— Похож на старинный, — сказал он. — Где вы его взяли?
— Я не помню. Ни откуда у меня этот браслет, ни как долго я его ношу.
— Может быть, подарок от близкого человека? — предположил доктор. — От кого-то, кто вас любит, от родственника. Расскажите о своей семье.
— Я вижу лица. Думаю, это мои родители.
Он кивнул.
— Хорошо. Это уже прогресс. Как я и сказал, память начинает возвращаться.
— И вернется полностью?
— В вашем случае мы имеем дело с посттравматической ретроградной амнезией. Потеря памяти носит обычно временный характер, и продолжительность ее зависит от того, насколько серьезно повреждение. Вы сильно ударились головой. Но у меня бывали случаи и похуже. — Он открыл чемоданчик и достал книгу. — А теперь я покажу вам кое-что.
— Где я? — спросила Зои, не обращая внимания на книгу. Она так часто задавала этот вопрос, что уже сбилась со счета.
Ответ был стандартный.
— Вы там, где вас вылечат.
Зои уловила в его словах некоторый дискомфорт.
— Что со мной будет? — спросила она, глядя ему в глаза.
По щеке скатилась слезинка. Доктор отвел глаза.
— К вам вернется память.
— А потом? Что будет потом? Если я вспомню, что дальше?
Он положил книгу на кровать.
— Давайте сосредоточимся на этом, хорошо?
Книга была посвящена разведению собак и снабжена цветными иллюстрациями.
— А это еще зачем?
— Вы сказали, что у вас дома вроде бы была собака. Давайте посмотрим, может быть, найдем что-то знакомое.
— Зачем?
— Одно воспоминание может подтолкнуть другие. Так работает мозг — по бессознательным ассоциациям. Вы вспомнили одну деталь, и она тянет за собой другую. Если найдем вашего пса, то, возможно, вы вспомните, как его зовут. За этим последует какой-то связанный с кличкой случай. Например, день, проведенный на пляже. Вы и не заметите, как начнете прокладывать тропинки в те области, что пока еще полностью заблокированы. Понятно?
— Понятно, — прошептала она.
Медленно и терпеливо он листал страницы.
— Так, посмотрим. Похож на этого?
Доктор указал на картинку с лабрадором.
Зои нахмурилась.
— Нет, не думаю. Мой, кажется, поменьше.
— Хорошо, посмотрим собачек поменьше. Вот. Блейнгемский спаниель. Как по-вашему?
Она покачала головой.
— Нет.
— А вот этот?
— Не думаю.
Он перевернул страницу.
— Стоп, — сказала Зои. — Здесь.
— Этот? Белый терьер?
Зои узнала картинку. Тот самый маленький белый песик из ее путаной, туманной памяти.
— Точно он. Мой.
— Хорошо. — Доктор улыбнулся. — Мы движемся вперед, Зои.
— И я смогу скоро уехать?
— Уже скоро.
— А когда?
— Вот этого я сказать не могу. Все зависит от вашего выздоровления.
— Что я должна вспомнить? — Голос ее сам собой взлетел до крика. — Никакая это не терапия. Меня удерживают здесь насильно. Из-за чего? Что такое важное я знаю?
Ответов у него не было.
— Давайте не будем забегать вперед, ладно?
Сеанс закончился, и доктор вышел из комнаты. Охранник запер дверь на ключ. Доктор закрыл глаза и глубоко вздохнул.
«Ты — врач. Твое дело — помогать людям. То, что ты делаешь здесь, не помощь. Во что же ты вляпался?»
— Вас хочет видеть Джонс, — сообщил охранник.
— Попозже, — отмахнулся доктор.
— Джонс говорит: сейчас.
Доктор снова вздохнул и понуро зашагал по коридору.
Через три минуты он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел. Комната была маленькая, почти квадратная. Пустые белые стены, голый бетонный пол. На столе только телефон и лэптоп. Джонс сидел в кресле со своей обычной мерзкой ухмылкой.
Скрывать ненависть к этому человеку становилось труднее с каждым днем. Доктор с удовольствием стер бы усмешку с отвратительной физиономии, но он знал, что сделает с ним Джонс.
— Вы хотели меня видеть.
— Есть хорошие новости?
Доктор ответил не сразу.
— Определенно не те, которые вам хотелось бы услышать.
— Я и не думал, — фыркнул Джонс. — Похоже, ваша терапия результатов не дает, верно, док?
— Вообще-то дает, но пока еще говорить о чем-то конкретном рано.
— Вы, доктор Гринберг, как мне представляется, не вполне понимаете важность того, что здесь происходит. Мы с вами на счетчике.
— Все не так просто. Ретроградная амнезия за одну ночь не проходит. Можно сколько угодно пальцами щелкать — фокус все равно не получится. Но ее показатели по ТОАГу постепенно улучшаются.
— Это что еще за хрень? — бросил сердито Джонс.
— Тест на ориентацию и амнезию Гальвестона, — пояснил доктор, изо всех сил стараясь не выйти из себя.
— Только не надо дурить мне голову вашими медицинскими штучками. Девчонка врет.
— Вы видели результаты проверки на полиграфе.
— Детектор вещь ненадежная, и вы это знаете не хуже меня.
— Послушайте, — прошипел доктор. — Мы подходим к цели. Мы близки. Потерпите еще несколько дней. Неделю. Может быть, две. Полагаю, память вернется полностью.
