Никто не осуждает жизнь твою.
Ах, деда Йося, —
Смешной, курносый —
Я в жизни больше всех тебя люблю.
ВОСПОМИНАНИЯ
(Из спектакля «Заколдованный. театр»)
Воспоминаний мы не выбираем.
Они без спроса в памяти живут,
И долгими бессонными ночами
Они встают как будто наяву.
Родимый дом, где жили мы когда-то.
Наш выпускной весенний школьный бал,
И как нас дед водил в еврейский театр,
И голос мамы, что тихонько напевал:
«Ай-ай-ай, Бэлц!
Майн штэтэлэ Бэлц!
Майн hеймэлэ ву их hoб майне
Киндерше йорн фар брахт»[2].
Все отобрать у человека можно:
Свободу, жизнь, надежду и детей.
Но отобрать того, что было в прошлом,
Не смог еще никто из палачей.
И мы храним в своих воспоминаньях
Тёпло руки любимого отца
И наше в жизни первое свиданье,
И ту пластинку, что кружится без конца:
«Ай-ай-ай, Бэлц!
Майн штэтэлэ Бэлц!
Майн Иеймэлэ ву их hoб майне
Киндерше йорн фар брахт».
Прошли мы в жизни трудную дорогу —
Дорогу горя, боли и обид.
Пусть светлого не так уж было много.
Но память это светлое хранит:
Наш городок — единственный на свете,
И семь свечей в еврейский новый год.
Своих друзей, которых уж не встретить,
И тот мотив, что с детских лет в душе живет:
«Ай-ай-ай, Бэлц!
Майн штэтэлэ Бэлц!
Майн hеймэлэ ву их hoб майне
Киндерше йорн фар брахт».
СИМХАС ТОЙРЭ
Расскажите, что случилось.
Что за толпы на пути,
Почему нам в синагогу
Ни проехать, ни пройти?
Отчего все так смеются.
Улыбаются с утра? —
Это праздник Симхас Тойрэ,
Праздник света и добра.
Мы все плечом к плечу стоим,
И кантор старенький поет.
Сегодня кажется большим
Наш очень маленький народ.
Рвутся ввысь кларнета трели,
Пляшем мы на мостовой.
То ль с мороза, то ль с веселья
Бьет чечетку постовой.
За колонной двое в штатском
С фотокамерой стоят—
Надоело нам бояться,
Пусть снимают, что хотят.
Мы все плечом к плечу стоим,
И кантор старенький поет.
Сегодня кажется большим
Наш очень маленький народ.
Симхас Тойрэ, Симхас Тойрэ!
Веселится стар и мал.
Пляшут те, кто эту Тору
Даже в жизни не видал.
И пускай мы не учили
В детстве идиш и иврит.
Старый добрый Бог еврейский
Это дело нам простит.
Мы все плечом к плечу стоим,
И нас никто не разомкнет,
Сегодня кажется большим
Наш очень маленький народ!
ПЯТЫЙ ПУНКТ. ИЛИ БАЛЛАДА О ФАМИЛИЯХ
Когда-то много лет назад,
Примерно этак шестьдесят,
Национальность люди не скрывали.
В любом конструкторском бюро,
В кинотеатре и в метро —
На пятый пункт тебе нигде не намекали.
И по субботам вечерком
Садились рядом за столом:
Одной компанией большой
С еврейской чистою душой:
Исаак Рувимыч Шнеерсон,
Семен Натаныч Фогельсон,
Иосиф Соломонович Маневич,
Илья Нафтулович Бронштейн,
Захар Абрамыч Филькенштейн
И Борух-Мэндэл Арье-Лэйб Гуревич.
Но жизнь на месте не стоит,
И сразу чувствует аид.
Когда другие времена настали.
Чтоб легче должность получить.
Чтоб в институты поступить,
Менять фамилии евреи дружно стали.
