Их борьба[79]
В одной европейской стране, в двадцатом веке…
1.
Нечто вроде партячейки (районное отделение НСДАП). Под транспарантом «Национал-социализм — наше будущее!» сидит Зюганов, одетый в классическую коричневую форму. На рукаве — стилизованная свастика из серпа и молота.
ЗЮГАНОВ(разговаривает по телефону). Записывайте текст лозунгов. «Реформы, хальт!» Записали? Три штуки. «Чубайс, хенде хох!» — три штуки. «Время, цурюк!» — три штуки. «Нихт антинародному телевидению!» — пять штук. Что значит «уже было»? Лозунг не капуста — им можно кормить до смерти. Что? (Селезневу.) Они говорят: многих уже пучит.
СЕЛЕЗНЕВ. Напомни про партийную дисциплину.
ЗЮГАНОВ. Так их от нее и пучит.
СЕЛЕЗНЕВ. Тогда напомни про партийную кассу. И портреты пускай возьмут.
ЗЮГАНОВ. Чьи портреты? Наши?
СЕЛЕЗНЕВ. Наши пока не надо. Пускай возьмут покойников.
ЗЮГАНОВ. Понял. (В трубку.) Берите покойников. Что?! Не надо никого выкапывать. Портреты берите! (Селезневу.) Они спрашивают: всех покойников брать с собой?
СЕЛЕЗНЕВ. Только вечно живых!
ЗЮГАНОВ(в трубку). Только вечно живых! Что? Усатого фюрера — в первую очередь! (Вешает трубку.) Слушай, я забыл: в честь чего у нас сегодня демонстрация?
СЕЛЕЗНЕВ. Весеннее наступление на фатерлянд.
ЗЮГАНОВ. А-а. (Хмыкает.) Слушай, а ловко мы их все-таки сделали. Рейхстаг — наш, правительство — наше, а отвечают за все — они. Повезло со страной!
СЕЛЕЗНЕВ. Места знать надо.
2.
Примаков сидит за массивным столом в огромном кабинете имперского стиля. Напротив — Геращенко.
ПРИМАКОВ. Какие новости, центробанкфюрер?
ГЕРАЩЕНКО. С утра было двадцать три марки за доллар
ПРИМАКОВ. Двадцать три марки?
ГЕРАЩЕНКО. И сорок пфеннигов.
ПРИМАКОВ. Это хорошо или плохо?
ГЕРАЩЕНКО. Кому как. Марка падает.
ПРИМАКОВ. Куда?
ГЕРАЩЕНКО. Что?
ПРИМАКОВ. Ну, вот куда она все время падает?
ГЕРАЩЕНКО. Мимо доллара.
ПРИМАКОВ. И что вы в связи с этим предпринимаете?
ГЕРАЩЕНКО. Коплю доллары.
ПРИМАКОВ. Получается?
ГЕРАЩЕНКО. У меня — да.
ПРИМАКОВ. Как дела с налогами?
ГЕРАЩЕНКО. У меня — хорошо.
ПРИМАКОВ. А в стране?
ГЕРАЩЕНКО. Писателям дано поручение создать светлый образ налогового оберштурмбаннфюрера.
ПРИМАКОВ. Справятся?
ГЕРАЩЕНКО. Должны.
ПРИМАКОВ. Как обстоят дела с траншем?
ГЕРАЩЕНКО. Товарищ по партии, отвечающий за переговоры с загнивающим международным банкирством, полон оптимизма.
ПРИМАКОВ. Тоже копит доллары?
ГЕРАЩЕНКО. А как же!
ПРИМАКОВ. А как идут переговоры?
ГЕРАЩЕНКО. Он считает — успешно.
ПРИМАКОВ. А как считают они?
ГЕРАЩЕНКО. Какая нам разница?
ПРИМАКОВ. Правильно. Но — фатерлянду нужны деньги.
ГЕРАЩЕНКО. Нужны — нарисуем.
ПРИМАКОВ. Погодите, это же будет эта… как ее… инфляция!
ГЕРАЩЕНКО. Я знаю.
ПРИМАКОВ. Тогда надо заранее назначить виноватых.
ГЕРАЩЕНКО. Я думаю, партайгеноссе, этим уже занимаются.
3.
Пивная. Разговор.
— Довели страну.
— Кто?
— Демократы! Веймарцы эти.
— Кто-кто?!
— Ну, помнишь, был у нас этот… Веймар.
— Во-во. Веймар, шмеймар… Тоже небось из этих…
— Так они во всем и виноваты.
— Ясное дело, не мы же!
— Раньше хорошо было! При кайзере.
— При каком кайзере?
— Ну, такой, с бровями. Ты молодой, не застал. При нем зарплату платили.
— За что?
— Ни за что. Просто так. Придешь на работу — платят. И не придешь — платят.
— Хорошее было время!
— Кайзер, шмайзер… Я бы их всех…
— Кого?
— Ну, этих всех.
— Всех не надо. Оставь на развод.
— Зачем?
— А потом когда-нибудь опять все накроется, а они — тут как тут!
4.
Чубайс и Кириенко — в рабочих тужурках, печатают вручную антифашистскую листовку «Новая сила» и вычитывают текст.
КИРИЕНКО. Слушай, давно хотел у тебя спросить: как это получилось, что фашисты у нас слева, а антифашисты — справа?
ЧУБАЙС. Земля круглая.
КИРИЕНКО. И что?
ЧУБАЙС. Ну, вот мы и вошли в то же самое, но с другой стороны.
ГОЛОС АНПИЛОВА(в мегафон). Смерть буржуазии!
Звон стекла. Через высаженное окно виден Анпилов с микрофоном. Сзади маячит Козел с мегафоном в руках.
АНПИЛОВ(через мегафон). Да здравствует Объединенный фронт трудящихся!
КИРИЕНКО. В рот ваш фронт!
Распыляет на Анпилова средство от тараканов. Анпилов и Козел исчезают. Кириенко начинает крутить диск телефона.
ЧУБАЙС. Ты куда звонишь?
КИРИЕНКО. В полицию.
ЧУБАЙС. Не смеши меня. Они даже не приедут.
КИРИЕНКО. Почему?
ЧУБАЙС. Они сейчас борются с лицами неарийской национальности.
КИРИЕНКО. Все?
ЧУБАЙС. Остальные ловят Собчака.
КИРИЕНКО. А куда же тогда звонить?
ЧУБАЙС. Не знаю. Но похоже, что в Принстонский университет.
КИРИЕНКО. Зачем?
ЧУБАЙС. Трудоустраиваться.
КИРИЕНКО(вешает трубку). Все-таки странно. Эти громят евреев под знаменем Маркса — а у нас ни серпа, ни молота… Один Тельман, и тот — Гдлян.
