассказал ей о сложившихся обстоятельствах, о своих утренних заботах, очень коротко о расследуемом деле, о выброшенном в мусор ланче и о том, как в голову ему пришли строчки:
Тех, с кем воюю, не могу я ненавидеть,
А тех, кого обязан защищать, я не люблю.
— О, это «Ирландский летчик» Йитса.[53] Дальше так:
Не долг и не закон велят мне воевать
Не общество, не бравурные крики.
Но дивное стремление летать,
Восторг сквозь облака нестись великий.
— Да. Мне это нравится. Восторг сквозь облака нестись — прекрасно.
— Ты поэтому и работаешь в отделе убийств? Ясно, что это не имеет серьезного отношения к общественному благу. Как ты часто говорил, по большому счету и убийцы, и их жертвы в равной мере ничтожества. Дело не в расовой отметине… — Уилла искоса бросила на него взгляд. — Или не только в ней. Тогда что же? Тяжелая работа, грязная работа, утомительные, досадные помехи и препятствия в процессе этой работы…
— Ты собираешься использовать то, что я рассказал, в своей книге?
Джимми был мастером озадачивать Уиллу расспросами о ее литературных опытах.
— Само собой использую. Никто из моих родственников со мной об этом не говорит, а я опубликовала всего один роман. А ты? Может, попробуешь себя в коротком рассказе? Или станешь писать лирические стихи? Я тебя плохо знаю.
— Плохо меня знаешь? Мы с тобой знакомы… погоди. Года полтора, кажется?
— И ты заглядываешь примерно раз в неделю, и ты куда-нибудь ведешь меня, и обращаешься со мной как с настоящей леди, а потом прыгаешь на моих костях, и, черт возьми, это приятно, ты отличный парень, но мне кажется, что отпадных леди с Уинн-Дикси я знаю лучше, чем тебя.
— Брось ты! Мы же все время разговариваем.
— Обо мне, о поэзии, о том, что почитать, о том, что я думаю о писательстве, о моих девичьих мечтах. Но мы не говорим о тебе. Я знаю, что ты коп из отдела убийств, что твоя мать владеет рестораном, а твой напарник замшелый, сильно немолодой мужик. Смешные историйки, свидания, но как человек ты закрыт для меня. Ты не согласен?
— Ладно, что бы ты хотела узнать? — сказал Паз, в голосе у которого прозвучал некий вызов: он не сумел его скрыть.
Она улыбнулась и похлопала его по руке.
— Это не имеет значения, Джимми. Не хочу тебя расспрашивать.
Она собрала оставшийся после еды мусор и направилась к урне. Вернувшись, села прямо на траву напротив Джимми и, скрестив ноги, продемонстрировала полные белые бедра.
— Хорошо, — сказал он. — Давай побеседуем о том, как бегут скоротечные годы. Ты можешь выведать все мои скандальные тайны.
Он говорил своим обычным поддразнивающим тоном, но Уилла только слабо усмехнулась.
— Я собиралась позвонить тебе. Вчера мне утвердили грант.[54]
— Здорово! Поздравляю. — Джимми наклонился и чмокнул Уиллу в щеку. — Значит, ты скоро улизнешь отсюда?
— Как только найду себе временную замену. Может, через неделю. Не хотелось бы торчать здесь еще одно лето.
— Ну что ж, привет тебе, Уилла. Мы должны устроить тебе грандиозные проводы.
— Как бы тебе сказать… Я предпочла бы слинять без лишнего шума.
Джимми старался сохранять беззаботное выражение лица, но это давалось ему нелегко, потому что на душе у него кошки скребли.
— Ладно, тогда устроим свидание. В пятницу.
— Ах, что за парень! — воскликнула Уилла, вскочила, села к Джимми на колени и поцеловала его в губы.
Паз подумал, какие же они у нее чудесные, жаркие и нежные.
Несколько часов в это же утро Паз провел за рутинной работой, и она вытеснила у него из головы личные размышления. Барлоу отсутствовал. Паз положил папку с текстом допроса и протоколом об аресте на его древний стол и отправился опрашивать оставшихся свидетелей.