Колдинг кашлянул, выплеснув воду из легких себе на лицо. Тим перевернул его на бок. Пидж вновь кашлянул, затем Сара услышала радостный звук воздуха, устремляющегося в его легкие.
— Помоги раздеть его, — велел Тим.
Они освободили тело Колдинга от промокшего комбинезона. Пи-Джей кашлял не переставая, но слабыми движениями помогал раздевать себя. Сара подсела поближе и придерживала его — оба их тела, обнаженные, мокрые, продрогшие, завернуты в одно одеяло. Гэри набросил на них второе, окровавленное — то самое, которое только что было на его плечах.
— Все, жить будете, — сказал Тим. — Пойду взгляну на Клейтона. — Он захромал на нос, оставив Сару и Колдинга прижавшимися друг к другу; их тела дрожали как одно.
— Выходит, теперь я твой должник, — прошептал Колдинг синими губами.
Сара кивнула:
— Выходит…
Они поцеловались. Губы ледяные и вялые, но это было неважно. Сара забыла о смерти, потому что у нее была жизнь, у нее был он.
Они победили. Отдав очень многое. Но теперь все кончено.
Они выжили.
Прижавшись друг к другу, дрожа в унисон, они смотрели на удаляющийся берег: «Отто II» покидал остров Черный Маниту.
Последние восемь шариков пластита взорвали лед позади стаи хищников и отрезали их от берега, оставив на небольшой плите льда. Предки обежали ее вокруг, ища выхода, но деваться было некуда. Небольшой кусок у края обломился под весом одного — предок упал в воду, беспомощно молотя толстыми лапами по воде. Это длилось каких-то несколько секунд — зверь исчез под черной водой.
Сама плита раскололась надвое. Когда это произошло, семь предков на краю левой половины оказались слишком тяжелы: льдина поднялась, как большие качели. Все семеро попытались было развернуться и бежать вверх, но оказалось слишком поздно: все полетели в воду, обреченные на бесполезные попытки выплыть.
А льдина продолжала раскалываться на части.
Сара и Колдинг слышали рев животных даже сквозь ветер и шум работавших на полном ходу двигателей. Один за другим предки падали в воду и исчезали.
На плаву остался последний предок. У него отсутствовало левое ухо, а голова была абсолютно белой, за исключением черного пятна вокруг левого глаза. Он смотрел на катер, казалось, прямо на Сару и Колдинга. Затем открыл пасть и испустил рев неукротимой, бешеной, первобытной ярости.
И тут Колдинг заметил: в воде что-то движется — животное с мокрой, черной головой. Мог ли кто-то из предков выплыть после всего? И тут вдруг образ в его мозгу обрел определенную форму.
— Муки… — прохрипел Колдинг. Он поднял голову и крикнул мостику: — Гэри, стоп машина!
Черная бордер-колли быстро плыла в ледяной воде, направляясь прямо к небольшой льдине, на которой оставался последний предок.
— Муки! — закричал Колдинг. — Мотай оттуда скорей! Плыви к нам, малышка!
Но собака и ухом не повела. Она доплыла до льдины и из последних сил вскарабкалась на нее.
Младшая Макбаттер повернулась и увидела маленькое существо. Эту хищницу она уже видела прежде — там, где выбралась из большого животного и потом получила свой первый в жизни укус от загнанной жертвы с раненой ногой. Это существо тогда бросилось на нее, сделало ей больно.
Распахнув пасть, Младшая Макбаттер яростно взревела, посылая вызов новой угрозе. Маленькая хищница неуклюже заползла на льдину и зарычала в ответ: ее «роророро» было таким жалким, но несло в себе не меньше ненависти и первобытной отваги.
Младшая Макбаттер сделал шаг к хищнице, но тут же остановилась: лед качался от каждого движения. На ее глазах все собратья попадали в воду и не вернулись. Надо замереть, не двигаться.
Маленькая хищница с лаем побежала к ней, остановившись на расстоянии удара лапой. Черная, оттопыренная назад губа обнажила маленькие белые зубы. Она делала угрожающие выпады, не переставая рычать и лаять.
Колдинг отвернулся от битвы на льдине взглянуть, как Тим помогает Клейтону перейти на корму.
— Пап! — крикнул Гэри с мостика. — Ты в порядке?
— В порядке, ответил Клейтон. Он поднял голову и улыбнулся Гэри. Горжусь тобой, сынок. А теперь увези меня отсюда к чертовой матери.
Колдинг показал на плавучую льдину:
— Клейтон, эта чумовая собака знает вас, отзовите ее сюда! Что она творит?
Клейтон тяжело навалился на фальшборт и посмотрел.
— А ведь Свена никто не видел, э? Он, наверное, погиб, а Муки, я так полагаю, знает об этом. И собралась отомстить.
Муки лаяла так отчаянно, что сотрясалось все ее маленькое тело. Последний предок предпринял осторожный выпад и попробовал хватануть собаку зубами. Муки легко отскочила и продолжила лаять и рычать.
Одноухий предок отвел назад голову и сделал второй выпад. В то же мгновение льдина наклонилась — собака и предок полетели в воду. Льдина с плеском выровнялась. Огромная белая голова с черной отметиной показалась на поверхности. Длинными когтями предок безуспешно пытался уцепиться за край льдины, и с каждым ударом лапы лед лишь крошился. Зверь открыл пасть для последнего рыка и ушел под воду.