5.
Собрание во фракции НСДАП в рейхстаге.
СЕЛЕЗНЕВ. Сегодня в повестке дня первый вопрос — о преодолении экстремизма. Это важный вопрос, геноссе. С экстремизмом надо бороться. Например, некоторые — некоторые! — хотят запретить нашу организацию, хотя сами, между нами говоря, евреи.
ГОЛОС. Совсем обнаглели!
СЕЛЕЗНЕВ. Да, это чистый экстремизм! И мы, конечно, будем с этим бороться. Второй вопрос повестки: новый лозунг дня. По этому вопросу доложит партайгеноссе Зю.
ЗЮГАНОВ. Я думаю, геноссен, лозунг дня у нас должен быть такой: «Народному правительству — фройндшафт, антинародному режиму — капут!»
ГОЛОС. Правильно!
ДРУГОЙ ГОЛОС. А президент?
ЗЮГАНОВ. Что — президент?
СЕЛЕЗНЕВ. Да, у нас в стране есть президент. Он старенький, но может убить.
ЗЮГАНОВ. За что?
СЕЛЕЗНЕВ. И за что, и просто так может убить. Давайте его не раздражать.
ЗЮГАНОВ. Президент — прошедший этап! Давно пора передать его полномочия в правительство, канцлеру!
СЕЛЕЗНЕВ. Тогда он убьет канцлера.
ЗЮГАНОВ. Значит, лозунг дня должен быть такой: «Руки прочь от правительства общественного согласия!» А кто не согласен, тех мочить.
СЕЛЕЗНЕВ. Насчет «мочить» в протокол не пиши, арестуют.
ЗЮГАНОВ. А мы — именем народа!
СЕЛЕЗНЕВ. А-а. Тогда другое дело.
ЗЮГАНОВ. А в случае чего выведем на улицы трудящиеся массы, то есть мирные штурмовые отряды. Но разрушить общественное согласие не позволим. Либо наше правительство, либо вообще никакого!
6.
Апартаменты президента. Он завтракает, беседуя с кем-то, кто за кадром.
ЕЛЬЦИН. Так и сказали?
ГОЛОС. Так точно. Выведут массы!
ЕЛЬЦИН. Ну, массы мы совместными усилиями уже практически вывели… Но надо же, какая интересная вещь получается… Значит, поменять правительство мне нельзя?
ГОЛОС. В настоящее время — очень опасно.
ЕЛЬЦИН. А не менять?
ГОЛОС. А не менять — вообще кранты.
ЕЛЬЦИН. Понял. А что делать?
ГОЛОС. Врачи говорят — что угодно, только не волноваться.
ЕЛЬЦИН. Мне-то чего волноваться? Я законно избранный президент этого фатер… матер… лянда! У нас сейчас какой год? Не тридцать третий часом?
ГОЛОС. Девяносто девятый.
ЕЛЬЦИН. Ну, все равно. Главное, чтобы делилось на троих…
7.
Зюганов и Селезнев в кафе. Ужин.
СЕЛЕЗНЕВ. А интересно: какое звание у нашего канцлера?
ЗЮГАНОВ. Этого никто не знает. Ходит он всегда в штатском. Тихий приличный человек. Называть пока что можно просто — товарищ по партии. А там посмотрим…
СЕЛЕЗНЕВ. До этого еще надо дожить. А зимой-то — перевыборы в рейхстаг…
ЗЮГАНОВ. Ужасная неприятность. Сколько можно ставить галочки? Народ должен работать! Я считаю: выбрали один раз — и хорош, дальше уже мы сами справимся! Самое время…
СЕЛЕЗНЕВ. Кстати, кажется, где-то рядом зреет заговор против демократии.
ЗЮГАНОВ. В смысле?
СЕЛЕЗНЕВ. Коварство какое-то затевается против нашей рейхсканцелярии. Неужели не чувствуете?
ЗЮГАНОВ. Как же. как же… Уже чувствую.
СЕЛЕЗНЕВ. Что бы это, например, могло быть, как вы думаете?
ЗЮГАНОВ. Я думаю — поджог. Какой-нибудь враг народа может поджечь рейхстаг.
СЕЛЕЗНЕВ. А это практически возможно?
ЗЮГАНОВ. Почему нет? Спички, солярка… Новодворская.
СЕЛЕЗНЕВ. Новодворская?
ЗЮГАНОВ. Ну а кто же еще может поджечь рейхстаг?
СЕЛЕЗНЕВ. Действительно!
8.
Ночь. Рейхстаг. Зюганов, Селезнев и два каких-то мужика. К батарее прикована Новодворская, к её пальцам примотана обгорелая спичка.
НОВОДВОРСКАЯ. У вас ничего не получится.
ЗЮГАНОВ. А вот сейчас увидим. Ну как, мужики? Готовы?
ПЕРВЫЙ МУЖИК. Да мы-то давно готовы…
ЗЮГАНОВ. Зажигайте!
ПЕРВЫЙ МУЖИК (заканчивает фразу).…только спичек нет.
ЗЮГАНОВ. Как — нет спичек?
ВТОРОЙ МУЖИК. А так. Нет, и все! Вот к ней последнюю примотали.
ПЕРВЫЙ МУЖИК. Кончились в фатерлянде спички!
СЕЛЕЗНЕВ. Как могут кончиться спички? У нас вице-канцлер — председатель Госплана!
ВТОРОЙ МУЖИК. В том-то и дело. Да вы не переживайте так из-за спичек-то. Все равно солярки нет.
СЕЛЕЗНЕВ. Почему нет?
ПЕРВЫЙ МУЖИК. Черт его знает! Накладная вроде была, но там одной подписи не хватало. Бухгалтерия вроде выходная — ну, кладовщик и забил на это дело.
СЕЛЕЗНЕВ. Какой кладовщик?
ПЕРВЫЙ МУЖИК. Обычный кладовщик.
ЗЮГАНОВ. Да вы бы объяснили ему, что это на поджог рейхстага!
ВТОРОЙ МУЖИК. А кладовщику по барабану — рейхстаг, не рейхстаг. У него рабочий день кончился, он и ушел.
НОВОДВОРСКАЯ. Я же говорила: у вас никогда ничего не получится!
ЗЮГАНОВ. Почему?
НОВОДВОРСКАЯ. Потому что совок! А вы — двоечники. Даже не можете толком организовать провокацию.
СЕЛЕЗНЕВ. А вы сами? Разве вы сами не хотите поджечь рейхстаг?
НОВОДВОРСКАЯ. Ваш рейхстаг? Конечно, хочу.
ЗЮГАНОВ. Так, может, у вас есть с собою спички?
