— Нашли?
— Не-а, — он помотал головой.
— Как же тебе удалось?
— А я лесом добрался до станции, сел на поезд, приехал в столицу. Женился. Взял фамилию жены.
— Здорово! — сказал я. — А я на спор на Землю прилетел.
— Как это на Землю?!
— А я же из другой галактики. Поспорил там со своими, что построю космический корабль и до вас долечу. Они говорят: не построишь! А я говорю: построю! Они — не построишь! А я — построю.
— Построил? — спросил Толик.
— А как бы я еще с тобой мог встретиться.
— Выходит, там тоже любят спорить.
— Еще как!
— Нравится тебе у нас? — спросил он.
— Нравится, — ответил я.
— У нас тут на Земле хорошо… Ну, мне сюда, — и он показал на противоположную сторону улицы. Бывай!
— Счастливо!
— Как-нибудь встретимся, — сказал он.
— Мир тесен, — сказал я.
Одному мальчику — звали его Федя — подарили часы. Настоящие, ручные. Федя надел их на руку и вышел во двор. Было 9 часов 35 минут Во дворе ребята играли в футбол, и никто не обратил на Федю никакого внимания. Феде;»то стало очень обидно. Он посмотрел на часы и сказал:
— А сейчас 9 часов 55 минут!
Никакого эффекта.
Тогда Федя посмотрел на часы и сказал:
— А сейчас ровно 9 часов 56 минут
Тут ребята заметили Федю.
— Что, что ты сказал? — спросил один из них.
— Я сказал, что сейчас 9 часов 56 минут. Только;»то было минуту назад. Поэтому сейчас не 9 часов 56 минут, а 9 часов 57 минут.
— А ты откуда знаешь? — спросили ребята.
— А мне часы подарили, — сказал Федя. — Нот, — и он вытянул руку, на которой красовались часы.
— Ух ты! — раздался общий возглас, и все принялись рассматривать часы. У них, кроме минутной и часовой стрелки, была еще секундная, когда смотришь на минутную и часовую стрелки, то кажется, что время тянется медленно-медленно, а когда смотришь на секундную, то наоборот — быстро-быстро.
— Хорошая вещь — часы! — вздохнул кто-то.
— Еще бы! — сказал Федя. — Всегда можно посмотреть на них и сразу узнать, который час. А еще можно время засечь!
— За что же его засекать? — спросил мальчик Гоша, который был самым маленьким мальчиком в компании. — Они разве в чем-нибудь виноваты?
Все засмеялись, а Федя сказал:
— Время засекают за тем, чтобы узнать, сколько его прошло от какого-нибудь момента. Вот хотите, мы узнаем, за сколько времени кошка Марфа пройдет от одного угла дома до другого. Внимание! Засекаем!
Федя посмотрел на часы, а потом впился глазами в кошку, которая как раз шествовала вдоль стены дома. И все впились глазами в кошку Марфу. Федя сделал отмашку рукой и торжественно провозгласил:
— За двенадцать секунд!!
— Хорошая вещь — часы, — опять вздохнул кто-то.
— А давайте еще раз время засечем. Например, за сколько можно съесть порцию сливочного мороженого, — предложил другой мальчик.
— Какого сливочного? — поинтересовался Федя. — В вафельном стаканчике или в брикете? Также бывает и в бумажном стаканчике. Тогда его ложечкой есть надо.
— Я имел в виду в вафельном, — испуганно проговорил мальчик.
— Мне что, мне все равно, — пожал плечами Федя. — Можно и в вафельном. Пошли, что ли.
И компания двинулась по направлению к киоску с мороженым. Здесь возник небольшой спор, кто будет есть мороженое, потому что на всех денег не хватало. В конце концов решили, что мороженое будет есть Витя Кукушкин, он, по общему мнению, отличался самой большой скоростью съедания мороженого. Вите вручили стаканчик: мороженым, и он замер в ожидании сигнала.
— Внимание! — Федя поднял руку. — Старт! — Федя опустил руку, а Витя Кукушкин, как тигр, впился в мороженое. Один миг — его не стало.
— Вот это — да! — восхищенно произнес Федя. — Две с половиной секунды. Отличное время!
Витя Кукушкин стоял в позе чемпиона. Оспорить его результат никто не мог, денег больше не было.
И все вдруг вспомнили, что у них есть какие-то дела, и Федя тоже вспомнил, что его выпусти-»и всего лишь на час, и стрелка уже приближались к неприятной отметке.
«Хоть бы они испортились, — подумал Федя про часы. — Тогда можно было бы сказать, что часы встали и я не знал, что пора уже возвращаться».
Но часы бодро тикали, и маленькая секундная стрелка как сумасшедшая вращалась по кругу.
К Ивану Семеновичу пришла Весна-Красна Шелковая Коса, позвала его пойти прогуляться по улицам, поглазеть на народ, съесть порцию-другую эскимо, а то, может и в кино сходить.
— Вы же знаете, я всегда, — сказал Иван Семенович. — Помните, небось…
— Помню, как же, — сказала девушка.
— А сейчас, извините, не в состоянии. Сами видите, квартиру новую получил. Устраиваемся. Полы перестилать надо? Надо! Плинтуса менять. Разве ж это плинтуса?
— А то, может, пойдем! — предложила Шелковая Коса.
