— Из нескольких частей вы получили единое целое, — сказала Цзянь и затем кивнула. — Примерно то же я сделала для «Генады», но внутри компьютера.
— Только ведь вы, ребята, шинкуете клетки, ДНК и все такое, — сказала Сара. — Это же нельзя сделать на компьютере, верно?
Цзянь вскочила и утиной походочкой направилась к устройству в белом корпусе. Она явно обрадовалась возможности поговорить о чем-нибудь или с кем-нибудь. Цзянь показала рукой на сложный прибор, как модель на автошоу демонстрирует новый концепт-кар.
— Это наш олигосинтезатор. Я делаю геномы в компьютере, а эта машина создает ДНК — один нуклеотид зараз; так же, как изготавливаются связи между звеньями цепочки, только в гораздо более мелком масштабе.
На взгляд Сары, ничего такого выдающегося в этой машине не было — штуковина высотой по пояс, почти вся покрыта белым пластиком, ощетинившаяся аккуратными трубками, шлангами и пластиковыми баночками. Она вовсе не выглядела настолько научно-фантастически, но то, что рассказывала о ней Цзянь… это было уже за гранью фантастики.
— Боюсь, я не совсем поняла, — сказала Сара. — По-вашему, это что-то вроде биологического струйного принтера? И может делать… Ну, не знаю… что-то вроде «продвинутого» ДНК?
Цзянь кивнула.
— Это самая передовая машина такого типа в мире. Она может строить полноценные, на заказ, хромосомы, которые мы создаем и тестируем в компьютере.
— Офигеть… С ума сойти. Только представить себе мозг, который придумал все это.
— Этот мозг — мой, — сказала Цзянь. Она гордо улыбнулась; выражение ее лица, казалось, явило скрытый резерв красоты, которую Сара не смогла разглядеть в ней прежде. — Я изобрела этот компьютер и называю его «Машиной Бога», потому что эта олигомашина как десница Божья. Прикольно, да?
Нет. Совсем не прикольно. От одного названия у Сары холодок пробежал по спине. «Машина Бога». Прямо в сердце ее самолета.
Саре это очень не понравилось. Ни на йоту.
— Схожу принесу вам льда, — сказала Сара. — Я быстро.
8 ноября. «Машина Бога»
Сара осторожно обернула марлю вокруг шеи Цзянь. В марлю был завернут маленький пакет со льдом, приложенный к темнеющим кровоподтекам. Цзянь покрутила головой, приноравливаясь к компрессу, но все время не переставала печатать. Глаза ее стреляли по полусфере семи экранов, Сара ничего не понимала в ее действиях: единственное, что она видела на экранах, — бесконечные вереницы из четырех букв «С, G, Т, А»…
— Понимаю, вы такая умная и все такое, — сказал Сара. — Но разве не компьютер управляет процессом кодирования?
Цзянь пожала плечами:
— Иногда я вижу сны, которые подсказывают мне идею. Я модифицирую геном так, модифицирую этак. И надеюсь, что могу перезагрузить последние результаты нашего исследования с диска, который взяла с собой.
Словно желая подкрепить сказанное, Цзянь вывела на экран новое окно, напечатала несколько строчек кода, затем вернулась к бесконечной развертке строчек «С, G, Т, А». Компьютер выдал громкий одиночный сигнал. Цзянь резко вздохнула и задержала дыхание, вглядываясь в экран с пугающей напряженностью. Она напомнила Саре игрока в кости, ждущего момента, когда кубики перестанут кувыркаться.
Цзянь кликнула мышкой, и Сара увидела на экране слова, которые смогла прочитать:
Восстановление из резервной копии: завершено
Геном А17: загружен
Вероятная жизнеспособность: 95,0567%
Начать синтез: Да/Нет
Из-за терминала вынырнула голова Румкорфа.
— Загружен?
— Да, доктор Румкорф, — ответила Цзянь.
Он подбежал. Точнее было бы сказать «примчался», потому что этот суетливый человечек напоминал Саре крысу в очках.
— Сара, — сказал он, — пожалуйста, сходите разбудите мистера Фили. Скажите, нам надо подготовить и прогнать тест на иммунную реакцию. Срочно.
Сара увидела, как правая рука Цзянь двинула мышкой. На экране указатель завис над «Да». Левая ладонь Цзянь лежала плашмя на столе, затем она скрестила пальцы и кликнула мышкой.
Из олигомашины послышалось механическое гудение. Десница Божья. Сара быстро вышла из лаборатории, отчасти чтобы разбудить Фили, отчасти потому, что ей захотелось держаться от этой машины подальше.
8 ноября. Румкорф спасает положение
Непрекращающийся гул летящего С-5 заполнял неподвижность и тишину лаборатории, но Клаус едва замечал его. Все его внимание сосредоточилось на встроенном в переборку мониторе, как и внимание Цзянь и Тима.
Вновь сетка из 150 квадратов. Из них черными были только девятнадцать.
131/150.
Они беспрестанно сверялись с часами — с цифрами в нижнем углу монитора, а заодно и со всеми теми, что можно было отыскать в помещении. Никогда прежде не было в процессе такой долгой паузы — обычно на этой стадии теста оставалось не более десяти яйцеклеток.
Почернел еще один квадрат.
130/150.
Три человека затаив дыхание ждали неизбежного каскада черных квадратов. Но его все не было.