НОВОДВОРСКАЯ. Зачем мне спички? Я бы могла поджечь это все одним взглядом… Но я не буду этого делать.
ЗЮГАНОВ. Почему?
НОВОДВОРСКАЯ. Из вредности!
9.
Ельцин в своих апартаментах.
ЕЛЬЦИН. Слушай, мне кажется — или у нас в фатерлянде пахнет паленым?
ГОЛОС. Пока вроде бы нет.
ЕЛЬЦИН. Ну и слава богу. А то у меня такой нюх… Значит, они хотят, чтобы я отдал все свои полномочия канцлеру?
ГОЛОС. Хотят.
ЕЛЬЦИН. Ага. А год. говоришь, не тридцать третий?
Гуманитарная катастрофа[80]
1.
Вашингтон. У зеркала стоит Клинтон в военной форме.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС(интимно). Билл, ты сегодня в форме?
2.
Москва. У зеркала стоит Зюганов, завязывает галстук.
ДРУГОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Гена, скажи, слово «натофашизм» — это ты сам придумал?
ЗЮГАНОВ. Сам.
ГОЛОС. Гена, какой же ты все-таки умный!
3.
Клинтон-главнокомандующий стоит перед неким летчиком, лица которого мы не видим.
КЛИНТОН. Ставлю задачу — предотвратить гуманитарную катастрофу!
ЛЕТЧИК. Есть, сэр!
КЛИНТОН. Для этого надо разбомбить Югославию.
ЛЕТЧИК. Есть, сэр!
КЛИНТОН. Вопросы есть?
ЛЕТЧИК. Есть, сэр!
КЛИНТОН. Задавайте.
Камера объезжает летчика и показывает его лицо. Это тоже Клинтон.
ЛЕТЧИК. Югославия — это где?
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ. Это мы уточним, пока вы будете туда лететь. Еще вопросы?
4.
Призывной пункт. У входа курит КОЗЕЛ.
ЖИРИНОВСКИЙ. Здесь собирают патриотов?
КОЗЕЛ. Собирать их будут с поля боя. Пока что собираются сами. Проходите.
Внутри. За столом сидит Селезнев, входит Жириновский.
ЖИРИНОВСКИЙ. У меня чешутся руки…
СЕЛЕЗНЕВ. Ага. Это либо к врачу, либо ко мне.
ЖИРИНОВСКИЙ. К вам, к вам! Врачи уже бессильны.
СЕЛЕЗНЕВ. Владимир, вы за свободу Сербии?
ЖИРИНОВСКИЙ. Еще бы!
СЕЛЕЗНЕВ. И вы хотели лично возглавить отряд добровольцев?
ЖИРИНОВСКИЙ. А то нет!
СЕЛЕЗНЕВ. Тогда я вас записываю.
ЖИРИНОВСКИЙ. Это я вас записываю.
СЕЛЕЗНЕВ. Почему?
ЖИРИНОВСКИЙ. Потому что кто возглавляет, тот и записывает, однозначно! А остальные — воюют!
ЗЮГАНОВ(входя). Простите, озабоченных здесь принимают?
СЕЛЕЗНЕВ. Смотря чем озабочены.
ЗЮГАНОВ. Да вот, хочу лично побороться с этим… как же его? С натофашизмом.
СЕЛЕЗНЕВ. А-а. Тогда здесь.
5.
Клинтон летит в бомбардировщике.
КЛИНТОН. Слушайте, там внизу такая, в форме сапога… Бомбить, мать его?
ГОЛОС. Не надо, мать твою.
КЛИНТОН. Почему, мать вашу?
ГОЛОС. Это Италия, мать ее.
КЛИНТОН. Понял. А почему не бомбить-то, мать вашу?
ГОЛОС. Союзники, мать их.
6.
В самолете.
ЗЮГАНОВ. Что там внизу?
СЕЛЕЗНЕВ. Да какая разница.
ЗЮГАНОВ. Сербия-то скоро?
ЖИРИНОВСКИЙ. Будем подлетать — услышишь.
7.
В бомбардировщике.
КЛИНТОН. Подлетаю к цели, мать ее.
ГОЛОС. Откуда ты знаешь, что это она, мать твою?
КЛИНТОН. Кишками чувствую, мать их!
ГОЛОС. Тогда фигачь, мать ее.
Бомбометание.
КЛИНТОН. Уау! Красота!
Ответный огонь.
Шит!
ГОЛОС. Что случилось, мать твою?
КЛИНТОН. Они стреляют, мать их.
ГОЛОС. Куда?
КЛИНТОН. В меня, мать мою! (Вниз.) Эй, мы так не договаривались!
Вспышка. Катапультирование.
8.
Наши едут на грузовичке.
ЗЮГАНОВ. Это и есть Сербия?
ЖИРИНОВСКИЙ. Вроде бы она.
ЗЮГАНОВ. Здравствуй, Сербия!
СЕРБ (появляясь из-за кустов). Руки вверх!
ЗЮГАНОВ. Не понял.
Человек дает очередь поверх голов.
Понял. (Поднимает руку.)
9.
КЛИНТОН(закапывая парашют). Шит! Я так и знал, что это кончится наземной операцией…
10.
В сербском штабе.
ЖИРИНОВСКИЙ. Да я вам русским языком говорю: мы добровольцы!
СЕЛЕЗНЕВ. И еще это… Комсомольцы…
СЕРБ. Слушай, как ты думаешь: они сумасшедшие — или притворяются?
ЗЮГАНОВ. Братья!..
СЕРБ. Если б ты был мой брат, моя мама бы повесилась.
ЗЮГАНОВ. Да свои мы, свои! Хотим воевать за свободу Сербии!
СЕРБ. Не врете?
ВСЕ. Нет!
СЕРБ. Хорошо. Видите городок на холме?
СЕЛЕЗНЕВ. Мы там будем жить?
СЕРБ. Будете. Когда выбьете оттуда албанский спецназ. Спасибо заранее, братья! (Раздает ружья.)
СЕЛЕЗНЕВ. Видите ли, мы больше по идеологической части…
СЕРБ. Отлично! Как возьмете городок, можете сразу начинать перевоспитывать албанский спецназ.
11.
Клинтон в фуфайке и кепке стоит на окраине какого-то местечка возле телефона-автомата. Звук сирены — воздушная тревога.
КЛИНТОН. Налет. Главное — держаться подальше от военных объектов… (Начинает тыкать в кнопки телефона.) Америка — единица, Вашингтон — триста один… Пентагон… (Тычет в кнопки — и наконец сдавленным шепотом.) Алло, Пентагон? Это я, летчик Билли. Помогите мне выбраться из этой задницы. Где нахожусь? Записывайте…
Взрыв. Дым рассеивается. Клинтон стоит с оборванной гелефонной трубкой в руке.
