Я другой…
На «товарища» и «гражданочку» уже никто не откликается.
«Мадам» не привилось в связи с некоторыми изъянами Закона о собственности и недопоставками четырех миллионов бутылок шампанского в год на наш праздничный стол.
«Сударыня» переводится разве что со словарем. В ходу военно-грузинское «женщина» с разбросом по возрастному признаку: «девочка», «девушка», «мамаша».
— Женщина, вы на следующей сходите?.. А там впереди вас сходят?
Не беспокойтесь, она «сходит». И не только из этого трамвая, но и с этого земного шара вообще. Там, впереди нее, уже сошли в воспоминания, в пустой звук ценные породы птиц, зверей, рыб, бабочек и цветов.
Я не знаю, что ей помешало сойти раньше. Может быть, замешкавшееся в проходе Аральское море?
Клянусь всей парфюмерией Франции и лекалами Вячеслава Зайцева, отступать больше некуда. Женщина — последний оборонительный рубеж природы. И она тоже сегодня — зона экологической катастрофы.
Если не вернуть их к домашнему очагу, в спальню, к «три девицы под окном пряли поздно вечерком», завтра уж действительно будет поздно!
Такое количество женщин, играющих в шахматы в силу гроссмейстера и заседающих в Верховном Совете, какой еще вам сигнал бедствия нужен?
Мало быть самым читающим народом в мире, надо, чтобы в детских садах водилась хотя бы одна Арина Родионовна, иначе прочесть чего-нибудь новенького будет просто нечего.
Только, пожалуйста, не вешайте на шею женщине табличку «Охраняется государством».
Государством хорошо охраняются только тюрьмы.
Спасение женщины — дело частной инициативы.
Начните с того, что ей не надо ходить на работу. Не женитесь, если вы не в состоянии прокормить женщину и ее ребенка: способность содержать семью — вот признак гражданской зрелости, а совсем не гербовая бумага, украшенная печатью.
Вы разве не видите, что они уже разучились падать в обморок.
Что их уделом окончательно стало «коня на скаку» и в «горящую избу», а вот сидеть на подоконнике, обхватив колени, как Наташа Ростова, — уже так, как она, ни за что на свете.
Что если натуральный облик Ивана Грозного восстановим по черепу, то! «ах!» Анны Карениной утрачено безвозвратно наряду с полным исчезновением условий для этого «ах!».
Но зато есть «маленькая Вера», совсем крохотная надежда и такая ничтожная любовь, что ее нужно рассматривать в микроскоп, словно лесковскую блоху, в кунсткамере, всем обществом, установив строгую очередность, дабы не забыть, как она вообще, любовь, выглядит.
Международный женский день завтра с первыми лучами солнца придет в наши дома.
Средства массовой информации сообщают, что в Армении, например, согласно решению Верховного
Совета республики, 8 Марта — обыкновенный рабочий день.
Возможно, что женщины там и так не работают, как и во все остальные дни недели. Тогда — правильно! Во всяком случае, раз это женский праздник, то почему к привилегиям слабого пола примазываются мужчины? Пусть идут и вкалывают. А то ведь завтра они начнут претендовать на орден «Отец-герой» трех степеней, на декретный отпуск и на пенсию в 55 лет.
И тогда начатый в октябре 17-го года процесс завершится.
Сталин был убийца, но рядовые коммунисты не виноваты… Берия был скотиной, но рядовые коммунисты не виноваты… Брежнев — маразматик, но рядовые коммунисты не виноваты… Черненко — олух, но рядовые коммунисты не виноваты…
* * *
Большевизм и микроэлектроника несовместимы.
* * *
Из Хазанова, Жванецкого, Задорнова больше всех мне нравится Жириновский.
* * *
Когда общество не усваивает уроков истории, оно неизбежно остается на второй год. Великовозрастный дебил, у которого бурный рост национального самосознания намного опережает темпы умственного развития.
* * *
…А рай есть? И кто туда попадает? Кто хочет или опять одни евреи?
* * *
Когда выпьешь, то немного получше. Когда выпьешь побольше, то еще больше и лучше. Примиряет. Улицы уже не кажутся такими некрасивыми. Зачем архитектура, когда можно просто выпускать больше водки?
* * *
Дулевский фарфоровый завод. Бывший парторг теперь заместитель директора по бартеру. «Мы вам — фарфор, вы нам — колготки». Его теперь называют барторг.
* * *
Кто виноват? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно взглянуть на себя в зеркало. Как в песне поется: я, ты, он, она — вместе целая страна.
* * *
Сейчас нельзя кончать с собой. Сейчас никак нельзя кончать с собой. А то подумают, что тоже участвовал в путче.
* * *
Я еще когда не родился, еще у мамки в животе, а уже в очереди стоял. Третьим. Сначала Виктор, за ним Светка, а потом уж я…
* * *
Мы так долго стояли в очереди, что у нас уже лиц нет, одни затылки.
* * *
Какое завтра число?
— Сейчас такое время, что завтра какое угодно может быть число. Может 6-е, а может сразу 15-е.
