— Это тот самый мальчик, о котором я слышал? — спросил он.
— Тот самый, — ответил Моган. — Я возьму его в Галилею.
Пастор кивнул. Он скользнул по мне взглядом и снова повернулся к Могану:
— Следите за ним, Саймон. Это большая удача, что вы нашли его раньше, чем другие.
— Другие его тоже нашли. Страттон уже держал нож у его горла.
— Да что вы! — охнул пастор Твид. Он смотрел на меня, хотя глаз, скрытых громадными полями шляпы, было почти не видно.
Моган повернулся в седле.
— Страттон — зачинщик,— сказал он мне. — Он связывает остальных, как обруч держит клепки в бочке. Без него они распадутся.
Лицо пастора Твида было добрым, но тени делали его суровым и мрачным. Он облокотился на ограду.
— А когда распадутся клепки, то что окажется в бочке?
Он смотрел на меня, ветер слегка шевелил поля его шляпы. Казалось, в его словах была какая-то двусмысленность, которой я не мог понять.
Он кивнул:
— Скоро увидим. — Потом серьезно обратился к Могану:
— Следите за ним хорошенько, Саймон.
— Конечно. — Он тронул поводья, и лошадь ступила вбок и вперед. Пастор смотрел нам вслед.
Моган направил лошадь вдоль грязной улочки.
— Мы прогуляемся к морю. Так немного дольше, но тебе понравится.
Легким галопом мы обогнули деревню, пересекли речку по мосту и оказались на пустоши. С моря дул соленый бриз. Мы не приближались к морю настолько, чтобы я вновь увидел Надгробные Камни или обломки «Небесного Острова», но вскоре вышли вплотную к берегу, и дорога запетляла от мыса к мысу. Примерно милю мы проследовали таким образом, оставляя за собой хвост пыли. И у каждого поворота, когда утесы сползали к полоске песка и диким остроконечным скалам, Моган что-нибудь сообщал мне.
— Это Табачная бухта,— сказал он в одном месте. — «Геенна» разбилась здесь в семьдесят девятом, из Индии.
— Мы называем ее Овечьей бухтой, — говорил он в следующий раз. — Три года назад в этом же месяце здесь выкинуло на берег «Норд» с Гебридских островов.
Каждая бухта имела свое название, данное по грузу разбившегося судна. На протяжении мили Моган перечислил шестнадцать крушений.
— Это жуткое побережье. Большинство остерегается появляться здесь ночью.
Наступил вечер. У Сахарной бухты Моган задержался, чтобы напоить лошадь из крошечного ручейка, стекавшего по камням тонкой искрящейся струйкой. Я слез с лошади и набрал воду в ладони.
— Значит, ты моряк? — спросил Моган, наблюдая за мной из седла.
— Не совсем,— ответил я.— Это мое первое плавание.
Он слегка улыбнулся:
— И куда вы ходили?
— Греция, Италия, Испания.
— И все?
Я плеснул воду в лицо и посмотрел на него сквозь радугу капель. Казалось, он сердится, но когда я протер глаза, то увидел, что на его лице улыбка.
— А вот скажи мне, — он уселся в седле поудобнее,— где вы погрузили вино?
— В Испании.
— В каком порту?
— Не знаю.
— То есть как? — Он засмеялся громко и резко, почти сердито. — Как ты можешь не знать порт погрузки?
Но я действительно не знал. Мы пришли туда затемно. Помню, каким тихим, похожим на испуганную птицу был наш бриг. «Погрузка под покровом ночи. Скрытность... как воры». Слова капитана Стаффорда. И именно эта ночь интересовала сейчас Саймона Могана.
Он спешился и сел рядом со мной на край скалы, лицом к морю. Лошадь щипала траву из торчащих тут и там вдоль ручья кочек. Моган зевнул.
— Этот ваш бриг, «Небесный Остров», чей он? Кто его хозяин?
Я задрожал. К чему он клонит? Надо отвечать.
— Это судно моего отца.
— Твоего отца? Ага. — Он придвинулся ближе. — И куда вы направлялись с этими бочками вина?
— В Лондон. — Я подобрал горсть гальки и швырял по одному камушку в волны. Шесть бросков, прежде чем Моган снова заговорил.
— Вы должны были войти с ночным приливом? Он должен был встретить бриг на пристани?
— Нет.
— А как?
Я запустил еще одну гальку.
— Он был на борту.
И тут Моган положил ладонь мне на спину, между лопаток, как будто собирался столкнуть меня с края.
— Он утонул при крушении? — предположил он.
Не отвечая, я судорожно вздохнул. Меня трясло. Рука Могана надавила сильнее, затем он внезапно ее убрал. Должно быть, подумал, что я плачу.
— Извини,— сказал он.— Оставим это. Позже ты расскажешь мне всю правду.
Что он имел в виду? Знал ли, догадывался ли, что отец жив, когда говорил о винных бочках? О чем бы ни шла речь, я был рад отсрочке. Он влез в седло, и я, выкинув камушки, тоже вскарабкался на лошадь.
Было уже поздно. Солнце почти село, наши тени неслись далеко впереди вдоль дороги. Потом свернули в сторону, когда Моган сошел с дороги на тележную колею, уходящую в пустошь.
Мы пересекали огромное пространство, тропа извивалась во всех возможных направлениях, небо на западе посинело. Тени сгустились настолько, что казалось, что перед каждой расположено обширное мрачное озеро, готовое нас поглотить. Я помнил про ворон, помнил про Томми Колвина, который поднимался над болотами с глазами, болтающимися поверх щек. И думал об отце, спрятанном в потайном месте, известном лишь Обрубку.
