Женщины! Нам надо отделяться! Пока не поздно. Другого выхода нет.
Подруги! Нам нечего терять, приобрести же мы можем все!
Соратницы! Они все равно обречены, убейте в себе жалость.
Они не жильцы, они уже давно на грани смерти, они вымирают. Вспомните — нету дня, чтобы он смертельно не простыл, смертельно не устал, смертельно не проголодался.
Почему они меньше нас живут?.. Да по Дарвину же! Выживают более сильные, более приспособленные, более умные.
Имущество разделим просто — кто с чем имел всю жизнь дело, то тому и оставить.
Нам: продукты, магазины, рынки.
Им: газеты, спортлото, «Чип и Дейл спешат на помощь».
Нам: аптеки, галантереи, парфюмерии.
Им: пункты приема стеклотары, аппликатор Кузнецова, самоучитель «Техника секса».
Нам: ювелирные магазины, салоны, комиссионные.
Им: танки, ракеты, самолеты, самопалы, самострелы и «Решения XXVIII съезда КПСС».
Сестры! Балерины, поэтессы и рельсоукладчицы, или сегодня или никогда! Промедление смерти подобно!
Мы не пропадем!
Мы традиционно сильны в педагогике, медицине, сфере обслуживания — в том, без чего нормальное общество существовать не может.
Что бесспорно за ними?.. Преступный мир, теневая экономика, парламент — все, что мешает людям жить.
Женщины! Или мы с человеческим лицом, или социализм!
Современницы! Надо отделяться для того, чтобы спасти себя, детей, и, наконец, это последняя возможность спасти их самих.
Когда мы отделимся, мы вступим с ними в отношения. Но это уже будут новые отношения — РЫНОЧНЫЕ!
Не за красивые глаза, не за обещания, не за лесть, а за конкретные дела и конкретные товары получат они то, чего сами никогда не смогут взять у природы.
Бартер — наш рулевой!
За поцелуй — французские духи, мешок картофеля, пододеяльник, два пакета кефира, турецкий чай.
За объятие — шуба, два мешка картофеля, два литра подсолнечного масла, миксер, китайский чай.
За то, чего они сами не могут взять у природы — квартира, машина, дача, килограмм топленого масла, индийский чай, кофе растворимый, кофе в зернах.
Все вместе: поцелуй, объятие, то, чего они сами не могут взять у природы — демократия, правовое государство.
Только при этих условиях они достигнут того, о чем пока только болтают, болтают, болтают.
И тогда, может быть, мы снова объединимся с ними, чтобы уже никогда не разлучаться.
Киллер Санек, по прозвищу Беспредел, снял девку, рассчитался с сутенером, сошел с тротуара на проезжую часть голоснуть машину.
Невалютная, простенькая, чуть подслеповатая проститутка по прозвищу Судьба, равнодушно жевала жвачку, изредка непроизвольно виляла задом.
Было сумеречно, накрапывал мелкий, противный дождик. Из сумерек выродился бледнопоганистый, косорылый, ущербный малый по прозвищу Рубль, подошел к сутенеру, приставил ему к горлу нож, потребовал деньги.
— А чего такое? — гнусаво спросил вечно простуженный сутенер Вова с нехитрым прозвищем Триппер. — Кто это? Своих не грабить.
— А где свои? — не понял Рубль. — Ты не свой. Ты хуже мокрушника. Тех, сволочей, нанимают хоть, а ты сам, гнида.
Услышав про сволочей-мокрушников. Беспредел легко и бесшумно подскочил к Рублю, ткнул ему в спину пистолет, сказал:
— Ты на кого тянешь, проститутка?
Стало тихо. Судьба прекратила жевать жвачку, раз, другой вильнула задом, потом сказала:
— При чем здесь проститутки? Ты говори, да не заговаривайся. Я на свои живу.
— Не в этом суть! — отрезал Беспредел.
— Страну позорите, — пояснил Рубль.
— Чем позорим, чем? — просипел Триппер. — Я что, убил кого-то?
— Ну я убил, — наступил на Триппера Беспредел. — Я — санитар! От меня польза людям.
— А я?! — удивился Рубль. — Я не помогаю людям? Я им, может, последняя радость.
— А я людям не последняя радость? — обиделся Триппер. — Я-то им самая последняя радость.
— Хватит вам! — оборвала всех Судьба. — Устроили базар. Ото всех нас людям радость. Помогаем чем можем.
— Угощаю всех! — неожиданно даже для себя выкрикнул Триппер.
— Я угощаю, — сказал Беспредел. — Где ресторан?
— Надоели рестораны, — сказала Судьба. — Едем ко мне, поедим домашненького.
Тормознули частника. Заехали в Смоленский гастроном, затарились спиртным.
— Теперь в Кунцево, — обернулась к водителю Судьба. — Быстро довезешь, премию получишь.
— Щас он домчит! — поручился за водителя ободрившийся Триппер. — Свой мужик! Не профессор, не языком молотит.
Водитель благодарно оскалил лошадиные зубы и наддал газа.
— От профессоров толка мало, — чтобы не угас разговор, знающе сказала проститутка.
— Да никакого! — сказал киллер. — Их никто и не заказывает.
