— И он начал что-то торопливо записывать в карточке.
…Часов в десять вечера девочка отложила Пушкина, погасила свет и, лежа на спине, не мигая, стала смотреть в потолок, наблюдая за призрачными движениями причудливых теней, исходивших от росших за окном деревьев. Луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела, когда в комнате вдруг раздались ледяные звуки челесты и кто-то осторожно присел на кровать, тронув ее за плечо.
— Проснитесь, Анна! — услышала она чей-то шепот и поняла, что Анна — это она, хотя и звали ее по-другому.
— Я не сплю, — сказала девочка.
Перед ней сидел молодой человек лет двадцати, с сильно загоревшим лицом, в темных массивных очках. На нем был голубой сюртук, и девочка не понимала, как в таком блеклом, мертвенном свете она различает это волшебное сочетание голубого с загорелым.
Он наклонился и поцеловал ее в плечо.
— Это незабываемое мгновенье, — тихо произнес он. — Ты гений… ты вдохновенье…
— А кто ты? — спросила девочка, хотя и ощущала, что это он. Она его узнала вмиг, чуть только он вошел.
— Что тебе в моем имени? — грустно сказал он и посмотрел в окно. — Оно умрет и оставит лишь мертвый след, подобно узору надгробной надписи на непонятном языке…
— Не говори так.
Он поправил очки:
— Сегодня была пятница…
— Я знаю. Ты в голубом…
— Время уходит. Твое время и мое. У нас нет общего времени. Пройдут годы. Мечты постепенно развеются… И я забуду…
— А ты подожди меня, — сказала девочка и положила его холодную руку себе на грудь. — Ты слышишь? Это я тебя догоняю…
Он встал и снова взглянул в окно. Но теперь уже с тревогой:
— Там таинственная сень. Она манит меня… Я думаю о ней постоянно, брожу ли вдоль улиц шумных… Вы мне писали?
Он задал этот вопрос неожиданно сухо и повернулся спиной к окну. Лицо его было бесстрастным, и девочке показалось, что сквозь темные очки она видит его холодные зеленоватые глаза.
— Я? — растерянно сказала девочка.
— Не отпирайтесь! Не отпирайтесь. — сказал он. — Не приучайтесь врать уже в таком возрасте.
— Я писала не вам, честное слово! Простите меня… Я просто хотела немного позлить вас… Мне совсем не нравится долговязый… Простите меня!..
— Мы не увидимся в синюю субботу, — четко проговорил он. — В субботу у вас нет моих уроков… Прощайте.
Девочка выпрыгнула из постели и подбежала к окну, но он уже шагал по другой стороне улицы, резко, со свистом рассекая воздух тонким прутиком направо и налево. Снова зазвучала ледяная челеста. И вдруг девочка увидела, как от фонарного столба отделилась фигура в черном наглухо запахнутом плаще и направилась ему наперерез. Девочку вновь охватил безотчетный ужас.
— Он убьет тебя! — закричала она. — Убьет!
Когда мать вошла в комнату, девочка, тяжело дыша, улыбалась, стоя у окна, и шептала: «Не успел, не успел!.. Я помешала ему…»
— Тебе опять что-то пригрезилось? — спросила мать.
— Не спится, — сказала девочка. — Здесь так душно…
Возвратившись из девочкиной комнаты, мать разбудила отца.
— А? — со сна спросил он. — В чем дело?
— Вчера она проснулась в два, а сегодня спала до четырех… Завтра я дам ей две таблетки…
— Обязательно, — пробормотал отец.
В субботу учитель надел («одел») синюю рубаху, повязал еще более синий галстук и понял, что никуда не торопится, потому что через субботу имел свободный день. Тем не менее около десяти утра он уже вышел из метро и направился к школе. Дойдя до качелей, он остановился, сел в лодочку и закурил.
«Сейчас у них перемена, — подумал он, — а всего — пять уроков…» Он вдруг понял, что ждет конца уроков, и покраснел, как школьник. И подумал, что это уж будет совсем превосходное зрелище: сидящий на качелях в свой свободный день одинокий учитель возле школы, в которой он проводит тридцать часов в неделю. А мимо будут идти дети и показывать на него пальцами: что он тут делает?
Мимо прошла привлекательная девушка лет двадцати пяти.
— Извините! — крикнул учитель. — Вы бы не согласились побыть у меня противовесом?
— Что? — девушка обернулась, и учитель увидел ее лицо.
— Я хотел спросить, который час, — сказал учитель.
— Без двадцати одиннадцать, — ответила девушка.
«Не больно-то и хотелось», — подумал учитель и быстро пошел к метро.
Он доехал до вокзала, сел в электричку и через полтора часа уже проводил время средь юношей безумных и прелестных вакханок. Друзья мои, прекрасен наш союз… Полнее стакан наливайте! В крови горит огонь желанья. Не пой, красавица, при мне… но верь мне: дева на скале прекрасней волн, небес и бури…
Учитель не приехал, а притащился домой далеко за полночь. Раздраженный и усталый, он рухнул на постель и тут же уснул.
На втором уроке девочка получила двойку по математике. но нисколько не расстроилась, а только пожала плечами и пошла к своему месту.
— Ты понимаешь? — торжественно произнесла преподавательница. — Я поставила тебе «два»!
— Понимаю. — сказала девочка и передала по ряду дневник.
По дороге домой она завернула на качели.
