Но нельзя жить с ощущением собственной никчемности. Человек стремится к самоутверждению. Любой, самый малозначащий «винтик» должен ежедневно убеждаться в своей незаменимости (иначе он перестанет себя уважать!). Получается психология «навыворот»: не он обслуживает людей, а люди зависят от него. Поэтому официантка подходит к столику с таким видом, будто она наша благодетельница. Поэтому любимая фраза продавщиц: «Вас много, а я одна». Поэтому мелкий чиновник с наслаждением говорит: «Я человек маленький» — при этом он торжествует, ибо каждому ясно, что хоть он «человек маленький», но ты, кто б ты ни был, еще попрыгаешь перед ним. Всесильный начальник не кричит на подчиненных — нам устраивает разнос вахтер. Дежурная горничная в гостинице следит за нашей нравственностью. Мы заискиваем перед кассиршей аэрофлота. Секретарша разговаривает с нами, как русский царь с бедным евреем.
Вернемся к тому злополучному маляру, перед которым унижался Ученый. А что еще ему оставалось делать, академику, доктору наук? Бригада начала ремонт — все разбросала, перевернула, залила краской — и исчезла. Нет бригады! Как сквозь землю провалилась! А институту надо работать. Наконец появилась запойная личность с хмельной удалью в глазах. Ученый шел за ним на цыпочках. Я помню, с каким ликованием размахивал кистью маляр — так, что дождь белил хлестал по комнате (можно было бы аккуратно, ведь тут же, за чертежами и книгами сидели люди — им некуда было деваться! Но как же отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою власть над этими теоретиками, физиками, математиками, астрономами, инженерами, электроника-ми, конструкторами — дармоедами! — которые Бог весть сколько учились за народные деньги — а он, маляр, заставляет их сейчас метаться, как кроликов, из угла в угол, спасаясь от его лихой кисти!)
Опять критика! Опять о недостатках! Или ты не видел ничего хорошего?
Видел. Но ведь хорошее воспринимается как должное! И обычно говорят о том, что болит…
За годы моих «странствий по белу свету» я встречал много настоящих прекрасных людей. Я хотел рассказать о каждом из них в отдельности, но боюсь, что тогда мне придется составлять целый том положительных характеристик. (Впрочем, инспекторы из отдела кадров могут обращаться ко мне в любое время.)
«Много настоящих прекрасных людей», — общие слова.
Пожалуйста. Приведу фамилии:
Иванов, Петров, Сидоров, Авилов, Щукин, Гусев, Аксенов, Шафер, Озерова, Фырфырюгин, Данилевская, Катаев, Ауслендер, Скрябин, Воробьев, Новиков, Солоухин, Анджапаридзе, Школьников, Вольский, Садовкин, Слесарев, Маляров, Плотников, Максимов, Штродах, Иорданский, Раскин, Циклаури, Сомик, Павлова, Шадрин, Уханов, Захарова, Говоров, Румянцев, Солдатов, Краминев, Звонков, Серов, Гибовда, Феоктистов, Лауга, Ратомский, Есеев, Кероспян, Бугаев, Черемных, Вентцель, Славкин, — пятьдесят! Мало? А вы сами знали больше, хороших, настоящих? — и, конечно, Надежда Лукьяновна, повар на полярной станции в Тикси.
Кажется, я неправильно употребил слово «неудачник». Вероятно, я хотел сказать о людях, которым на все плевать — день промелькнул и ладно. Неудачник — это иная статья, значит человек чего-то добивался…
«Удачники» от «неудачников» отличаются как пассажиры пригородной электрички, проходящей без остановки мимо станции, от пассажиров, стоящих на этой станции. И те и другие, в конце концов, приедут к месту назначения. Одни — раньше, другие — чуть позже. Но пассажиры электропоезда лениво посматривают в запотевшие окна на уплывающую назад, заполненную людьми платформу и чувствуют свое некоторое превосходство. А ведь им просто повезло!
Источник: А. Гладилин. «Прогноз на завтра», Франфуркт-на-Майне: «Посев», 1972.
ТимофеевЛев Михайлович(Род. 1936)
Журналист, писатель, литературовед.
Родился в Ленинграде. Член профессионального комитета литераторов при издательстве «Советский писатель». Произведения Л. Тимофеева «Технология черного рынка или Крестьянское искусство голодать», «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности», «Ловушка», широко были распространены в Самиздате и послужили основанием для ареста и осуждения Л. Тимофеева в 1985 г. на 11 лет заключения по 70 статье УК РСФСР. В 1987 г. был «помилован». В ответ на эту горбачевскую милость обратился с открытым письмом в газету «Известия» с требованием освободить всех политических заключенных в СССР. Вскоре основал один из лучших самиздатских журналов перестроечного времени «Референдум». В 1988 г. автобиографическая повесть «Я — особо опасный преступник» и пьеса «Москва. Моление о чаше» удостоены в Париже литературной премии им. Вл. Даля. В настоящее время Тимофеев — член Московской хельсинкской группы, Московского Союза писателей, член Российского ПЕН-клуба, редакционного совета журнала «Юность» и редколлегии журнала «Странник».
Привет из Заборска!
Здравствуй, Сергей Михайлович, после длительного молчания, пользуясь случаем, решил написать письмо. Да ведь как у нас бывает в жизни: рвешься из последнего, ни о чем не думаешь — ни о здоровье, ни о семье — одна работа, и вот сейчас пришлось забраться в больницу. Причина одна — Вам пишу как это есть, — ну, болезнь мою знаете: сах. диабет II (средней тяжести), — но не эта причина лечь в больницу. Буду краток и опишу без нытья, так как к этому не привык, но одно только не укладывается в душе: за что все так делается и где справедливость искать?
Я, как знаете, шесть лет последних работал начальником районного управления сельского хозяйства. Теперь по указанию и личному выбору Жуковца Н.С., первого секретаря обкома, подготовлено на мой счет мудрое постановление бюро, вызванное жалобой колхозников к/х «Красный каучук», что бывший их председатель завалил все дела, колхоз находится в тяжелом положении — 6 млн. долгов, на земле нет хозяина, строительство не ведется; что он нарушил колхозную демократию, без согласия Совмина землю передал совхозу им. Р. Люксембург… Жалоба адресована на имя Соломенцева М.С., Председателя Совета министров Российской Федерации, в связи с чем Жуковец на подъем этого хозяйства называет мое имя.
Постановление бюро гласит: в целях укрепления руководства, значительного улучшения производственно-финансовой и хозяйственной деятельности, ликвидации убыточности направить на должность председателя колхоза «Красный каучук» т. Хренова В.А., работающего начальником управления с/х За-борского райисполкома.
Я в начальники не лез, кажется. Десять лет я работал директором совхоза в Сосновых Горах, тянул, вытягивал, по телевизору нас показывали, Переходящее Знамя Совмина ты же своими руками мне вручил на вечное хранение. Не буду перечислять, что все фермы были механизированы, что для народа карусели и гигантские шаги построил…
Когда начальником управления назначили, я до унижения дошел, в кабинете у Жуковца слезами плакал, чтобы только оставили меня в покое. И жители сосновогорские писали в защиту, чтобы меня директором совхоза оставили, но ничего не помогло. Ладно, поднял семью и переехал.
Шесть лет я работаю в Заборске. Теперь, в общем, и не снятие, а даже повышение, в крупнейший колхоз назначают, но дело не в этом: ежедневно надо будет человеку, больному сах. диабетом, сидящему на дотации инсулина, ездить на работу к 5–6 утра за 40 км и возвращаться в 9-10 вечера. Или туда переезжать, бросать семью, больных ребят — у старшего астма, младший, сам знаешь, без врача неделю не обходится. В общем, обстановка семейная и болезнь не позволяют давать такого согласия. Но и за невыполнение решения бюро и указания Жуковца ждет жесткая опала примерно такого характера: снятие с работы, строгий выговор или исключение из партии. И хотя ничего такого прежде по работе не заслужил, но в подобных случаях он ни на что не смотрит, и будет устроено гонение, как это уже делалось не на одного человека. Напомню: после снятия с работы известного тебе секретаря Песковского райкома тот устроился в Подмосковье. Жуковец узнал через Конотопа [1] или других, выгнали с работы, заставили вернуться в нашу область, держали долго без работы, потом, после того как жена не выдержала и поехала унижаться на прием, кое-как дали работу в колхозе экономистом — пожилого человека с больной женой из райцентра выкинули в ссылку. Таких примеров, сам знаешь, много. Вот примерно такая судьба и меня ждет за все старания.
В связи с этим и решил писать письмо, посоветоваться, что делать. Жалко и ребят, и жену. Работы, конечно, не боюсь, но вот болезнь моя и ребят уже не позволяет уезжать от больницы да и на себя принимать пожизненную муку и скитания. Хорошо только говорить врачам, что нужен режим питания при моей болезни 4–5 раз малыми дозами — диетическое питание. Председатель колхоза с утра запрягся и поехал. Кто же режим питания при такой разъездной работе создаст? Я уж не говорю о проклятой водке: из района представитель приедет — напои да выпей за компанию, из области — напои да выпей; санитарный врач прибудет, или пожарный инспектор, или снабженец из «Сельхозтехники» — с каждым пей, а то дело не сделается, зажмут, оштрафуют. Зеленый змий колхозом руководит, а не председатель.
Сергей Михайлович, в общем, так стоит вопрос: работу бросать, но как избежать гонения? — на болезнь обком не посмотрит, постарается закрыть глаза. Кого и повыше меня до земли пригибали. Нашего бывшего первого секретаря райкома Пастухова А.С. только после двух инфарктов освободили от работы — ждать этого тоже не спасение. Какой выход? Эмигрировать за пределы области — по партийной линии будут розыски, о чем писали из Песков. Как определиться? Что можешь подсказать, как защититься, где искать поддержку? Какие партийные законы на этот счет?
Вот все эти вздергивания нервов заставили лечь в больницу с повышенным сахаром — 240 мг. Сейчас, может, как вариант дальнейших испытаний, будут дергать врачей — не сделка ли здесь какая? Поэтому лег в больницу в Конобее-во, подальше от районного центра. Вот как у нас бывает гонение и опала по-заборски…