* * *
Хорошо быть жадным, злым и здоровым!
* * *
В доме живет зам Лужкова. Горячую воду в доме отключают, когда он уезжает в отпуск. Все в доме знают это и участливо интересуются, не собирается ли он ехать отдыхать. А он, наверное, умиляется тому, какой чуткий народ живет вокруг.
* * *
Нищие возле «Макдоналдса». Стыдят, если не подаешь. Мол, сам жрать идешь в «Макдоналдс», а нищему подать жалко. Нищие веселые и пьяные. Особенно пристают к иностранцам.
* * *
Красота не спасет мир.
* * *
В голодающей стране отдельно взятая голодовка совершенно теряет смысл.
* * *
Торт «Мавзолей». С шоколадным Лениным внутри.
* * *
Кукиш — оружие пролетариата.
* * *
Сколько евреев уехало! Ведь насколько здесь жизнь должна была сделаться легче. А нет, все тяжелее и тяжелее.
* * *
Самоубийство: ну как бы человек подал заявление по собственному желанию!
Леонид Ильич Брежнев целуется с Тодором Живковым в подъезде. Ужас!
* * *
Главное захватить телевидение. И банк. А мосты и телеграф нам и на фиг не нужны!
* * *
У каждого советского человека как бы две матери: одна родная, кровная, другая — та, к которой его постоянно посылают и куда он никогда не идет.
* * *
…И зачем же мне мчаться со скоростью звука в Новосибирск, если и там то же самое?
* * *
… — А теперь докажите, что вы не верблюд.
И тут он не выдержал и плюнул. Записали: «Верблюд, хотя и склонен утверждать, что им не является».
* * *
И наступило Царство Добра и Справедливости. Во всем городе, во всей стране остался только один плохой человек. Его забрали ночью.
Ночью его забрали…
Командировкой это не назовешь, туристической поездкой — с большим натягом, а вот увольнительной — можно. Именно что увольнительной, но, правда, в Италию. Пошлялся, поглазел на витрины, газированной водички попил — и обратно, в родную казарму. Чем не увольнительная?
Римского папу не видел. Папа в это время был в Африке, разминулись, выходит.
Зато Ватикан, Пизанская башня, спагетти, капитализм итальянский — все на месте. На том самом.
Наиболее яркие итальянские впечатления — от соотечественников, с которыми убыл в увольнительную.
Обыкновенная, привычная неприязнь друг к другу, испытываемая изо дня в день дома, за границей почему-то перерастает в полную психологическую несовместимость, как будто мы не по Риму вместе гуляли, а находились на длительном боевом дежурстве в атомной подводной лодке.
Наша группа называлась журналистской. Почему журналистской, я так и не понял. С таким же успехом она могла бы называться и группой японских самураев. Хотя если толковать понятие «журналист» в расширительном смысле — тогда, конечно… В какой-то степени все люди на свете где-то как-то журналисты, а почему бы и нет?!
Группа даже побывала на традиционном празднике газеты «Унита», где итальянские коллеги организовали то ли обоюдную пресс-конференцию, то ли просто встречу, никак я не мог взять в толк. Но какая-то вялая была пресс-конференция. Или все-таки это была встреча? Вялая какая-то!.. Такие вопросы задают отличники в классе во время инспекции из гороно. Ты, Вовочка, поднимешь руку и спросишь то-то и то-то, а ты, Петенька, спросишь то-то и то-то. Вопросы, чтобы, не дай бог, не поставить отвечающего в тупик.
Во время поездки не обошлось и без милых домашних недоразумений.
Одна женщина из нашей группы вознамерилась, просто страшно себе представить, отклониться от расписания, намеченного «Интуристом», и встретиться со своей дочерью, проживающей в городе Милане, причем на четыре дня раньше, чем там окажется вся остальная группа. Так с этой несчастной уполномоченная «Интуриста» что-то вроде объяснительной потребовала. Что-то вроде расписки, что в Милане эта женщина обязательно присоединится к группе. Шагу наш человек не может ступить без расписок и объяснительных, вечно трепещет от любой самой малой ответственности, не верит ни в устное слово, ни в естественные душевные порывы. Порывы порывами, а в родной казарме за порывы-то и по шапке дать могут.
Ну купили мы по буржуазному двухкассетнику и — домой, в Москву, с промежуточной посадкой в Киеве.
Типун мне на язык, но слово «посадка» в нашем отечестве звучит двусмысленно.
В Киеве мы сели так, что потом долго не могли взлететь.
Летчики объяснили, что сломался грузовой контейнер, из-за чего самолет не может освободиться от транзитного груза, в пассажирской же среде пронесся слух, будто бы ждут местного министра, решившего смотаться в Москву на денек-другой, и то ли у министра совещание затягивается, то ли он никак с женой не простится, в общем, штучки административно-командной системы, вы меня понимаете.
Верую, господи, верую! Верую и в министра, и в штучки, но особливо в сломанный грузовой контейнер. Контейнер — это, братцы, такая вещь, что он завсегда ломается. В одно никак не могу поверить — в победу здравого смысла и деловитости на этой одной шестой.