КЛИНТОН(в трубку). Пентагон, мать вашу… Вернусь — все пять углов поотшибаю!
12.
Наша троица — на окраине городка, в окопе.
ЖИРИНОВСКИЙ. Скажи, ты о чем в детстве мечтал?
ЗЮГАНОВ. О коммунизме.
ЖИРИНОВСКИЙ. А воевать с албанским спецназом не мечтал?
ЗЮГАНОВ. Нет.
ЖИРИНОВСКИЙ. Надо же, и я не мечтал. (Селезневу.) Слышь, замполит, надо делать отсюда ноги. Пока нам их не оторвали.
13.
Клинтон с югославским флагом в руке и бумажной мишенью на кепке сидит в разбитом взрывной волной кафе. С помехами, но работает телевизор, на стойке — телевизионная тарелка.
ПОСЕТИТЕЛЬ КАФЕ. Приятель, тебя как зовут?
КЛИНТОН. Э-э… Сло-бо-дан.
ПОСЕТИТЕЛЬ. Слободан, друг, ну-ка, подержи. (Дает Клинтону край американского флага.) Три, четыре! (Рывком разрывает флаг пополам.)
КЛИНТОН. Уау! посетитель. Что ты сказал?
КЛИНТОН. Э-э…
ПОСЕТИТЕЛЬ. Контуженный, что ли?
КЛИНТОН. Йес!
В телевизоре возникает Диктор.
ДИКТОР. В штаб-квартире НАТО в Брюсселе сообщили, что американские рейнджеры провели операцию по спасению пилота сбитого накануне бомбардировщика. Теперь он в безопасности. (В кадре — Клинтон, машущий рукой.)
КЛИНТОН. Шит. Вернусь — полечу бомбить Брюссель!
14.
В развалины дома вбегают и прячутся наши российские герои. Стрельба и гортанные крики снаружи.
СЕЛЕЗНЕВ. Слушайте, я очень уважаю пан-славянскую идею, но мне пора домой…
ЖИРИНОВСКИЙ. Да, надо бы вернуться хотя бы до пятнадцатого числа.
ЗЮГАНОВ. А что пятнадцатого — получка?
СЕЛЕЗНЕВ. Импичмент!
ЖИРИНОВСКИЙ. Какой импичмент! Импичмент… Просто маньяки какие-то. У Пугачихи день рождения… Такая халява обламывается!
Пуля, просвистев, выбивает пыль над головой Жирика.
ЖИРИНОВСКИЙ. Знаете, что я вам скажу? Я уже охладел к Сербии. Я думаю, все, что могли, мы для них сделали. Пускай теперь сами…
Дверь на одной петле распахивается, в проеме стоят два солдата.
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ. Ну-ка, иди сюда. (Жириновский поднимается. Солдат — второму солдату.) Похож.
ВТОРОЙ. Очень!
ЖИРИНОВСКИЙ. Так это я и есть!
ПЕРВЫЙ. На албанца похож.
ВТОРОЙ. Вылитый албанский диверсант.
ЖИРИНОВСКИЙ. Да вы что, братки! Какой я албанец? Вот они — да, они албанские…
ПЕРВЫЙ. Ах, тут еще двое!
ЗЮГАНОВ(поднимаясь). Я не албанский, я орловский!
СЕЛЕЗНЕВ. У нас тут заседание.
ЗЮГАНОВ. Вот вам святой крест обкомовский! Чтоб мне не быть президентом!
ВТОРОЙ. В общем, так. Видите дорогу? Вот по этой дороге до Македонии два часа бега. Остановитесь — можете считать себя албанцами…
15.
Лагерь беженцев. Столпотворение. Клинтон бродит вдоль палаток с пустой миской и табличкой.
КЛИНТОН. Косовары! Здесь мои банковские реквизиты. Оплату гарантирую. Дайте чего-нибудь поесть защитнику вашей независимости! (Всхлипывает.) Шит! Кто придумал эту войну, мать его! Еды нет, воды нет, сортира нет. (И снова.) Косовары! Здесь мои банковские реквизиты…
Уходит вдоль палаток. Появляется тройка россиян.
СЕЛЕЗНЕВ (задыхаясь). Македония. (Смотрит на часы.) Час пятьдесят две. Уложились.
ЖИРИНОВСКИЙ. Мы убежали от этих долбаных сербов. Ви дид ит, йес, йес! (Осматривается.) Теперь мы косовские албанцы. (Зюганову.) Ты рад?
ЗЮГАНОВ. Мне бы попить.
СЕЛЕЗНЕВ. А потом — поесть.
ЖИРИНОВСКИЙ. Где тут завхоз?
КЛИНТОН(мелькает за палаткой). Косовары! Здесь мои банковские реквизиты…
ЖИРИНОВСКИЙ. Ребята, я допутешествовался. У меня глюки.
КЛИНТОН(возвращается с пустой миской). Дайте чего- нибудь поесть защитнику вашей независимости!
ЖИРИНОВСКИЙ. Билл!
КЛИНТОН. Был Билл. Теперь — Слободан. Нет, косовар. А ты?
ЖИРИНОВСКИЙ. Я — гуманитарная катастрофа, однозначно! А это мои коллеги.
ЗЮГАНОВ. Привет, натофашист. Попить не найдется?
КЛИНТОН. На. А мне дай еды! Вот мои банковские реквизиты…
ЖИРИНОВСКИЙ. Решено! Воду — ему, еду — тебе, реквизиты — мне.
Появляется Березовский.
БЕРЕЗОВСКИЙ. Мужики, полетим? Недорого возьму.
СЕЛЕЗНЕВ. Вы здесь что делаете?
БЕРЕЗОВСКИЙ. Как всегда, деньги. Воздушный извозчик.
ЗЮГАНОВ. Шеф, гони в Россию! Сейчас же!
БЕРЕЗОВСКИЙ. В Россию — не могу. При всем желании, извините. Очень большой крюк. Могут не дать коридора обратно. Стенку дадут, а коридора… Могу в Иран отвезти. Хотите в Иран? Там албанских беженцев принимают, а вы, я вижу, теперь албанцы…
ЖИРИНОВСКИЙ. Мы вообще кто угодно. Аллах акбар, Христос воскресе, выше знамя социалистического соревнования! Лишь бы не было войны. Натофашист, а натофашист, целоваться будем?
БЕРЕЗОВСКИЙ. Поцелуетесь в Иране. Время — деньги!
Иран. Пол портретом Хомейни под пение муэдзина сидят четверо нищих — Клинтон и трое наших патриотов.
Ночной дозор[81]
1.
Отделение милиции. Паспортный стол. Куликов ведет перерегистрацию приезжих.
КУЛИКОВ. Следующий!
Входит Церетели.
ЦЕРЕТЕЛИ. Здравствуйте.
КУЛИКОВ. Документы. (Церетели кладет бумаги на стол. Куликов их смотрит.) Ну что, Зураб, хочешь пройти перерегистрацию?
ЦЕРЕТЕЛИ. Хочу. Очень.
КУЛИКОВ. Что будем делать с национальностью? Кавказ, ё-мое, сам понимаешь…
ЦЕРЕТЕЛИ. Я не террорист, честное слово.
КУЛИКОВ. А что у нас с целью приезда?
ЦЕРЕТЕЛИ. Работаю в Москве.
КУЛИКОВ. Чем докажешь?
ЦЕРЕТЕЛИ. А вон, видите, стоит.
КУЛИКОВ. У всех стоит, это не доказательство.
ЦЕРЕТЕЛИ (показывает за окно). Нет. вон там, на реке.
Куликов смотрит в окно — там стоит памятник Петру Первому.
КУЛИКОВ. Это ты сделал?
ЦЕРЕТЕЛИ. Я.
КУЛИКОВ. Зураб, за такое вообще депортируют в двадцать четыре часа.
ЦЕРЕТЕЛИ. Не надо!
КУЛИКОВ. Может, и не надо. Вопрос решаемый. Ты гонорар за него получил?
ЦЕРЕТЕЛИ. Получил, да.
КУЛИКОВ. Ну вот. Я же говорил: вопрос решаемый. Посмотри, там много еще приезжих?
Церетели выглядывает в коридор. Там сидят Явлинский, Немцов, Примаков, Шаймиев, Черномырдин, Кириенко, Жириновский.
ЦЕРЕТЕЛИ. Полный коридор.
КУЛИКОВ. Ё-мое! Вы что, все приезжие?
ВСЕ(с готовностью). Да! Да!
КУЛИКОВ. Откуда?
НЕМЦОВ И КИРИЕНКО (наперебой, засовываясь в дверь). Из Нижнего! Свои мы, российские!
ШАЙМИЕВ(подхватывая.) Из Татарстана!
ЯВЛИНСКИЙ. Вообще-то я с Западной Украины, но…
ПРИМАКОВ. Тбилиси!
ЧЕРНОМЫРДИН(отодвигая Примакова). Подожди, кацо. Оренбургская область я, Ямало-Ненецкий округ!
ЖИРИНОВСКИЙ. А я из Казахстана приехал, но давно, очень давно…
КУЛИКОВ. Террористы! Приходите завтра.
ВСЕ. Почему завтра? Почему не сегодня?
КУЛИКОВ. Хотите сегодня?
ВСЕ. Да!
КУЛИКОВ. Решаемый вопрос…
2.
Ельцин у себя дома. Звонок телефона.
ЕЛЬЦИН. Алло!
ЛУЖКОВ(сидит в помещении, напоминающем красный уголок. Рядом Ястржембский, вокруг какие-то еще люди). Борис Николаевич! Вам звонят с общего собрания жильцов. Мы составляем график дежурства в подъезде.
ЕЛЬЦИН. Какого дежурства? Когда?
ЛУЖКОВ. По ночам.
ЕЛЬЦИН. Я по ночам сплю.
ЛУЖКОВ. Но мы составили график!..
ЕЛЬЦИН. А я по ночам сплю! (Вешает трубку.)
ЛУЖКОВ(стоит с трубкой в руке. Оттуда — частые гудки). Саботажник.
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. А он вообще прописан?
ЛУЖКОВ. К сожалению, он прописан в Конституции!
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Жалко. Хотя… бывает, что прописан, а не жилец.
3.
ЕЛЬЦИН(у себя). Дежурить… Я до лета двухтысячного года наружу не выйду. Размечтались, понимаешь…
4.
Ночь. Лужков и Ястржембский дежурят у подъезда.
ЛУЖКОВ. Главное, Сережа, это бдительность, вот что я тебе скажу!
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Да. Ваххабиты — это серьезно.
ЛУЖКОВ. При чем тут ваххабиты, Сережа! Я тебе про этого говорю… который в Конституции прописан, а из дома не выходит. Он нам до зимы еще какую-нибудь шойгу придумает!
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. А мы — ему.
ЛУЖКОВ. Ну, это уж будьте любезны… (Достает термос.) Чайку попьем?
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Можно.
Звук мотора. К подъезду подъезжает грузовик. Из кабины высовывается худой мужик в темных очках.
МУЖИК (с акцентом). Мужики!
ЛУЖКОВ. Чего тебе?
МУЖИК. Сахар в мешках не нужен? Недорого.
ЛУЖКОВ(Ястржембскому). Ты чай пьешь — с сахаром?
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Да.
ЛУЖКОВ(мужику в кабине). Берем!
МУЖИК. У меня целый грузовик, оптом.
ЛУЖКОВ. Ты сахару сколько ложек на стакан кладешь?
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Три.
ЛУЖКОВ(мужику). Берем вместе с грузовиком.
5.
Ельцин у себя в квартире, смотрит телевизор.
ГОЛОС ИЗ ТЕЛЕВИЗОРА…К тому же, как известно, у чеченских боевиков нет проблем с финансированием.
ЕЛЬЦИН. Надо же! А у меня есть.
ГОЛОС. Кроме доходов от нефтяного бизнеса, к чеченским полевым командирам текут денежные потоки со стороны сил, заинтересованных в дестабилизации положения в регионе…
ЕЛЬЦИН. Вот как! Ну, хорошо. (Набирает телефонный номер, одновременно убавляя звук в телевизоре.) Сейчас вам будет финансирование. Алло, Рушайло? Слушайте, Рушайло, вы небось до сих пор бомбите нефтехранилища?
Рушайло у себя в кабинете, стоя по стойке «смирно», слушает голос Ельцина из трубки.
ГОЛОС ЕЛЬЦИНА ИЗ ТРУБКИ. А вы знаете, что, кроме доходов от нефтяного бизнеса, к боевикам текут денежные потоки со стороны сил, заинтересованных в дестабилизации положения в регионе?
РУШАЙЛО. Так точно, текут.
ГОЛОС ЕЛЬЦИНА ИЗ ТРУБКИ. Так надо найти их, Рушайло! Найти эти силы — и немедленно уничтожить как источник финансирования бандитов! Выполняйте. (Гудки.)
РУШАЙЛО(гудящей трубке). Это мы мигом, Борис Николаевич! (Нажимает кнопку на селекторе.)