И по субботам вечерком
Садились рядом за столом
Одной компанией большой
С полу-еврейскою душой:
Исаак Рувимыч Иванов,
Семен Натанович Петров,
Иосиф Соломонович Петренко,
Илья Нафтулыч Кузнецов,
Захар Абрамыч Молодцов
И Борух-Мэндэл Арье-Лэйб Кузьменко.
Но не такие дураки
Кругом сидят кадровики.
Они насквозь нас видят по анкете.
Чтоб жизнь была не так сложна.
Менять мы стали имена.
Чтоб с русским отчеством ходили наши дети.
И по субботам вечерком
Садились рядом за столом
Одной компанией большой
С почти что русскою душой:
Иван Рувимыч Иванов,
Семен Натанович Петров,
Василий Соломонович Петренко,
Сергей Нафтулыч Кузнецов,
Иван Абрамыч Молодцов
И Петр-Федор Арье-Лэйб Кузьменко.
Когда-то деды и отцы,
Сапожники и кузнецы,
В местечке жили в горе и тревоге.
Но имя, веру и очаг
Не променяли на пятак —
Так пусть же их пример сегодня служит многим.
И верю я, что вечерком
В субботу сядут за столом
Одной компанией большой
С еврейской чистою душой:
Исаак Рувимыч Шнеерсон,
Семен Натаныч Фогельсон,
Иосиф Соломонович Маневич,
Илья Нафтулович Бронштейн,
Захар Абрамыч Филькенштейн
И Борух-Мэндэл Арье-Лэйб Гуревич.
ВЕЧНЫЙ ВОПРОС
Скажите, что творится?
Куда глядит ОВИР?
Открыты все границы.
Доступен целый мир!
Не надо разрешенья.
Нет с паспортом проблем—
Хоть уезжай на время,
А хочешь — насовсем!
И вот в России, как всегда.
Сидят и думают евреи:
Уехать страшно в никуда.
Остаться здесь еще страшнее…
А глобус крутится старенький
Круглый, как земля, —
Где ж на этом шарике
Место для меня?..
Зовет к себе Израиль
И всем жилье дает.
Но там слегка стреляют
И жарко круглый год.
В Америке прекрасно,
Там тишь и благодать,
Но не дают гражданство
И не хотят впускать.
И мы с тяжелою душой
Готовы визы взять обратно.
А вдруг здесь станет хорошо.
Хоть это маловероятно.
А глобус крутится старенький
Круглый, как земля, —
Где ж на этом шарике
Место для меня?..
Живем одной заботой:
Куда наш путь лежит?
В Канаде нет работы,
В ЮАР нам въезд закрыт,
В Австралию не суйся —
Там просто шансов нет,
А в ФРГ за визой
Стоять две тыщи лет.
Мы забываем всякий раз.
Что не бывает в жизни чуда —
Там хорошо, где нету нас,
А мы сегодня есть повсюду.
А глобус крутится старенький
Круглый, как земля, —
Где ж на этом шарике
Место для меня?..
МОИ ЕВРЕИ
Уж три тысячелетья
Живет на белом свете
Народ, который можно
Узнать издалека.
Все с крупными носами.
Печальными глазами,
В которых отражаются
Надежда и тоска.
Мои евреи.
Живите вечно!
Пусть мир и праздник
К вам в дом войдут.
Пускай не гаснет
Ваш семисвечник —
А гутн йонтэф!
Зол мир алэ зайт гезунт![3]
Мы дали миру Гейне,
Ньютона и Эйнштейна
И крошка Чарли Чаплин —
Всего один из нас.
И мудрый Дизраэли,
И Мендельсон с Равелем,
И даже, извините.
Сам товарищ Карл Маркс.
Мои евреи.
Живите вечно!
Пусть мир и праздник
К вам в дом войдут.
Пускай не гаснет
Ваш семисвечник —
А гутн йонтэф!
Зол мир алэ зайт гезунт!