Джонс покачал головой.
— И откуда у меня такое чувство, что вы тянете канитель?
— Я ничего не тяну.
— Тянете, док. Вы ей симпатизируете. Выигрываете для нее время. Позвольте кое-что сказать. Платят вам не за симпатии. Платят за результаты, а результатов у вас нет. Я пошел на все возможные уступки. Сделал все, как вы хотели. Мы даже отремонтировали целый этаж, чтобы вы перевели ее в приличную комнату. Вы ведь утверждали, что мягкий подход поможет лечению. Но теперь все. Хватит с меня мягкого подхода.
Доктор опустил глаза и стиснул кулаки.
— И что вы предлагаете?
— Надавить. Возможности есть.
— Что вы понимаете под давлением?
Джонс пожал плечами.
— Все, что угодно. Лишь бы сработало. Мне наплевать.
— Другими словами, вы имеете в виду пытки?
Джонс снова пожал плечами.
— Я уже сказал, главное, чтобы был результат.
Доктор недоверчиво посмотрел на него.
— Вы, должно быть, шутите.
Джонс промолчал. Он лишь посмотрел на доктора — холодно, в упор.
— Надавив, вы добьетесь только одного — загоните воспоминания еще глубже. Регресс будет очень и очень значительный. Кроме того, я применять пытки не стану. Вы меня не для этого нанимали.
— Будете делать то, что я скажу, — оборвал его Джонс. — И для начала — вот это.
Он подтолкнул через стол лист бумаги. На бумаге было одно только слово. Название препарата. Он поднял голову.
— Вы не дадите ей это. Оно не разрешено к применению. Это экспериментальное средство. Нелегальное.
— Я могу дать все, что сочту нужным, — негромко сказал Джонс. — А теперь скажите мне вот что. Оно ведь действует сильнее пентотала натрия?
— Меня это совсем не радует.
— Мне наплевать. Отвечайте на вопрос.
— Оно подавляет высшие корковые функции и снимает комплексы, — пробормотал доктор. — Чисто теоретически, это сильнейшая из всех ныне известных сыворотка правды. Но…
— Мне так и говорили.
— Его применяли только к террористам и убийцам. Мы в Америке, а не в Сьерра-Леоне.
Джонс только улыбнулся, показав пожелтевшие зубы.
— Вы слышали о побочных эффектах?
Джонс молчал.
— В девяноста пяти случаях из ста — полный, необратимый психоз. Это подтверждено лабораторными испытаниями на шимпанзе. Вы так хотите с ней поступить? Поджарить ее мозг, чтобы он съежился до размеров ореха? Чтобы она провела остаток жизни в психиатрической клинике?
Джонс кивнул.
— Если я смогу достичь результата — да.
— Только ради получения какой-то информации? Вы действительно готовы пойти на это?
— Безусловно. Людям, на которых я работаю, очень нужна эта информация.
— Тогда поищите себе в помощники кого-нибудь другого. Я в ваших затеях участвовать не собираюсь.
— Думаете, у вас есть выбор?
— Я вам не подчиняюсь.
Доктор повернулся, но его остановил металлический щелчок. Он обернулся.
Джонс уже поднял пистолет и целился ему в голову. В другой руке он держал телефон.
— Позвоните, док. Вы должны достать для меня эту сыворотку. А потом введете ее нашей малышке, и мы увидим, кто прав.
Доктор Гринберг опустил голову. Сопротивляться он не мог. Его держали крепко.
— Ладно. Я позвоню. Но просто выписать рецепт на это средство нельзя. Потребуется время. Возможно, несколько дней.
— Слишком долго, — сказал Джонс. — Мой работодатель терпением не отличается. — Он посмотрел на часы. — Достанете сыворотку к сегодняшнему вечеру.
— К вечеру?!
— Подведете меня, док, и вам придется смотреть, как я поработаю с ней по-свойски. А потом и вам пущу пулю в глаз. Так что выбирайте сами.
27
Остаток дня Бен провел в своих роскошных апартаментах, сидя на кровати с книжкой Клейтона Кливера.
Книга складывалась из двух частей. В первой рассказывалось о том, как скромный проповедник из Алабамы стал вдруг глашатаем апостола Иоанна, явившегося к нему несколько лет назад в чудесном видении. Стараясь убедить читателя в правдивости своего рассказа, автор демонстрировал незаурядный писательский талант. Последняя страница представляла собой отрывной купон, используя который читатель мог сделать пожертвование в пользу Фонда Кливера, собиравшего, в частности, средства для реализации политических амбиций автора.
Во второй части Кливер рисовал устрашающую картину исполнения пророчества Судного дня, основываясь по большей части на Книге Откровения, евангелическом тексте Нового Завета, авторитетнейшем источнике для миллионов христиан, в первую очередь американцев, верующих в приход конца света.
Материалом Кливер владел отлично и свои мысли излагал убедительно, напористо, ясно и с полной уверенностью в собственной правоте. В обоснование своих взглядов он приводил множество примеров, поддерживая каждый цитатой из Книги Откровения. Глобальное потепление и разрушение общественного устройства, по его мнению, предвещали приход Антихриста, за которым следовал Армагеддон, последняя битва между Добром и Злом, в коей вернувшийся Христос навсегда сокрушит своих врагов и поведет истинно верующих к вечной славе.