, крохотная женщина, а какого гигантского мужика произвела на свет. Где же он там у нее помещался? Когда что-то маленькое рождает что-то большое — это, как мне кажется, более удивительно и достойно восхищения.
Но поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Ушел так запел. Из рядов критикующих перебрался в лагерь критикуемых. И теперь в качестве лица, оголенного со всех сторон для всякого рода наскоков, заявляю, что критиковать несравненно легче, чем… В общем, вы сами, сами попробуйте. Покажите, как надо. Кто вам мешает сделать телевидение таким, о каком вы мечтаете? Или правительство. Не нравится вам правительство, станьте министром, хотя бы и без портфеля, и — вперед! Так нет же, вы предпочитаете критиковать. Это, мол, не так, и то не эдак. Тут, мол, надо чуток правей, а здесь — слегка вбок и наискосок. Эх вы! Ну, так и жуйте то, что есть. Иного вы недостойны.
И вот бродят и бродят окрест лохматые, заспанные люди с серьгами в золах. И вздыхают, и жалуются, и клянут судьбу. Нам бы, говорят, деньжат, уж мы бы тогда… Ладно, появляются деньги. Откуда-то появляются, не суть важно. Казалось бы, иди и делай. Нет, опять вздохи. Что деньги, говорят люди в серьгах? Что на них купишь в наше-то время, на эти самые деньги? Работать-то на чем? Где необходимые условия? Где оборудование? Ну, мать их итить! Ладно, вот вам условия. Вот вам оборудование. Не знаю откуда. Может быть, гуманитарная помощь с Запада. Главное — есть. И опять все не слава богу, Выясняется полное отсутствие рук, которые можно было бы приложить в этих неплохих, в сущности, условиях, с этим неплохим оборудованием и с этими неплохими деньгами. Ну нету рук. И соответственно мозгов. Воистину по Булгакову получается. Чего ни хватишься, ничего у нас нет. Какой-то вселенский вакуум. И все-таки, несмотря на это, что-то у кого-то вытанцовывается, что-то помаленьку выползает. Жизнь если не бьет ключом, то теплится. Кто-то бессонный не дает ей загаснуть. Значит, есть надежда. Надеждочка. А также — Любочка. Верочка. Светочка. Оленька. И другие девчонки.
Многоуважаемые господа судьи! Господин прокурор! Господа присяжные! В этот опять судьбоносный для нашей Родины час позвольте обратиться к вам с небольшой речью. Пройдет некоторое время, и вы, взвесив все обстоятельства дела, произнесете свой суровый, но справедливый приговор участникам антиконституционного переворота. Надеюсь, что весы у вас отрегулированы как следует и гири на них правильные и вообще никаких фокусов при взвешивании не будет, а не как у нас в соседнем гастрономе. Да, бесспорно, вина подсудимых чрезвычайно тяжка, последствия их поступков не укладываются ни в какие рамки, да что там говорить, они просто козлы, но, господа судьи, господин прокурор и вы, господа присяжные, нельзя не обратить внимание и на смягчающие обстоятельства. Если бы не идиотические действия подсудимых в памятные дни августа, вы бы, господа, и сейчас грели в своих нагрудных карманах партийные билеты, Михаил Сергеевич метался бы по-прежнему между правыми, левыми и народом, а нам бы оставалось только гадать, до каких же пор этот цирк может продолжаться. И разве посмел бы я сейчас называть вас господами? И разве освободилось бы с такой волшебной быстротой известное здание на Старой площади? И разве проявилась бы с такой определенностью неспособность прежних структур к руководству страной? Нет, нет и еще раз нет! Лишь вступление Янаева и его компании в заговор против законно существующей власти позволило перевести вялотекущий процесс построения социализма в одной отдельно взятой стране в состояние бурного обострения, за которым, надеемся, наступит, как выражаются медики, ремиссия и, наконец, выздоровление.
Ну, разве не свидетельствует все это в пользу подсудимых?
Нельзя не отметить также и особые, выдающиеся заслуги президента М. С. Горбачева.
Вот говорят, где были его глаза, когда он назначал своих бывших теперь уже друзей и соратников на ключевые посты?
А где надо, там и были’
Может, он это нарочно. Может, он как раз оказался дальновиднее, чем мы все, вместе взятые. Дай, думает назначу их, а они, конечно, государственный переворот затеют я же их как облупленных знаю, а государственный переворот у них, конечно же, не получится, у них и раньше ничего не получалось, и тут уже ни у кого не останется сомнений в необходимости реформ. И мы все дружно как навалимся! И пойдет у нас дело, пойдет! И еще Запад в благодарность за то, что пронесло деньжат нам подбросит. Ничто так не стимулирует щедрость, как чувство только что миновавшей опасности.
Я и раньше не сомневался в незаурядных политических качествах Михаила Сергеевича, а тут — просто дьявольская прозорливость. Куда там Владимир Ильич! Ильичу и не снилось ничего подобного.
В общем, господа, так скажу: это была натуральная проверка на вшивость, извините за выражение. Легонькая такая проверочка. И скажите еще «спасибо», господа! Могло бы быть и покруче. Теперь мы хоть приблизительно представляем, кто и как себя поведет в жесткой ситуации. И застрахованы от обольщений на этот счет. А то — расслабились. Думали, игрушки все это. Решили, что Верховный Совет — это театр, а люди в нем актеры, и что ничего страшней клюквенного киселя в буфете Дворца Съездов в перерыве между дебатами не прольется. Оказалось, нет, не так. Оказалось, что за слова надо отвечать. Иногда — ценой жизни, а не то что свободы, которая и сейчас для некоторых — пустой звук. Пришлось и Москве подтвердить, что она — город-герой, наравне с Вильнюсом, Ригой, Тбилиси. Не стыдно стало жить в Первопрестольной.
Впрочем, не будем перебарщивать по поводу народного энтузиазма: очередь в «Макдоналдс» не редела все эти три августовских дня. Неплохая, в общем-то, реклама для заведения. «Наши чизбургеры так вкусны, что никакому путчу за уши не оторвать тех, кто утоляет голод в «Макдоналдсе»!» Смех смехом, но как вспомнишь, что и судьба «Макдоналдса» решалась на других кухнях, где очень сильно пахло жареным, то призадумаешься над склонностью злодейки-истории шутить шутки в духе Эдгара По, Амброза Бирса и других апологетов черного юмора.
Но, простите, господа, кажется, я отвлекся, а время, отпущенное для произнесения моей речи, истекает. И вам скоро предстоит вынести ваш вердикт. Прошу учесть, что обвиняемые прежде всего жертвы исторического процесса. Роли заранее были распределены, господа. Сам Христос не состоялся бы без Иуды, и не забывайте, апостол Петр отрекся от своего учителя. «Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от меня трижды».
Господи, и где же они до сих пор петухов находят?!
Настала пора положить предел очернительству армии, попыткам бросить тень на высший офицерский состав, скомпрометировать саму идею службы в Вооруженных силах. Особенно поднаторели в этом деле разного рода писаки, которые за грошовый гонорар не пожалеют, как говорится, ни матери, ни отца. Зачем, например, понадобилось некоему А. С. Грибоедову в своей пьеске под явно издевательским названием «Горе от ума» выводить опытного, заслуженного полковника Скалозуба? Ясно же, для чего… для того, чтобы ослабить обороноспособность страны. Причем характерно, что у данного автора почему-то не находится слов, чтобы показать боевую учебу войск, рассказать о трудном и почетном долге солдата, зато он не жалеет красок для всего негативного и отрицательного, что, безусловно, еще кое-где есть в армии. Читаешь Грибоедова и думаешь: неужели наших офицеров ничего больше, кроме карьеры, не заботит?
«Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу.
Мне только бы досталось в генералы».
Тогда спрашивается, кто выиграл войну 12-го года, кто и сейчас стоит на страже рубежей нашей Ро дины?
Хочется спросить у Грибоедова: а нюхал ли он сам пороху, не отсиживался ли он в тылу, пока другие рисковали жизнью?
Но, видно, чего только не сделаешь ради того, чтобы снискать дешевую популярность и отхватить вознаграждение за публикацию. На ту же стезю очернительства вступал и небезызвестный Александр Пушкин, кстати, не лишенный некоторых литературных способностей. Но на что он предпочитает их тратить? На то, чтобы показать саперного офицера Германа за карточным столом, в компании разгульных друзей, в помыслах о наживе. А где же сама служба?.. Где многосуточные дежурства?.. Где маневры, учения в максимально приближенной к боевой обстановке? Об этом сочинитель предпочитает умалчивать.
Ну, ладно, Пушкин, сознательно, как нам стало известно, укрывшийся от военной службы!.. Но Толстой!.. Стыдно!.. И если покопаться, у него можно найти неплохие страницы, посвященные военным. Так как же вас, господин хороший, угораздило скатиться в такой пасквиль на армию, каким, не побоюсь сказать, является ваш рассказ «После бала»?.. Зачем понадобилось смаковать сцену экзекуции над рядовым составом? Да, отдельные факты подобного рода имеются. Но в этот трудный период, переживаемый страной, зачем разжигать страсти, зачем вбивать клин между армией и народом? Почему было не обратиться к славным страницам недавнего прошлого? К освобождению Балкан от османского ига, допустим? Я думаю, что у вас получилось бы. И слог недурен, и знание войскового быта имеется.
Эх, Лев Николаевич, Лев Николаевич!.. Какой вы пример молодежи показываете?.. Вот, глядя на вас, подающий надежды Куприн — туда же!.. Взял и тиснул свой «Поединок». И чего он там только не понаписал!.. И будто бы офицеры только и делают, что пьют и занимаются бессмысленной шагистикой… И уводят чужих жен. И не брезгуют рукоприкладством. И в довершение всего убивают друг друга на дуэли.
И все-таки мне бы не хотелось заканчивать свой обзор литературы об армии на столь пессимистической ноте. Не все так мрачно. Необходимо отметить прекрасное произведение барона Корфа «Восшествие на престол императора Николая I», отразившего слаженные действия войск по усмирению восстания 14 декабря 1825 года. Эти славные традиции сегодня продолжают в своем творчестве Юрий Бондарев, Александр Проханов и многие другие. Нельзя в данном ряду не назвать и страстное выступление певца и актера Михаила Ножкина в день митинга на Манежной площади, посвященного 23 фе