Еврея на планете
Повсюду можно встретить.
Он водится в Канаде
И в Африке живет.
Он даже на Чукотке
Сидит за рюмкой водки.
Рассказывает чукчам
Самый свежий анекдот.
Мои евреи.
Живите вечно!
Пусть мир и праздник
К вам в дом войдут.
Пускай не гаснет
Ваш семисвечник —
А гутн йонтэф!
Зол мир алэ зайт гезунт!
Мы в шахматы играем.
Науки изучаем,
И скрипка наша может
Смеяться и рыдать.
Мы чуточку торгуем.
Немножко митингуем,
А если надо, то идем
За это умирать.
Мои евреи.
Живите вечно!
Пусть мир и праздник
К вам в дом войдут.
Пускай не гаснет
Ваш семисвечник —
А гутн йонтэф!
Зол мир алэ зайт гезунт!
Пьесы и сценарии
Поезд за счастьем (картины еврейской жизни)
Пьеса в 2 действиях для Московского еврейского театра «Шалом»
На сцене конструкция, похожая одновременно и на железнодорожный вагон, и на платформу. Чемоданы, мешки, узелки…
Тут же «едут» покосившиеся домишки, мебель, домашний скарб.
Удар вокзального колокола. Вступает музыка. Появляются пассажиры с вещами. Их все больше и больше. Идет посадка — танец- пантомима. в котором участвуют старые и молодые мужчины и женщины, ребе, урядник — все в костюмах начала века. Все спешат на поезд. Раздается второй сигнал вокзального колокола. Ритм ганца нарастает. "Третий сигнал. Все сели на свои места. Свисток кондуктора. Гудок паровоза. Поезд отправляется. Затемнение.
Мелькают железнодорожные огни. Звучит музыка.
ГОЛОС ПО РАДИО. Наверное, у каждого народа есть свой поезд. Поезд, который мчится через года, через столетия, поезд его истории, его судьбы. Есть такой поезд и у моего народа. Такой же, как у всех. Ни хуже, ни лучше. Только, может быть, в нем побольше шума и разговоров, скорби побольше и немного больше юмора. Потому что без юмора, как говорится, этот поезд дальше не пойдет. Сама наша жизнь едет в этом поезде. Мелькают картины далекого прошлого, воспоминания нашего детства и события сегодняшних дней. То весело стучат колеса, то криком кричит паровозный гудок… А поезд все идет и идет. Без расписания. Без остановок. Всегда.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА 1
Мама из Шполы, Мама из Томашполя. Папа из Перещепино.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ (вздыхает). Ой-ей-ей…
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Вы что-то сказали?
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Я говорю, в хорошенькое времечко мы живем.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. И не говорите. Вот я оглянуться не успела, как моего Венчика этой осенью надо определять в гимназию.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. У меня те же цорес.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Как подумаю об этом — волосы дыбом.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Голова кругом.
МАМАИЗ ШПОЛЫ. Примут — не примут, возьмут — не возьмут… Процентные нормы, циркуляры! Трех евреев можно, а четырех уже нельзя. Вы Шполу знаете?
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. У меня там тетя.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Шпола — еврейский город. Так в этом году там приняли… Как вы думаете, сколько?
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Сколько?
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Нет, вы скажите.
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Я не знаю.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. А вы подумайте, у вас же есть голова на плечах.
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Ну, скажите уже.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Двоих. Курам на смех.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Вы возьмите лучше Томашполь. Томашполь — большой еврейский город. А центр, что называется. Так в Томашполе в этом году, говорят, приняли.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Что вы говорите? Сколько?
МАМА ИЗТОМАПШПОЛЯ. Теперь вы скажите.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Откуда я знаю.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Теперь вы думайте, у вас же тоже есть голова, я таки видела.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Я не знаю.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Там приняли… ни одного еврея. Хоть бы на развод, что называется.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО (просыпается). А вот у нас в этом году приняли восемнадцать евреев.
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Сколько?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Восемнадцать штук. Один в одного. И моего в том числе.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Вашего тоже приняли?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Еще как приняли! За милую душу.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Гдe? Гдe это?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Дау нас, в Малом Перещепино.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Что вы залезли на самый верх? В таком случае вас надо поздравить. Слезайте сюда…
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Уже загордились?
Мужчина слезает с верхней полки.
Так, значит, вашего приняли? Видно, у вас там любят барашка в бумажке.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Боже упаси! Раньше брали еще как. За милую душу. Но с тех пор, как была комиссия, — всё.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Ой, оставьте! Что, они не хотят денег?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Хотят, но боятся.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Когда боятся, все равно берут, только в два раза больше.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. А я вам говорю: моего взяли без всяких денег.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Так что же? Протекция?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Какая там протекция! Просто они между собой договорились: если еврей — принимать. Принимать, и никаких разговоров!
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Просто чудо какое-то! Как этот город называется?
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Тоже мне город! Малое Перещепино. Местечко.
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Удивительно! Никогда даже н слышала этого Малого Пере… Пере… Как?
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Перещёкино.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Взрослые люди, и не в состоянии выговорить простого еврейского слова! Пе-ре-ще- пино! Понятно? Пе-ре-щепино!
МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Да что вы обижаетесь? Ведь у нас такая же болячка, что и у вас. Услыхали, что вашего мальчика приняли, вот и разволновались, немножко шумим.
МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Мы даже не могли подумать, что в вашем Малом Перещепине имеется гимназия.
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Кто ей сказал, что у нас есть гимназия?
МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Как! Вы же сами сказали, что вашего приняли!
ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. В солдаты его приняли. В солдаты! Фарбрент золнзей верн!
И снова шум колес. По вагону идет Нищий.
КАРТИНА 2
Ву нэмт мэн а бмсэлэ мазл?
Ву немт мэн а бисэлэ глик?
Дос дрэйдэлэ зол зих шойн дрэйэн.
Ун брэнгэн майн мазл цурик![4]
НИЩИЙ. Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда. Спасибо… А данк… А гройсн данк… Дай вам бог здоровья! Чтоб ваши дети ездили первым классом и чтоб у них всегда было что подать бедному еврею. (Поет, собирает подаяние, останавливается около прилично одетого мужчины.)
НЕПОДАЮЩИЙ. Что вы стоите?
НИЩИИ. Я жду. Может быть, у вас найдется что-нибудь для меня.
НЕПОДАЮЩИЙ. Яне подаю из принципа.
НИЩИИ. Нет так нет. Извините… Ой, а что это за принцип такой?
НЕПОДАЮЩИЙ. Я считаю, что каждый человек должен зарабатывать себе на хлеб сам.
НИЩИЙ. А я что, заставляю вас вместо себя ходить по вагонам?
НЕПОДАЮЩИЙ. Послушайте, я вам уже сказал: просто так я денег никому не даю.
НИЩИЙ. Тогда дайте под процент.
НЕПОДАЮЩИЙ. Под какой еще процент?
НИЩИЙ. Под любой! Мы, слава боту, не в банке.
НЕПОДАЮЩИЙ. Не морочьте мне голову! Как это я могу дать вам деньги, когда я вас вообще не знаю?
НИЩИЙ. Интересное дело! Здесь мне не дают, потому что меня никто не знает, а в местечке мне не дают, потому что меня хорошо знают. А мэшугэнэ вэлт![5] (Идет дальше, поет, замечает ребе.) Шолом-алейхем, ребе![6]
РЕБЕ (отрывается от книги). Алейхем-шолэм!
НИЩИЙ. Ребе, а я вас узнал. На прошлой неделе я вас слушал в синагоге.
РЕБЕ. A-а! Это хорошо.