— Русским языком говорю: устраиваемся! Вы через год приходите. Тогда и погуляем.
— Хорошо, — сказала она и направилась к окну.
— Эй, постойте! — вдруг опомнился Иван Семенович. — Вы случайно кафельную плитку-кабанчик достать не можете?
— Я многое могу, — ответила красотка. — Зиму могу растопить. Луга бархатным ковром застелить. Цветами их осыпать. Птиц из дальних стран возвратить. А вот плитку-кабанчик достать не могу.
— Ну, идите, идите, — сказал Иван Семенович. — Я Васильеву позвоню. Уж он-то достанет.
И на следующий год явилась к Иван Семеновичу весна, правда, с небольшим опозданием.
Явилась, а у него в квартире пыль столбом стоит, страшные удары раздаются.
— Ну? — сказала прелестница.
— Как-то не вовремя вы все. Мы как раз перегородку в коридоре меняем. За счет этого кухня увеличивается на три метра.
Гостья чихнула.
— Будьте здоровы! — сказал Иван Семенович.
— Так когда же тогда? — спросила она.
— Ясное дело, через год.
— Кто это там у тебя? — крикнула из другой комнаты жена.
— Весна! — крикнул Иван Семенович.
— Какая еще весна?!
— Красна, какая же еще?!
— Сейчас грузчики приедут, мебель приведут, а он лясы задумал точить.
— Да она на минутку, сейчас уйдет.
И прошел еще год. Но Ивана Семеновича дома застать было совершенно невозможно.
Неужели он в сады и парки отправился? Если бы. Он в очередях за клеящимися обоями отмечался.
А потом что? Потом с тещей съезжался, в результате чего образовалась у семьи четырехкомнатная квартира, потом с первого этажа переезжал на пятый. Потом с дочерью разменивался, она замуж вышла.
Насколько мне известно, он устраивается до сих пор и все никак не устроится.
И весна к нему больше ни ногой, ни другие времена года.
Когда пустеет спортивный зал, воздух которого еще окончательно не остыл от бушевавших здесь недавно страстей, в помещение входит тетя Катя, техничка, замечательная во всех отношениях женщина. Она вносит орудия своего труда — большую швабру, ведро — и начинает уборку. Она пылесосит ковер, бывший ареной жарких борцовских схваток, подметает боксерский ринг, протирает гимнастические брусья. За работой тетя Катя разговаривает сама с собой, то и дело поминая в своих внутренних монологах завхоза Тимохина.
— Ох, Тимохин, ох, этот Тимохин! — приговаривает она. — Я, говорит, тетя Катя, вас уважаю, но новую швабру выдать не могу, пока не прошел срок амортизации этой. Мне он, значит, выдать не может, а Марусе из плавательного комплекса — пожалуйста! Как же так, говорю, товарищ Тимохин, и почему такое предпочтение?
С этими словами тетя Катя приступает к штанге, на которой установлен рекордный вес сегодняшнего дня.
— И ведь никогда не уберут на место! — бурчит тетя Катя, приподнимая штангу за один конец и протирая под ней пыль. — Сколько ни просишь — как об стенку горох!
Тетя Катя опускает штангу и переходит к ее другой половине.
Такая у тети Кати незаметная и совсем не героическая работа.
Признаюсь, по натуре я домосед и даже самая кратковременная разлука дается мне нелегко.
Хорошо еще, что попутчик в этот раз достался мне общительный. Едва поезд тронулся, он признался, что едет в командировку, и спросил, не женой ли приходится мне провожавшая меня женщина.
Я ответил, что он не ошибся.
— А вот моя жена, — сказал он, протягивая мне фотографию, — не смогла приехать на вокзал. С детьми осталась. У вас есть дети?
Я полез в карман и достал фотографию моих ребятишек.
— А вот мои дети, — сказал он.
Пока поезд пробирался через пригороды, я, кроме детей, успел рассмотреть деверя моего попутчика, двух его свояков, брата жены, тетку по матери и целую кучу племянников.
Слава богу,’ родней я тоже не обделен, что я немедленно и доказал целым рядом снимков.
— А вот мои друзья — Коля, Миша, Валерий, — сказал мой сосед, извлекая на свет их фотокарточки.
Он, может быть, сам того не сознавая, затронул самую живую тему. Друзья!.. О друзьях я готов говорить часами. Но лучше всяких слов пусть скажут их дорогие изображения.
Я раскрыл чемодан, в кармане у меня они, разумеется, не умещались. В купе сразу же сделалось тесно от моих друзей. Принесли чай. Мой попутчик устало откинулся на спинку дивана и предложил:
— Может быть, попьем чаю?
— Чай от нас никуда не денется, — сказал я. — Лучше вот взгляните…
— Кто это? — вздрогнул он.
— Это мой любимый писатель… А вот это мой участковый врач… Чаш почтальон… Правда, здесь он не очень хорошо получился. Соседи по этажу… Работники прачечной № 11… Граждане нашего микрорайона… Как они там без меня?
Вскоре мой сосед уже крепко спал, а я засел за письмо жене.
«Дорогая! — писал я. — Уже проехали 38 километров. Не могу передать, как безумно я соскучился. А впереди еще два дня разлуки. Тоску по дому скрашивает мой сосед по купе. Чудеснейший человек. Его снимок я тебе покажу, когда вернусь».