Колдинг до боли в глазах всматривался в черную поверхность, надеясь, веря. И наконец увидел черное пятнышко, разрезающее воду с ледяным крошевом.
— Сюда, девочка!
Было видно, как устала собака и что плывет она прямо к катеру. Волны поднимали ее и мешали плыть. Она задыхалась, выплевывая воду глубокими, с надуванием щек, выдохами. Колдинг вытянулся, как только мог. Сара едва удерживала его ноги, помогая вытянуться еще дальше. Вот голова Муки ушла под воду, затем появилась вновь. Она уже почти не плыла. Колдинг еще чуть вытянулся… и руки ухватились за ошейник. Он потащил Муки наверх. Сара свесилась с борта и помогла ему вытянуть чуть живую, поджавшую хвост собаку. Муки лежала на палубе: ее била сильная дрожь, она часто-часто дышала — еще один раненый, обессилевший спасенный.
А хвост мокро шлепал по палубе.
Вот, наконец, и все.
Шестеро спасшихся с острова Черный Маниту выходили на штормовой простор озера Верхнее.
Эпилог
Он стоял на гребне дюны — левая лапа поднята перед грудью, — наблюдая, как жертва уплывает уже на другой шумной штуке. Ветер дул ему в морду, принося их запах. Он хотел этих костлявых жертв, хотел разорвать их в клочья, но теперь по другой причине.
Какой причине? Младший Мычит-Помногу хотел убить их. Хотел отомстить. Они уничтожили его собратьев и его вожака. Но есть он их не хотел, потому что впервые за свою четырехдневную жизнь больше не был голодным.
Одно из костлявых существ ужалило его рот палкой. Он прижал толстый язык к месту укола, чувствуя, что нет зуба там, где он был. А еще его больно ужалили в лапу, так сильно, что больно было ходить. Младший Мычит-Помногу поэтому и отстал от стаи. И подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как упал в воду вожак. Упал и не вернулся.
Ненависть. Ненависть к костлявой жертве, ненависть много, много сильнее, чем даже его худшие мучения от голода.
Шум за спиной. Он резко развернулся, обнажив пасть с отбитым зубом, готовый атаковать на трех лапах.
Но это был не костлявый. Это один из его сородичей. Спаленная черная кожа покрывала правую половину головы. Правый глаз — пустая глазница во влажном обрамлении. Были еще ожоги — на правом плече и на боку.
Собрат шел против ветра, поэтому он учуял его в последний момент. Сейчас же в его раненый нос ударила густая вонь паленой шерсти и поджаренной плоти. Он также распознал и его характерный запах: никто из его собратьев не пах так. Если еще кто-то из сородичей остался.
А еще он учуял и другой запах — запах, который привел его в возбуждение совсем иное, новое и восхитительное.
Это был запах… самки.
Рыжая белка остановилась и завороженно уставилась на сокровище.
Целая куча сосновых шишек.
Она чуяла семена внутри. Вкуснятина! А она так голодна…
Были, правда, и другие запахи. Запах мертвого животного. Запах другой белки — едва уловимый и странный, но тем не менее он был.
Она посмотрела вверх, ища глазами силуэты, запрограммированные в ее инстинктах: маленькая голова рядом с крыльями, длинный широкий хвост, силуэты ястребов и сов. Ничего. Белка быстро засеменила вперед, но через несколько футов остановилась снова.
Теперь он стал отчетлив — этот новый запах, необычный запах. Какого-то животного, однако ей не знакомого. От всего нового она обычно пускалась наутек. Но как же целая куча шишек! Столько еды!
Белка подошла ближе. Куча была у дыры в земле рядом с маленьким белым деревом. Дыра такая же, как кроличья нора. А рядом с норой лежала блестящая штука размером немногим больше самой белки. Как обломок ветки, только толще и более гладкая. Круглые бока были темно-красные, с точками — белыми, как снег. Солнце отражалось от ее верха. От этого вида ей еще больше захотелось есть, потому что обычно, когда она видела блестящий предмет, поблизости оказывались измятые вещи с соленой едой внутри.
Движение.
Белка шмыгнула прочь, затем остановилась и оглянулась. Движение за кучей шишек. Взмах пушистого беличьего хвостика. Одна из белок уже ест шишки! Но это были ее шишки!
Она припустила к куче и обогнула ее, чтобы прогнать соперника.
Полный ужаса взгляд — здесь ничего, кроме беличьего хвостика! Опасность! Она повернулась удрать, но почувствовала болезненный укол в спину. Белка завизжала и вновь рванула бежать, но что-то подняло ее в воздух. Лапки молотили пустоту. Она повернула голову атаковать то, что причиняло боль спине, но укусила что-то жесткое.
Даже объятая паникой, она распознала вкус.
Кость.
Кость, длинная и тонкая, как палка. А на другом конце было незнакомое животное, от которого шел тот странный запах. Белка не могла повернуть голову до конца, но мельком увидела белую кожу и голову, покрытую длинным, густым черным мехом.
Существо, державшее кость, тащило ее в нору. Темнота окружила ее, осталась лишь точечка света, сквозившего сверху. Ее маленькие лапки принялись рыть землю, скрести, толкать, царапать когтями, но ничего не менялось. Штука в ее спине толкала ее все дальше и дальше вниз, вонь смерти становилась гуще, сильнее.