ГОЛОС ИЗ СЕЛЕКТОРА. Слушаю.
РУШАЙЛО. Только что получил клизму от главнокомандующего.
ГОЛОС. Поздравляю.
РУШАЙЛО. Почему до сих пор не уничтожены источники финансирования бандитов?
ГОЛОС. Не знаю.
РУШАЙЛО. Найти эти источники и уничтожить их! Доложить сегодня же!
6.
У подъезда. Лужков и Ястржембский сидят в кабине грузовика. Мужик уже снаружи.
МУЖИК. Мужики, у вас хорошие лица, я вам почему-то верю. Пускай грузовик здесь ночь постоит. Посторожите, только греться никуда не ходите, ладно?
ЛУЖКОВ. Хорошо.
МУЖИК. А за деньгами я утром приду. Да! Чуть не забыл. Нате.
ЛУЖКОВ. Что это?
МУЖИК. Это волшебный таймер. Игра на выбывание. Один проводок сюда, другой сюда — и ждете половины шестого утра. Привет. (Исчезает.)
ЯСТРЖЕМБСКИЙ(кладя сахар). Вы чего-нибудь поняли?
ЛУЖКОВ. Чего тут не понять. Один проводок сюда, другой сюда…
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Ой.
ЛУЖКОВ. Что такое?
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Сахар какой-то несладкий.
Переглядываются, смотрят на таймер и одновременно оба понимают…
ЛУЖКОВ. Ой. Мама!
7.
Звонки и дикий стук в дверь квартиры Ельцина.
ЛУЖКОВ. Борис Николаевич!
ГОЛОС ЕЛЬЦИНА(из-за двери). Я сплю.
ЯСТРЖЕМБСКИЙ. Борис Николаевич! Эвакуация!
ЕЛЬЦИН. Плевал я на эвакуацию.
ЛУЖКОВ. Скорее! Таймер работает!
ЕЛЬЦИН. Плевал я и на таймер. До лета двухтысячного года наружу не выйду!
ЛУЖКОВ(вздыхая, Ястржембскому). Ломаем дверь!
8.
Грохот на лестнице и приближающиеся крики Ельцина.
КРИКИ ЕЛЬЦИНА. Прекратить! Куда вы меня несете? Верните меня назад! Наза-ад!
Дверь парадного распахивается, оттуда вылетают Лужков и Ястржембский. несущие на носилках Ельцина в пижаме. У подъезда стоит тот самый мужик в черных очках — с секундомером в руках.
МУЖИК. Пять минут сорок пять секунд. Уложились в норматив. Молодцы!
ЛУЖКОВ. Что это?
Мужик снимает черные очки. Это Путин. Лужков и Ястржембский роняют носилки. Пауза.
ЕЛЬЦИН(сидя на земле на носилках). Давление у меня в норме, голова только болит. Что-то я вообще ничего не понимаю.
ПУТИН. Это была учебная тревога, друзья. Операция «Вихрь-антитеррор». Проверка на вшивость.
ЛУЖКОВ. Значит, там был сахар?
ПУТИН. Обижаете. Там — гексаген. Но таймер на первый раз не подключили.
ЛУЖКОВ. Здорово. Одолжите до утра грузовичок с секундомером!
ПУТИН. А вам зачем?
ЛУЖКОВ. Поеду потренирую Шойгу.
9.
Детская песочница во дворе. Ельцин и Путин выпивают под грибком.
ЕЛЬЦИН. Будь здоров. А вообще ты молодец! Тренироваться в условиях, максимально приближенных к боевым! Только почему на мне? Я понимаю, например, устроить эдакое где-нибудь в Рязани, на беременных женщинах… Это по-нашему, по-мужски. Зачем же беспокоить гаранта?
ПУТИН. Простите. Это не повторится.
ЕЛЬЦИН. Ладно. Кто старое помянет…
Выпивают. Путин встает.
ЕЛЬЦИН. Ты куда?
ПУТИН. Простите. Маленькая государственная нужда.
Входит в сортир. Отъезд камеры — и мы видим в кустах Грачева и Ерина с гранатометом.
ГРАЧЕВ. Кто-то зашел в туалет.
ЕРИН. Кто?
ГРАЧЕВ. Я думаю, что это бандит.
ЕРИН. Как ты догадался?
ГРАЧЕВ. Тебе же русским языком было сказано: бандиты — в туалете! Раз в туалете — значит, бандит.
ЕРИН. Тогда надо его мочить!
ГРАЧЕВ. Нельзя. Мочить приказано — в сортире.
ЕРИН. Так это ж одно и то же!
ГРАЧЕВ. Да? Так бы и сказал. (Прицеливаясь.) Ох, запаху будет…
Выстрел. Сортир вдребезги. Когда дым развеивается, посреди всего этого натюрморта стоит Путин.
ЕРИН. Слушай, какие страшные эти моджахеды! Будем брать живьем или побежим?
10.
Ночной звонок в квартире Рушайло. Тот со сна нашаривает трубку.
РУШАЙЛО. Алло!
ГОЛОС. Товарищ генерал! Вы телевизор смотрите?
РУШАЙЛО. Какой телевизор?
ГОЛОС. Включайте скорее телевизор, товарищ генерал!
Рушайло щелкает пультом, продолжая разговор.
Нашли!
РУШАЙЛО. Кого?
ГОЛОС. Источник финансирования бандитов нашли! Только что! Приступаем к выполнению вашего приказа об уничтожении!
РУШАЙЛО. Доложите конкретно: кто давал деньги Чечне?
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Докладываю: в соответствии с Конституцией Российской Федерации, финансирование всех территорий Российской Федерации осуществляется из федерального бюджета Российской Федерации.
В телевизоре — Кремль в перекрестие прицела. И — бесстрастный женский голос.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Цель обнаружена. Цель взята в перекрестие прицела…
РУШАЙЛО. Погоди, женщина… Женщина, погоди…
Гулливер[82]
1.
По океану плывет корабль. Титр: трехсотлетию путешествия Гулливера посвящается… Рука, скребущая пером по корабельной книге, и — голос.
ГОЛОС. «Четвертого мая 1699 года мы снялись с якоря, и наше путешествие было сначала удачно… но при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к западу от Вандименовой земли…» Джонатан Свифт. «Путешествие Гулливера».
2.
Гроза, ураган, шторм. Крушение. Обломки в воде. Ельцин открывает глаза. Он нежит на траве, выброшенный прибоем на берег. Наверху небо, а сбоку, возле самой руки, стоят маленькие человечки: Зюганов, Селезнев, Жириновский. Лужков. Явлинский, Лебедь. Черномырдин, Кириенко, Гайдар, Примаков…
ЕЛЬЦИН. Мама!
СЕЛЕЗНЕВ. Он очнулся.
КИРИЕНКО. Ура! Он жив.
ПРИМАКОВ. Нашел чему радоваться. Хорошо, что мы успели его привязать.
ЕЛЬЦИН. Кого привязать? (Пытается пошевельнуться, но выясняется, что он привязан сотнями нитей к земле, в том числе за волосы.) Ай!
Дружный лилипутский смех.
ЕЛЬЦИН. Вот, понимаешь. Это называется: приплыл… Ой!
На его тело по приставленной лесенке всходит делегация лилипутов.
ЛУЖКОВ. Здравствуй, человек-гора!
КИРИЕНКО(добавляет).…нт.
ЛУЖКОВ. Что?
КИРИЕНКО. Человек-гора…нт!
ЛУЖКОВ. А ты не лезь.
КИРИЕНКО. А вот и буду!
ЛУЖКОВ. Все равно я тут главнее всех.
КИРИЕНКО. Жулик. Где наши денежки? Куда ты их девал, жулик?
ЕЛЬЦИН. Ребята, чего тут у вас происходит?
ЯВЛИНСКИЙ. Не обращайте внимания, это они о своем.
СЕЛЕЗНЕВ. Поздравляем вас с Днем независимости!
ЕЛЬЦИН. Независимости — от чего?
СЕЛЕЗНЕВ. Да от всего!
ЛЕБЕДЬ. Включая мозги.
ЖИРИНОВСКИЙ. У нас сегодня девять лет как свобода, гори все огнем!
ЛУЖКОВ. Сейчас, если только вот этот мелкий не будет мешаться у меня под ногами, тут будет праздник. Народные гулянья, танцы и фейерверк!
ЕЛЬЦИН. Как? Прямо на мне?
ЛУЖКОВ. Когда я устраиваю праздник, мне пейзаж без разницы! (Начинает прыгать на животе у Ельцина и дудеть в «уйди-уйди».)
ЕЛЬЦИН. Развяжите меня!
СЕЛЕЗНЕВ. Нельзя. Вы же наш гарант.
ЕЛЬЦИН. Не понял.
СЕЛЕЗНЕВ. Чего тут не понимать? Пока вы тут лежите связанный, у нас полная гарантия свободы!
ЕЛЬЦИН. Слушайте, куда я попал?
ЯВЛИНСКИЙ. Вам сильно повезло. Вы на острове демократии. На других бы вас сразу казнили.
ЕЛЬЦИН. За что?
ЯВЛИНСКИЙ. В назидание потомству.
ЕЛЬЦИН. Где этот ваш остров находится? Сколько градусов? Какой широты?
ЧЕРНОМЫРДИН. Широты мы необыкновенной, а градус у нас известно какой. Хотя иногда разбавляем.
ЕЛЬЦИН. А вы сами кто?
ГАЙДАР. Мы — местные демократы!
ЗЮГАНОВ. Мы — местные патриоты!
ЛУЖКОВ. А мы — просто местные.
КИРИЕНКО. Жулики!
ЛУЖКОВ. Не лезь, не лезь, не лезь! (Бьет Кириенко пищалкой по голове.)
КИРИЕНКО. Ай!
ЕЛЬЦИН. А почему — извините, конечно… — вы все такие маленькие?
КИРИЕНКО(вздыхая). Такая конституция…
ЕЛЬЦИН. Я хочу встать.
ВСЕ(в ужасе). Нет! Нет!
ЕЛЬЦИН. Но я хочу есть!
ЛЕБЕДЬ. Это на здоровье.
СЕЛЕЗНЕВ. Мы будем вас кормить еще целый год, только не делайте резких движений!
ЯВЛИНСКИЙ. Мы? Кормить его? Целый год?
СЕЛЕЗНЕВ. Конечно.
ЯВЛИНСКИЙ. Не прокормим. Он очень большой.
ГАЙДАР. Но у нас выбора нет. Если уж его выбросило исторической волной на нашу землю, надо кормить.
ЛЕБЕДЬ (вдруг). Только пить ему не давать!
СЕЛЕЗНЕВ. Почему?
Пауза.
ЧЕРНОМЫРДИН. Ничего, успеем отскочить.
ЕЛЬЦИН. Я, значит, не понял: когда обед?
3.
Ельцин-Гулливер спит. Вокруг него — лилипутский военный совет.
ЯВЛИНСКИЙ. Наконец-то наелся.
ЧЕРНОМЫРДИН. Какой вместительный гарант.
ПРИМАКОВ. Хорошо, что его выбросило сюда без семьи.
Все поворачиваются к Примакову.
ГАЙДАР. У него есть семья? Большая?
ПРИМАКОВ. Большая и прожорливая.
ЗЮГАНОВ. Давайте съедим его сами.
ЧЕРНОМЫРДИН. А если проснется?
ЗЮГАНОВ. Тогда убежим.
ЧЕРНОМЫРДИН. Куда ты убежишь от такого большого?
СЕЛЕЗНЕВ. Да. Хорошо, что он так привязан к родной земле.
ЛЕБЕДЬ. Да, если он поднимется, всем хана.
ЯВЛИНСКИЙ. Но если он будет лежать тут вечно, это тоже не жизнь.
ПРИМАКОВ. А еще, не дай бог, с ним что-нибудь случится…
ЯВЛИНСКИЙ. Ну и пускай случится, вам что, жалко?
ПРИМАКОВ. Мне жалко себя! Если с ним что-нибудь случится, тут пойдет такой запах…
КИРИЕНКО. Может, его куда-нибудь оттащить?
ПРИМАКОВ. Куда?
КИРИЕНКО. На другие земли.
ПРИМАКОВ. Не получится. Он очень большой.
ЖИРИНОВСКИЙ. Соседние земли слишком малы для нашего гаранта!
ЕЛЬЦИН(открывая глаза). Уважаемые лапутяне!
ЗЮГАНОВ. Кто?
ЕЛЬЦИН. Лапутяне.
ЖИРИНОВСКИЙ. Заговаривается.
ЛУЖКОВ. Слишком долго спал.
ЕЛЬЦИН. Что-то я хотел сказать. Поднимите мне веки… Не то. Развяжите мне руки!
СЕЛЕЗНЕВ. А вы не испортите нам праздник?
ЕЛЬЦИН. Я сам праздник. Главное, чтобы никто не испортил меня! Вот это не дай вам бог!
СЕЛЕЗНЕВ. Может, действительно, а? Развяжем ему руки, братцы? (Шепотом.) Если он отвяжется самостоятельно — это вообще кранты!
Лилипуты переглядываются.
4.
Все стоят с топориками возле веревочек.