— Мистер Фили, — сказал Клаус. — Время? — Он мог бы и сам свериться с часами на экране, но не мог заставить себя поверить в происходящее. Это какая-то ошибка. У Тима было официальное время, и именно его хотел услышать Клаус. Прежде этим занималась Эрика, но она перестала быть частью проекта. Теперь ее обязанности — все до единой — перешли к Тиму.
— Двадцать четыре минуты тринадцать секунд, — доложил Тим.
Клаус почувствовал проблеск надежды. А вдруг… Он наблюдал, ждал. Черных квадратов больше не появлялось. Эмбрионы вибрировали, в то время как их клетки делились. Смертельные макрофаги сидели бок о бок с морулами, но больше не атаковали.
Все молчали. Внезапно Клаус заметил, что шум двигателей был единственным звуком в лаборатории.
— Время?
Тим начал говорить, затем икнул и прикрыл рот. Эрика была не только высочайшим интеллектуалом, но и, несомненно, лучше переносила похмелье.
— Двадцать восемь минут тридцать секунд, — проговорил Тим, справившись с собой. — Отметка.
В квадрате тридцать восемь яйцеклетка задрожала: еще один успешный митоз. Макрофаги двигались бесцельно.
Клаус сделал это. Он победил иммунную реакцию.
Его стратегия была рискованной: ограничение доз лекарств Цзянь вернуло ее маниакально-депрессивные симптомы, но вместе с этим освежило ее рассудок. Самые творческие решения приходили к ней всякий раз, когда она балансировала на пороге сумасшествия. Возможно, в скором времени Клаус подведет ее к нормальной дозе лекарств, но только не сейчас — сейчас она нужна ему в «лучшей форме». Следующим шел процесс имплантации. Если и он принесет проблемы, им потребуются быстрые решения. Проект преследовали мировые правительства, и скорость сейчас играла огромную роль.
Кошмары Цзянь становились страшнее, но ее галлюцинации начались лишь совсем недавно. У Клауса приблизительно неделя до того, как дело дойдет до самоубийства. Может, меньше. Но таковой была «ставка»: на кону — бессмертие.
Он отсчитал еще шестьдесят секунд, дабы окончательно убедиться.
Больше черных квадратов не появилось.
— Это успех, — объявил Румкорф. — А теперь готовим яйцеклетки к имплантации.
Как же сейчас не хватало Эрики! Несмотря на ту жуть, что она сотворила, ученым она была блестящим. Вполне возможно, он даже оставит ее имя в документах исследования, которые появятся впоследствии. Цзянь при этом получит компенсационный кредит. Она заслужила. Клаус посмотрел, как она ощупывает пальцами бандаж вокруг шеи, покрывающий синяки, которые поставила ей Эрика. Женщины. Все они ненормальные.
— Цзянь, а что изменилось? — спросил Клаус. — Ты что-то поменяла?
— Помогли четыре новых образца, доктор Румкорф, и еще у меня была идея, очень простая, о которой мы как-то не подумали. Нам требовались внутренние органы, и мы кодированием пытались их сделать совместимыми с человеческими. Остальное тело мы «проходили» по частям, меняя небольшие группы белков за один раз, пытаясь найти недостающий «кусочек пазла совместимости». Идею мне подсказал мистер Фили.
— Я? — удивился Фили.
— Да. Мне пришло в голову, что существует один орган, бесполезный для наших задач. Я дала задание компьютеру выкачать целиком ДНК для этого органа, затем «исполнить» сто тысяч поколений тестовой эволюции. Похоже, ДНК, ассоциированная с тем органом, была последним триггером иммунной реакции.
— Да, но каким органом… — начал было Клаус и осекся. Нет. Все так просто? Он просил их «сделать шаг назад», думать каждому по отдельности. Цзянь именно так и поступила — и нашла то, что им следовало разглядеть еще семь месяцев назад.
— И? — спросил Тим. — Что за орган?
— Самый большой орган, — сказал Клаус, постаравшись опередить Цзянь. — Наружный покров. Кожа.
Тим перевел взгляд с Клауса на Цзянь:
— Кожа?
Цзянь кивнула, едва приметно улыбнувшись.
— Предки будут иметь коровью шкуру.
— Значит, всё? — сказал Тим. — Проблема решена?
Разумеется, проблемы это не решало. Парень явно не обладал даже крупицей блестящих способностей Эрики.
— Не говорите глупости, мистер Фили. Единственное, что мы сделали, — преодолели барьер иммунной реакции. Это позволяет имплантировать, вести наблюдение, оценивать и модифицировать по ходу дела. Не исключено, что мы потеряем всех эмбрионов за несколько дней имплантации. Когда мы клонировали кваггу, то имплантировали более двенадцати сотен бластоцист, прежде чем одному эмбриону удалось дожить до рождения. Эта часть проекта квагги была доктора Хёль, мистер Фили. Теперь она ваша.
Глаза Тима сузились:
— Но… но я же ассистент Цзянь. Надо взамен Эрики кого-нибудь сюда вызвать.
— Некого вызывать, — сказала Клаус. — Мы изолированы и пока вынуждены скрываться. Поздравляю, мистер Фили, вы только что получили повышение.
— Но… но я не могу… Она же брала образцы из вымерших… И я не могу…
— Можете. И