НИЩИЙ. И если я вас правильно понял, то вы сказали, что на том свете всем людям воздастся. И если человек был беден, то на том свете он будет богачом, а если он был богатым, то на том свете станет нищим. Верно?
РЕБЕ. Верно.
НИЩИЙ. Значит, я на том свете стану богатым?
РЕБЕ. Обязательно.
НИЩИЙ. Ребе, тогда у меня к вам такое дело: одолжите мне сто рублей. Ну, на том свете мы с вами встретимся, и я вам отдам. Что для богатого человека сто рублей? Тьфу, мелочь!
РЕБЕ. Логично… У меня только один вопрос. Вот я вам дам сто рублей, что вы с ними будете делать?
НИЩИИ. Куплю немножко товара, продам, даст бог, заработаю. Открою магазин.
РЕБЕ. Тогда, извините, я не могу дать вам сто рублей.
НИЩИЙ. Почему?
РЕБЕ. Если вы станете богатым здесь, значит, там вы будете нищий и не сможете отдать мне сто рублей, которых, между нами говоря, у меня тоже нет и никогда не было.
НИЩИЙ. Ой, ребе, какая у вас светлая голова! Представляете, сколько бы мы заработали, если бы вместе ходили по вагонам.
РЕБЕ. Что делать! Как говорится, каждому — свое. Один просит милостыню у людей, а другой просит милостыню у Бога…
НИЩИЙ. Да, каждому свое… Каждому свое… (Поет начало песни, прерывает ее). Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда — моя жена Рейзл. А данк, а гройсн данк! (Уходит.)
РЕБЕ. Боже праведный, дай каждому кусок хлеба, глоток молока и крышу над головой. Осуши слезы бедных детей своих и дай им немножко счастья здесь, на земле. Ну что тебе стоит, Рэбойна шэлойлэм! Ой… (Поет ту же песню, которую только что пел Нищий. Спохватывается, погружается в чтение. Шум поезда…)
КАРТИНА 3
На полке расположилась семья. Мать держит на коленях кошелку с едой. Дочь читает книгу. Отец спит, прикрыв голову картузом.
МАТЬ. Фэйгэле, Фэйгэле…
ДОЧЬ. Что, мама?
МАТЬ. Съешь уже что-нибудь. Что ты все читаешь?
ДОЧЬ. Спасибо, мамочка, я не хочу.
МАТЬ. Она не хочет… Мендл, ты слышишь?
ОТЕЦ (просыпаясь). Что?
МАТЬ. Скажи уже ей что-нибудь! Ты отец или что? Она целый день ничего не ест.
ОТЕЦ. Захочет — доест. (Снова засыпает.)
МАТЬ. Несчастье какое-то: один целый день спит, другая — читает… (Дочери.)Ты посмотри на себя. Тут же не на что смотреть!… Кожа да кости. Мендл, ты слышишь?
ОТЕЦ. Что? Что такое?
МАТЬ. Я говорю: посмотри на свою дочь. Как ты ее собираешься замуж выдавать? Где ты найдешь такого человека, который захочет строить свое счастье на этих костях?
ОТЕЦ. Ничего, дураков много.
МАТЬ. Что ты мелешь? Спи уже лучше!
ОТЕЦ. Я и сплю. (Засыпает.)
МАТЬ. Он спит, а его дочь умирает с голоду. Фэйгэлэ, ну попей хоть чаю с кусочком штруделя.
ДОЧЬ. Мама, не мешай.
МАТЬ. О, я уже мешаю… Конечно, что с меня взять? Необразованная женщина, только и знает варить и стирать, стирать и варить… У других дети как дети: поговорят с мамой, посекретничают, посоветуются. Ау меня не дочь а несчастье какое-то! (Дочь плачет.) Девочка моя, доченька! Ты что, обиделась? Фэйгэлэ, разве я тебе плохого хочу? Ну что ты плачешь?
ДОЧЬ (показывает книгу). Жалко…
МАТЬ. Кого тебе жалко?.. Что это за роман такой? (Смотрит на обложку.)Муму. Что это за Мума такая?
ДОЧЬ. Это не Мума. Это Тургенев. Муму.
МАТЬ. Му-му? Про корову?
ДОЧЬ. Нет, про собачку. (Плачет.)
МАТЬ. Фэйгэле, ну что ты так убиваешься?.. Да у нас в местечке этих собачек, как собак нерезаных.
ДОЧЬ. Да не в этом же дело!
МАТЬ. А в чем? Доченька, ты же взрослый человек. Книги — это всё сплошные выдумки. Писатель написал, получил деньги, а ты будешь плакать — худеть? А что там случилось с этой собачкой? Заболела, простудилась?
ДОЧЬ. Да нет мама. Понимаешь, жила одна барыня, злая очень. Ау нее был крепостной Герасим. Глухонемой.
МАТЬ. И не говорил, и не слышал?
ДОЧЬ. Да.
МАТЬ. Вот несчастная мать у такого ребенка.
ДОЧЬ. Единственная радость у него была — эта собачка… А барыня ее не любила за то, что она утром лаяла и ее будила.
МАТЬ. Подумаешь, цаца! Проснулась — снова заснула. Только и забот. И что?
ДОЧЬ. Барыня велела эту собачку выгнать со двора. Тогда Герасим привязал собачке на шею камень, отвез ее на середину пруда и своими руками утопил. (Плачет.)
МАТЬ. Лучше бы он барыню утопил.(Тоже плачет.) Мендл, Мендл, ты слышишь, что в мире творится?
ОТЕЦ. Что? Что случилось?
МАТЬ. Бедному человеку Бог не дат ни речи, ни слуха. Единственная радость у него была — собачка. И ту у него отняли.
ОТЕЦ. Где? Кто? Что за человек?
ДОЧЬ. Герасим.
ОТЕЦ. Какой Герасим?
МАТЬ. Герасим… Что ты смотришь? Да, русский человек. А ты думаешь, только евреям плохо? Нет, беда не спрашивает, какой ты национальности. Ну что ты молчишь? Скажи, где же справедливость? Правда где? Как жить на этой земле, когда творятся такие вещи?
ОТЕЦ. Хочешь, чтоб я сказал? Я скажу. Вам нужна правда?. Вы хотите видеть справедливость?.. Тогда делайте, как я. Спите больше. Потому что только во сне бедный человек может увидеть все эти чудеса. Только во сне. (Прикрывает голову картузом, засыпаете улыбкой на лице. Звучит песня.)
Как хорошо, что есть на свете ночь.
Когда заботы все уходят прочь.
Когда глаза закроешь в тишине,
И видишь все, что хочешь, в сладком сне.
Во сне не знаешь никакой беды.
Там полон дом здоровья и еды.
Всегда тепло и крыша не течет,
От всех имеешь ты сплошной почет.
ПРИПЕВ:
Ночью вечно выходной.
Горе ходит стороной,
И никто не ссорится с женой.
Ночью все мы богачи.
Ночью все мы силачи.
Ночью все едим мы с маслом калачи.
Тихо! Ша! Людей разбудишь!
Не кричи!
ПРИПЕВ.
КАРТИНА 4
По вагону идет урядник, замечает читающего ребе.
УРЯДНИК. А ты что читаешь?.. Что это за книга такая интересная? Небось, запрещенная литература?
РЕБЕ. Это — Талмуд, ваше благородие.
УРЯДНИК. Талмуд?.. Ясно. Ну и об чем она, эта твоя Талмуд?
РЕБЕ. О, это очень мудрая книга. Боюсь, так сразу вы не поймете.
УРЯДНИК. А ты не бойся! Не глупей тебя.
РЕБЕ. Я не сомневаюсь. Просто книга очень сложная. Ее читают уже две тысячи лет и до конца понять не могут.