— Эй, староста! — крикнула девочка. — Побудь-ка у меня противовесом!
Староста подошел к качелям и угрюмо полез в лодочку.
— Что случилось? — спросил он.
— А что случилось? — поинтересовалась девочка.
— Почему ты получила пару?
— Потому что мне ее поставили.
— Ты подводишь звено.
— О мама миа, — вздохнула девочка.
— Что?
— Ничего. Ты очень плохой противовес.
Девочка спрыгнула с качелей и, не оборачиваясь, пошла домой.
— Во вторник не исправишь — вызовем на совет отряда! — крикнул вдогонку староста.
«Синяя суббота, — думала девочка, — фиолетовое воскресенье и красный понедельник… Как это долго!..»
Вечером, рассеянно выслушав родительскую нотацию за полученную двойку и нехотя приняв три таблетки, девочка ушла в свою комнату.
Не прошло и часа, как она прибрела к странному и безлюдному месту на краю темного бора. Сидевшая на ветвях русалка при виде девочки испуганно забила по дереву хвостом и соскользнула в мутную зелень заросшего пруда. В глубине бора исчезала единственная дорожка, на которой четко отпечатались чьи-то огромные следы, и девочке стало жутко. В мертвой тишине лишь иногда раздавался треск сломленной ветки. Это леший забирался все дальше и дальше в чащу. Да позвякивала на ветру привязанная к основанию большого зеленого дуба цепь. Девочка понимала, что это и есть таинственная сень. Она прижалась спиной к зеленому дубу, обхватила колени руками и стала ждать. Потом она услышала плеск и повернула голову направо. Двое детей в школьной форме тащили из пруда сеть. Сеть поддавалась с трудом, но дети все тащили ее, пока не показался завернутый во все черное какой-то предмет. Дети подтащили черный предмет к берегу, и вдруг глаза их расширились от ужаса, и они бросились бежать. И девочка увидела, что предмет, одетый во все черное, — мертвец. Девочка хотела закричать, но не смогла. Страх сковал ее. А мертвец, лязгая зубами от холода, выбрался на берег, стряхнул вцепившихся в него черных раков и начал озираться, явно кого-то выискивая. Девочка сидела, не шелохнувшись, боясь взглянуть в пустые глазницы мертвеца. Мчались и вились тучи. В селе за рекою потух последний огонек. Оттуда в таинственную сень вела одна дорога, по которой должен был идти он, и вдруг девочка поняла, кого ждет мертвец…
На поля ложился туман, когда она услышала знакомый свист рассекаемого прутиком воздуха. Свист приближался. Мертвец вздрогнул и вытянул голову. Изо рта у него закапала красного цвета слюна… И, преодолевая ужас, сковавший все ее тело, девочка поднялась во весь рост, и мертвец увидел ее. Он расставил руки и сделал шаг вперед. Девочка попятилась. Свист был уже совсем рядом. Мертвец сделал еще шаг. Девочка еще попятилась и побежала на непослушных тряпочных ногах подальше от таинственной сени. Она боялась обернуться, но чувствовала, что мертвец гонится за нею. Еще шаг, еще шаг, еще подальше, подальше бы… Холодная рука вцепилась в ее плечо, мать сидела на кровати и тормошила девочку за плечо. Девочка открыла глаза. Сердце колотилось как бешеное.
— Ты стонала, — сказала мать, — и я тебя разбудила.
— Спасибо, мама, — ответила девочка, переводя дыхание. — Это очень важно.
— Но сегодня ты хоть не кричала.
— Не могла, — сказала девочка устало. Мать посмотрела на часы. Часы показывали половину шестого.
«Значит, действует», — подумала мать и поцеловала девочку в лоб.
Учитель проснулся в воскресенье только часов около двенадцати. Сначала принял таблетку от головной боли, потом вчерашний вечер стал для него ненужным, утомительным и глупым. Он представил себе, что, пока он вчера был на даче, девочка пришла домой, пообедала, сделала уроки, погуляла, поужинала, почистила зубы и легла спать в половине десятого. И чем больше учитель думал о девочке, тем легче ему становилось, тем лучше и как-то очищенное он себя ощущал. В конце концов он внезапно поднялся, натянул на себя фиолетовую рубаху и, махнув на все рукой, направился к кинотеатру «Уран». В двадцать минут третьего он уже стоял в очереди на ближайший сеанс. Он стоял и старался не смотреть на взрослых и детей, заполнявших билетный зал. Когда до окошечка оставалось двое, его тихонько тронули за локоть. Девочка была в джинсах и фиолетовом свитере.
— У меня сегодня тоже воскресенье, — сказала она, как бы оправдываясь — Возьмите мне билет, только в первом ряду. — И она сунула ему в руку тридцать копеек.
Он сначала хотел вернуть ей деньги, но она наотрез стала отказываться:
— Это не мои деньги. Это мамины…
И учитель решил, что лучше, наверное, эти тридцать копеек взять, потому что в конечном итоге она ученица, а он ее учитель… Он купил два билета. Оба в первом ряду.
Когда они пробирались на свои места, она была впереди, а он слегка подталкивал ее под руку. Внезапно учитель почувствовал, что на него смотрят. Он повернул голову и увидел директрису. Привстав со своего места, она провожала их взглядом, выражавшим недоумение и озабоченность. Учитель поклонился ей, но она не прореагировала и опустилась на свое место…