СЕЛЕЗНЕВ. Уважаемый человек-горант! Только давайте договоримся так: мы развязываем вам руки, но вы будете уважать наши законы и традиции…
ЕЛЬЦИН. Какие традиции?
СЕЛЕЗНЕВ. Народные лилипутские традиции. Весной — наступление трудящихся, осенью — битва за урожай, зимой — спячка, летом — запой. С этим у нас строго.
ЗЮГАНОВ. И круглый год — война тупоголовых и этих… яйцеголовых!
ЯВЛИНСКИЙ. Кроме того, когда мы вас развяжем, вы должны завязать сами.
ЛУЖКОВ. Да, надо соблюдать баланс… В смысле, держаться на ногах!
ЛЕБЕДЬ. Потому что, если вы упадете, многих не станет.
ЕЛЬЦИН. Не бойтесь. Я динамичный, неустойчивый. Рубите!
Лилипуты замахиваются топориками.
СЕЛЕЗНЕВ. Погодите! (Ельцину.) И еще. Пообещайте, что через год вы от нас уплывете.
ЕЛЬЦИН. Куда?
СЕЛЕЗНЕВ. На все четыре стороны.
ЕЛЬЦИН. На все четыре — не обещаю, но. значит, куда-нибудь уплыву.
ВСЕ. Ура-а!
Топорики один за другим тюкают по веревкам, опутывающим Ельцина.
ЕЛЬЦИН. Ну, теперь расступись…
Начинает подниматься. Дикие крики лилипутов. Они отбегают подальше.
ЕЛЬЦИН (уже стоя, озирается). Какой симпатичный островок, понимаешь… Я, пожалуй, тут поживу.
СЕЛЕЗНЕВ (стоя у огромной ноги, кричит куда-то наверх). Но помните! Вы обещали, что через год от нас уплывете!
ЕЛЬЦИН(вниз). Что?
СЕЛЕЗНЕВ. Я говорю: уплывете через год!
ЕЛЬЦИН. Кто?
СЕЛЕЗНЕВ. Вы!
ЕЛЬЦИН. Не слышу!
ВСЕ. Вы! Нам! Обещали!
ЕЛЬЦИН. Ничего! Не слышу! Осторожно, я пошел!
Нога поднимается.
ГАЙДАР. Надо уберечь его от неверных шагов!
Общий крик. Все бросаются врассыпную, уворачиваясь от огромных подошв. Ельцин с треском и хрустом уходит, наступая на дома.
ЖИРИНОВСКИЙ(высовываясь из-под раскореженного дома, вслед). А мне нравится.
ЛЕБЕДЬ. Что именно?
ЖИРИНОВСКИЙ. Уже все. Все, что он делает, уже нравится. Настоящий гарант.
5.
Ночь. В доме лилипутских собраний.
ЯВЛИНСКИЙ. Это совершенно невозможно терпеть дальше! Он тут все сожрал и вытоптал!
ЛЕБЕДЬ. Ну и не терпи.
ЗЮГАНОВ. Надо было его съесть, пока он лежал! Съесть, а скелет отдать в Музей революции.
ЯВЛИНСКИЙ. А кто его кормил? Не вы?
ЗЮГАНОВ. Ну, мы.
ЯВЛИНСКИЙ. Так что же вы теперь вопите?
ЗЮГАНОВ. Чтобы все слышали. (В окно.) Антинародное чудовище!
ЯВЛИНСКИЙ. Все и так знают, что он чудовище.
ЖИРИНОВСКИЙ. А мне он нравится. У него все такое большое…
ЗЮГАНОВ. Какая гадость! Тьфу! (Плюет на пол, в месте плевка пол начинает гореть.)
ЧЕРНОМЫРДИН. Ну ты, темпераментный. Следи за собой.
ЗЮГАНОВ. Тьфу еще раз! (Плюет — гореть начинает и в другом месте.)
6.
Закат. Ельцин сидит на берегу океана, отхлебывая из фляжки. Кто-то внизу дергает его.
ЖИРИНОВСКИЙ(теребя Ельцина за палец). Здравствуйте, дорогой человек-горант!
ЕЛЬЦИН. А, это ты, маленький? Что случилось?
ЖИРИНОВСКИЙ. Извините, что потревожил, но у нас там горит.
ЕЛЬЦИН. У меня у самого там горит.
ЖИРИНОВСКИЙ. Вы не поняли. Горит Дом собраний. Причем, что интересно, никто его вроде не поджигал.
ЕЛЬЦИН. А чего ж он загорелся?
ЖИРИНОВСКИЙ. От сильных трений между тупоголовыми.
ЕЛЬЦИН. Чем тушите?
ЖИРИНОВСКИЙ. Как всегда. Бензином.
ЕЛЬЦИН. Ладно. Пойдем посмотрим.
7.
Попеременно — то еле волочащиеся ноги Ельцин, то бегущий стремглав Жириновский. К месту пожара ноги Ельцина приходят первыми, следом влетает запыхавшийся Жириновский.
ЕЛЬЦИН. Действительно, пожар.
ЖИРИНОВСКИЙ. Вам помочь?
ЕЛЬЦИН. Не надо. Эй, там, внизу! Начинаю восстанавливать общественное согласие. (Рассупониваясь.) Кто не спрятался, я не виноват.
Характерная струя, льющаяся сверху на горящий дом.
8.
Утро. Виден слабый дымок над остовом дома, который тушил Ельцин. Сам он сидит на берегу океана.
ЕЛЬЦИН(отхлебывая из фляги). Вот, значит. Океан. Паруса, мачты, муссоны, понимаешь… Романтично, но — сколько можно? Нет уж, я теперь свое место в жизни нашел. И хранитель традиций, и пожарный. Только здесь я наконец понял, как огромен. Человек-горант! Не хухры-мухры, понимаешь! Хорошее местечко. Надо будет перевезти сюда семью — и передать все это по наследству вместе с пейзажем и карликами…
Слышен тяжелый стук, земля начинает дрожать.
ЕЛЬЦИН. Не понял. Это у нас что, сейсмоопасный остров? Предупреждать надо!
Рядом с Ельциным, вышагнув из-за леса, останавливается огромный ботинок.
ЕЛЬЦИН(глядя вверх). Ой, мамочки! Ой! Кто это к нам пришел?
ГОЛОС. Добрый день!
Сверху опускается рука и, взяв Ельцина поперек туловища, поднимает его в воздух.
ЕЛЬЦИН. Пусти! Пусти! Ты кто?
ГОЛОС. Не узнаешь?
ЕЛЬЦИН. Кто ты, понимаешь, такой, чтобы я тебя узнавал?
ГОЛОС. Я — двухтысячный год.