Вдруг Моган остановил лошадь.
— Вон там Галилея, — произнес он тихо и торжественно. — Я всегда останавливаюсь здесь на мгновение. Лучший вид по эту сторону Плимута.
— Где?
— Вон там, впереди. — Он поднял руку и показал.
Мне пришлось наклониться, чтобы выглянуть из-за него. И действительно, я увидел освещенные окна белого дома, вдвое большего, чем наш в Лондоне. За домом виднелась небольшая хижина и маленькая конюшня. Дом окружали ряды кустарниковых изгородей, расположен он был в долине, по которой протекал ручей, и так хорошо укрыт от морского ветра, что дым, выходящий из трубы, обрамлял ее венком.
Моган двинул лошадь шагом. Скрипнув седлом, он слегка повернулся ко мне:
— Мне нравится здесь. Достаточно далеко от моря, чтобы почти не слышать прибоя, но достаточно близко, чтобы расслышать пистолетный выстрел.
Прежде чем я смог понять смысл такого своеобразного измерения расстояний, он заговорил снова:
— У Мэри уже готов ужин. Она отлично готовит. — Мы миновали живую изгородь. Ворот не было, дорога просто заканчивалась у дома. — Если нам повезет, получим пирог с глазами.
— Это что?
Саймон Моган потряс головой.
— Ты утверждаешь, что живешь в Лондоне, и не знаешь! Это рыбный пирог, парень.
Он легко, по-юношески соскользнул с седла. Я спрыгнул рядом с ним.
— Эли! — крикнул он. — Черт его дери. Где ты, Эли?
Из хижины шаркающей походкой вышла шатающаяся фигура, похожая на кусок старой колбасы, тонкая, коричневая и скрюченная. Руки человека были за спиной, и он прогибался при ходьбе так, как будто его кто-то подталкивал. Посмотрев на меня, он ничего не спросил и без единого слова увел лошадь к конюшне.
Моган хлопнул меня по плечу:
— На Эли страшно смотреть, но с работой он справляется. Говорить с ним не пытайся, у него нет языка. — Он повел меня к дому.
— Нет языка?
— Ужасное дело. Гадкий случай.
Дым пахнул торфом и стлался по земле, как морской туман. Он мягко окутывал наши ноги, пока мы поднимались на крыльцо, затем проник вместе с нами в дом. При входе я остановился.
Я бывал во дворцах и замках. Но нигде я не видел такой роскоши, как в доме Саймона Могана. Весь пол помещения, которое представляло собой гостиную, покрывал громадный персидский ковер, половина которого была закрыта еще одним ковром, вдвое толще. В середине находился круглый стол, сделанный из корабельного штурвала. Его окружали кресла с высокими спинками, обитые плюшем и кожей. На полированной поверхности стола возвышались великолепные кубки из серебра и хрусталя, множество искусно выполненных сосудов. Стены украшали носовые фигуры судов, как в других домах охотничьи трофеи. Возле углового окна — судовой сундук с круглой крышкой. Повсюду, на всех полках и плоских поверхностях, расставлены золотые статуэтки, резные и мозаичные изображения, шкатулки, инкрустированные перламутром и драгоценными камнями. И это было лишь одно помещение дома. Сквозь дверной проем я увидел обеденный стол, установленный на стволы пушек.
Моган засунул большие пальцы за пояс.
— Все, что здесь находится,— самодовольно сказал он, — пришло с моря.
— С кораблекрушений, — уточнил я. Он сжал мое плечо и улыбнулся.
— Совершенно верно, парень. Море — богатая кладовая.
Это пояснение меня сильно разозлило. За каждую стоявшую в его комнатах безделушку заплатил жизнью моряк. Его роскошь куплена зарытыми в болотах трупами. Я стряхнул с плеча его руку и отвернулся.
— В чем дело? — спросил он. — Вижу я, Джон Спенсер, что ты рассердился.
Я не смотрел на него. Я стоял не двигаясь, но меня опять трясло.
— О, понимаю, — сказал он. — Конечно, ты видишь вещи с другой стороны. — Он снова прикоснулся ко мне, пальцы его были на моей спине. — Хорошо, я задам тебе вопрос. Я, что ли, направил эти суда на камни? Я ошибся в расчетах или сбился с пути штормовой ночью? Нет, не я. Тогда почему...
— Вы устроили крушение «Небесного Острова»,— сказал я ему. Я выпрямился и глядел ему прямо в глаза. — Вы использовали ложные маяки, чтобы заманить нас...
— Кто тебе это сказал? — Он вонзился в меня взглядом коршуна. — Кто тебе сказал, что были ложные огни?
— Я видел их сам.
— Ты ошибся.
— Нет, не ошибся. Они заманили нас ложными огнями, а потом всех убили. Калеб и другие. Они убили каждого.
— Ты в этом уверен? — спросил Моган. Его пальцы теперь не просто прикасались ко мне, они вонзились в меня, как когти. — Ты точно знаешь, что они убили всех, кроме тебя?
Его лицо, прежде такое благодушное, стало хищным и свирепым, как у льва. Белая слюна пузырилась в уголках рта. Он тряхнул меня:
— Ты уверен?
Вдруг раздался звук, похожий на хлопок, и девичий голос резко проговорил:
— Дядя Саймон, ты его испугал.