— Какая же от них людям польза? — поинтересовался сутенер.
Никто не ответил — никто не знал.
Приехали. Вышли… В машине, не смотря на удавшийся извоз, понуро сидел водитель.
— Что же ты… не постоял за честь мундира? — спросил он и взглянул в зеркальце.
Из зеркальца на него с упреком смотрел Лев Николаевич Тургенев, профессор института мозга… по прозвищу Лошадь Пржевальского.
Киллер Хорек как вкопанный замер перед копией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Служащая галереи, Мария Степановна, чуть заметно (подражание Моне Лизе) улыбнулась — вот еще один отойдет от картины другим человеком.
Киллер мучительно вспоминал: «Где я мог видеть эту бабу?»
«Душа его, — думала Мария Степановна, — светлеет».
«Заложит, если не вспомню», — думал Хорек.
«Велика сила искусства», — думала Мария Степановна.
«Вспомнил! — просиял Хорек. — Скупщица краденого».
«Свершилось!» — просияла Мария Степановна.
Они взглянули друг на друга.
«Дура», — подумал Хорек.
«Ангел», — подумала Мария Степановна.
И холодно, и голодно, и грязно. И накрапывает дождь. И рубль опять упал и опять подняли цены.
На душе у всех нехорошо, сумеречно, даже погано. В воздухе копится и зреет зло.
И тут все увидели — по улице идет лошадь и улыбается. Что-то было не в порядке с мышцами на ее морде, может, от голода, может, от усталости — казалось, что она улыбается.
Люди захихикали, засмеялись — зло расщепилось и исчезло.
Мы иногда улыбаемся, радуемся друг другу, но толку мало. Видимо, надо не просто улыбаться и радоваться, а радоваться в одну лошадиную силу.
Посетитель поздоровался с чиновником и секундой дольше, чем требовали приличия, изучающе смотрел ему в лицо.
— Берет или не берет?
Чиновник замер как бы в охотничьей стойке.
— Даст или не даст?
Чтобы поощрить посетителя, он сделал развратное лицо.
— Не берет! — решил посетитель. — Вон рожу какую скорчил. Принципиальный, сволочь.
— Не даст, — решил чиновник и отвернулся.
И они разошлись.
А могли бы быть взаимно полезны. Глядишь, какая-нибудь искра высеклась бы из этой пользы. А из искры разгорелось бы пламя любви всех к каждому. Атак ничего, просто мерзость.
Не понимаем друг друга.
Я себе как-то тут говорю:
— Перестань брать взятки, сволочь, тварь продажная, реформы же кругом, гадина… тварь продажная.
Тварь говорил уже?.. «Мерзавец! Не бери, ты же демократ теперь».
И произошло чудо — перестал брать. На работу вышел, секретарша:
— Что с вами? Я вас не узнаю.
Я говорю:
— Я взятки перестал брать.
Она — раз!.. Башкой об пол, говорит:
— А как же теперь?
Я ей:
— Думайте теперь.
И все. Мне не до нее уже. У меня пошел процесс перерождения — внутри свет разливается. Попозже внешне начало сказываться: кожа чистая стала, по большому в один и тот же час, перхоть не гнидообразная.
На третий день секретарша говорит:
— А знаете, вот как вы переродились, от вас запах пошел целебный… За него надо деньги брать.
А это такая женщина, она зря не обманет. Теперь народ приходит — мы дела решаем бесплатно. Но если у кого недуг неизлечимый и вдруг ни с того ни с сего проходит, то деньги берем.
На днях старичок пришел, участник войны, у него колена нет, нога не сгибается с сорок первого года. Он насчет пенсии.
Пять минут побыл в кабинете, говорит:
— Чего-то мне легче стало! Нога сгибается в обе стороны.
Ну, и тогда я ему все бесплатно сделал, а за исцеление деньги, конечно, взял.
Кавказец один приходил — с трех лет страдал отвращением к коньяку. Насчет прописки приходил. Минуты не просидел, говорит:
— Тянет выпить — нету сил!
Я ему прописку, он мне — за лечение. Многим помог. Прямо люди молиться на меня стали.
Уникальный случай был — женщине одной гараж помог поставить… посреди сквера — бесплатно. А у нее на нервной почве хроническое бесплодие. Я еще сказал себе:
— Если ты, сволочь, гаденыш гунявый, маньяк сексуальный, не попробуешь помочь такой несчастной… красивой женщине, пожалеешь.
И мы с ней попробовали. И произошло чудо! Так я деньги взял только через девять месяцев. Ты есть преобразился уже до конца.
Вот что значит твердо сказать себе: «Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная».
И это под силу любому! Я знаю, еще один брал взятки каждый день, но он сказал себе:
«Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная». И перестал!
Тут же у него потливость исчезла, пучить перестало, обжорство вошло в норму. Потом чудо произошло. Он кого похлопает по плечу, тому легче становится.
Лечит от плоскостопия. От кариеса — просто лучшее средство. Морщины у глаз убирает, белье отбеливает. У одной женщины девочка к выпускному балу готовилась, испортила платье. Он похлопал… даже не по плечу! — другую совсем женщину, а у той все очистилось.
Я ко всем обращаюсь: