Где я? Кто я? Душа разрывается.
И тут еще ото всех бед включился будильник Кашпировского, кинулся в туалет — твою мать! — надо платить — значит, вокруг капитализм.
Ну хоть систему определил! Зашел — там распивают на троих, значит, социализм.
Где я, господи?! Кто я?! За что мне такая доля?
Родина милая, я тебя все равно люблю! Я горжусь тобой!
Погоди, мы вывернемся, только вот у меня с горя опять… с головой что-то.
— Тиха-а! Щас будет говорить пророк.
— Давай! Выведи все как есть, всю правду! Не таи ничего, мы заступимся. Давай, не робей.
— И будет в пятом году война с Японией. Войну мы проиграем.
— Не бреши.
— В четырнадцатом году выйдет нам опять война с немцем. Проиграем и эту.
— Несет чего ни попадя. Пьяный, что ли?.. Тебе сказали: правду говори, а ты чего городишь?
— В семнадцатом вижу реки крови, пойдет брат на брата, русский на русского.
— Вишь, он не в своем уме.
— А которые выиграют бойню, начнут потом уничтожать своих: и матерей, и отцов своих.
— Врача, что ль, позвать?.. Или городового…
— А молиться станут мумии, незахороненному праху. И в жертву ему приносить станут детей своих.
— Вали его, христопродавца! Вали дьявола! Своим судом, ребята! Топчи! Не пророк он! Узнали его. С Якиманки он, мещанин… Сахаров ему фамилия, не то Солженицын. Топчи, слышь! Чего там.
(сценка)
— Товарищ капитан, народ доставили в нетрезвом виде… Выражается, правительство ругает.
— Введи его… Ну?! За старое?
— Аферисты!
— Замолчи.
— Гниды!
— Замолчи сейчас же!
— Коммунисты!
— Та-ак, матом. За это статья есть.
— В гробу я вас всех видал!
— Замолчи!
— Голыми в Африку пушу!
— Замолчи, алкоголик. Сейчас ситуация в стране сложная, переходный период.
— Козлы! Бензина мне и огня!
— Замолчи, тебе говорят.
— Огня мне и бензина! Додрыгались, ящеры!
— Сидоров! Отведи его в камеру. Завтра в ЛТП отправим.
На следующий день те же там же.
— Сидоров, введи его… Ну?.. Что будем делать?
— Пойду я.
— Пойдешь. Вопрос — по какой статье. Что ты вчера нес?.. Аферисты — это кто?
— Соседи.
— А голым в Африку кого?
— Жену.
— А последний час чей пришел?
— Тещин.
— Ловчишь! Ведь ты в гроб обещал загнать.
— Кого?
— Правительство и парламент.
— Где я такой гроб возьму?
— А взял, так загнал бы… Ну, вот что — последний раз прощаю. Заплатишь сейчас за обслуживание и иди на все четыре стороны.
— Я за рубеж рвану.
— Как за рубеж?.. А здесь кто?.. А мы здесь кого?.. Сидоров, у нас там после вчерашнего оставалось что-то, неси сюда… Ну-ка, прими.
— Не могу, нельзя мне.
— Немного можно.
— Нельзя, я контроль теряю.
— Давай-давай, за встречу… Ну, вот. А говоришь: рвану. Кто тебе там поднесет? А здесь все родное: поля, луга, правительство — все, ради чего стоит жить.
— Аферисты!
— Кто?
— Вы.
— Замолчи.
— Гниды!
— Замолчи сейчас же!
— Козлы-ы!
— Сидоров! В камеру его. Завтра в ЛТП отправим.
У меня недавно соседи в кровь подрались, один — Народный депутат, другой — Заслуженный чекист.
Вышли на площадку покурить, Депутат говорит:
— Ну! Не знаю насчет Свободы и Братства, а Равенства дождались — скоро у нас Уголовный кодекс будут применять ко всем слоям без исключения.
Чекист говорит:
— Только не скоро!., и не ко всем… и не у нас.
Депутат свое:
— Скоро Уголовный кодекс будут применять даже к высшим эшелонам власти!
У меня мороз по позвоночнику. Я как вспомню, что высшей власти у нас целые эшелоны, меня знобить начинает.
А Штирлиц даже не дрогнул, говорит:
— Ерунда насчет кодекса, у них все свое: спецаптека, спецкодекс, спецполиклиника, спецкладбище даже.
Это я знал: про спецкодекс. У них раньше как? Угробил людей бессчетно, город называют твоим именем, угробил так себе — улицу, за мелкое хулиганство только пароход.
Я все удивлялся, как они не догадались храмы переименовывать. Церковь «Всех Ждановых», «Берия на крови»… Или икона «Возложение четвертой звезды на грудь мученика Леонида». Раньше же они что хотели, то и творили.
Ну и Депутат тоже говорит:
— Это раньше так было, такой спецкодекс. А Щит и Меч ему:
— Ничего не раньше. Сейчас то же самое. Реки, моря отравил — тебе бюст на Родине: довел народ до лохмотьев — повышение; леса, поля сгноил — в Книгу почета, проворовался — в Книгу рекордов Гиннесса.
Депутат психически расстроился, говорит:
— А тогда мы устроим им суд совести!
Орган говорит:
— У них спецсовесть.
Депутат бледный стал, говорит:
— Тогда всех к высшей мере наказания.
Орган ему:
— У них своя высшая спецмера — персональная пенсия по состоянию здоровья.
Я стою, думаю: разговор до добра не доведет, бросил сигарету и скорее домой. Но сигарета попала в тапку к Органу. Он решил, что его Депутат прижег, и тому окурком в лоб. И пошло-поехало. Я разнимать, соседи милицию вызвали.
Депутат неприкосновенен. Чекист — свой, забрали меня… на пятнадцать суток.
Мне с тех пор не только спецравенство, мне даже обычное равенство у нас что-то не очень нравится.
(беседа)
ПЕРВЫЙ. Идем вперед как по болоту. Плана нету. План четкий должен быть, что нам в первую очередь делать, что во вторую.
ВТОРОЙ. Дети в первую очередь!
ПЕРВЫЙ. Нравственность.
ВТОРОЙ. Дети! Дети — наше светлое будущее. Вырастут они экономистами или бандитами, есть же разница?
ПЕРВЫЙ. Да как сказать. Он растет, растет — вроде экономист, а вырос, смотришь — бандит.
ВТОРОЙ. Ну, тут просто отличить. Ограбил на тысячу — бандит, на миллиард — экономист. Так что дети в первую очередь. Дети и медицина.
ПЕРВЫЙ. И нравственность.
ВТОРОЙ. Медицина. Здоровье народа превыше всего. У нас смертность превышает рождаемость.
ПЕРВЫЙ. Какая рождаемость, если каждый третий — пьяница?
ВТОРОЙ. А каждый четвертый — импотент.
ПЕРВЫЙ. А каждый пятый… живет не с каждой второй, а с каждым шестым.
ВТОРОЙ. У врачей тоже условия — сто человек в день принять. Он к концу рабочего дня путает косоглазие с плоскостопием. Так что медицина в первую очередь!.. Медицина и борьба с алкоголизмом.
ПЕРВЫЙ. И нравственность.
ВТОРОЙ. И борьба с алкоголизмом! Мы же пьяный народ. Вы видели, как летом в знойный день после работы пьет лошадь?.. Вот у нас так же пьют водку.
ПЕРВЫЙ. Если бы еще хоть работали как лошадь, а то только пьем.
ВТОРОЙ. Так что борьба с алкоголизмом в первую очередь. Но сначала поднимем сельское хозяйство. Отчего и пьяных много — закусывать нечем. А где пьянство, там и разврат.
ПЕРВЫЙ. Так вот же я и говорю: главное — нравственность, борьба с проституцией. Тогда у нас и сельское хозяйство поднимется.
ВТОРОЙ. Тогда у нас все поднимется. Надо решительно сказать путанкам: нет!
ПЕРВЫЙ. Они нам: «да», а мы им «нет»!
ВТОРОЙ. Это нелегкая задача. Человечество за всю свою историю выявило только два вечно живых явления— «коммунизм» и «проституцию». Проституция пережила коммунизм, а мы от него избавлялись семьдесят с лишним лет. Сколько же будем избавляться от проституции?
ПЕРВЫЙ. Нет, не мы!., внуки наши увидят улицы без проституток!
ВТОРОЙ. И улицы, и рестораны, и гостиницы!
ПЕРВЫЙ. И гостиницы, и правительство, и парламент!
ВТОРОЙ. Значит, первейшая наша задача сегодня — борьба с проституцией!.. В парламенте.
ПЕРВЫЙ. И в правительстве.
(штрих к криминогенной ситуации в стране)
— Кто там?
— Мама.
— Чья?
— Твоя.
— А как тебя зовут?
— Анна Степановна.
— С какого ты года?
— Шестьдесят первого, сынок. Открывай.
— А где твои ключи?
— Забыла. На калошнице лежат… Нашел, сынок?.. Сынок! Открывай.
— А папка у нас кто?
— Алкоголик. Сынок, это ты?
— Я.
— Как тебя зовут?
— Витя.
— Сколько тебе лет?
— Десять.
— А дедушка у нас кто?
— Алкоголик.
— Хорошо, сейчас я открою.
— Ты ключи забыла.
— Ой, забыла, сынок, забыла на калошнице. Открой, это я — мама.
— Чья?
— Твоя. Господи! Да что же такое творится?! Сынок, это ты?
— Я.
— Как тебя зовут?..
Ты говоришь, полтергейст. Вещи сами по себе двигаются, никто им ничего не говорит. Чудо!
У нас дивизии города берут, спецотряды на штурм бросаются, кровь рекой, руки, ноги — пополам. Ищут, кто приказ отдал — нету никого. Сами дивизии двигались и кровь сама текла. Вот полтергейст!
Ты говоришь: на острове Пасхи фигуры каменные. Откуда взялись, неизвестно. Чудо!
«Откуда взялись?» Это — наши. Сейчас любой остров возьми — везде наши. У всех дачи, коттеджи, яхты. И посмотрим — морды у всех, как у тех, что на Пасхе. Просто тех прищучили вовремя, сказали: «А ну, сволочи, верните народные деньги». Они окаменели. А этим никто ничего не говорит. Вот чудо!
Ты говоришь: Бермудский треугольник! И пароходы исчезают и самолеты. Чудо!
В океане исчезло что-то — чудо? У нас в городе — вот контора, вот сейфы, телефоны, факсы, служащих куча. Сдай деньги, зайди через минуту, получить проценты — никого! ничего! пусто.
Народ глаза пучит, не верит.
— У них обед, что ли?
— Какой обед, десять часов утра.
— А что написано?
— Ничего.
— А за углом?
— За углом написано.
— Что?
— Просто написано, и все. Правительство же предупреждало: кругом жулики.
— Нет серьезно, а как же тогда? А деньги когда вернут? А где скамья подсудимых?!