УРЯДНИК. Не пугай, не такие дела распутывали. Ты лучше скажи, в чем там загвоздка, а я тебе мигом объясню.
РЕБЕ. Извольте, ваше благородие… Тогда давайте расcмотрим такой случай. Представьте себе: темная ночь, луна и по крыше дома ходят два еврея.
УРЯДНИК. ГМ, представил. И что дальше?
РЕБЕ. А дальше — больше. Один из них, очень любопытный, заглянул в печную трубу, не удержался и свалился на нее. Другой хотел ему помочь и упал следом за ним.
УРЯДНИК. Во народ! Вечно лезут, куда не надо!
РЕБЕ. А когда они вылезли из трубы, оказалось: один на них весь черный от сажи, а другой — белый. Ваше благородие, как вы думаете, кто из них пошел мыться?
УРЯДНИК. Ясно — кто. Черный.
РЕБЕ. Нет. Белый.
УРЯДНИК. Как это?
РЕБЕ. Очень просто. Черный посмотрел на белого и решил, что он тоже белый. А белый посмотрел на черного и решил, что он тоже весь в саже. И пошел мыться.
УРЯДНИК. A-а, ясно. Ясно, в чем премудрость вашего Талмуда.
РЕБЕ. Погодите, мы же только начали. Итак, как нам с ними известно, два еврея гуляли по крыше, упали в трубу и вылезли оттуда один черный, другой белый. Кто из них пошел мыться?
УРЯДНИК. Белый.
РЕБЕ. Нет черный.
У РЯДНИК. С чего это он?
РЕБЕ. Очень просто. Белый посмотрел на себя и увидел, что чистый. Зачем ему мыться? А черный увидел, что он весь в саже, и пошел мыться.
УРЯДНИК. A-а… Понял. Это просто. Кто грязный, тот и моется. Проще пареной репы. И чего вы с этим Талмудом две тыщи лет мучаетесь?
РЕБЕ. Подождите, ваше благородие, не торопитесь… Итак, два еврея, как вы знаете, гуляли по крыше и свалились в трубу.
УРЯДНИК. Знаю, это мне уже докладывали. Спрашивается, кто из них пошел мыться.
РЕБЕ. Вылезли: один белый, другой черный.
УРЯДНИК. Черный.
Ребе отрицательно качает головой.
УРЯДНИК. Белый?
Ребе снова качает головой.
УРЯДНИК. А кто ж тогда?
РЕБЕ. Оба.
УРЯДНИК. От бисовы дети! С какой такой радости оба?
РЕБЕ. Черный посмотрел на себя и увидел, что он весь в саже. А белый посмотрел на черного и решил, что он тоже весь перемазался. Вот они и пошли мыться оба.
УРЯДНИК. Тьфу ты, мать честная! Запаришься с вашим Талмудом! Ну, ничего! Все ж-таки разобрались с божьей помощью.
РЕБЕ. Не торопитесь, ваше благородие. Это еще не всё. Итак, два еврея…
УРЯДНИК. Знаю! Гуляли по крыше, упали в трубу, вылезли — один черный, другой белый.
РЕБЕ. Спрашивается…
УРЯДНИК. Кто пошел мыться? Оба…
Ребе качает головой.
Черный?
Ребе опять качает головой.
Белый?
РЕБЕ. Никто.
УРЯДНИК. Фарвос?
РЕБЕ. Фар дос. Белый посмотрел на себя и увидел, что он чистый. А черный взглянул на белого и решил, что он тоже чистый. А зачем, ваше благородие, чистому человеку мыться?
УРЯДНИК (грозит кулаком). Так… Ясно… Теперь мне все ясно.
РЕБЕ. Вы счастливый человек, ваше благородие! Вам всё ясно? Тогда скажите мне, чтобы уже покончить с этой историей. Как это могло случиться, чтобы два человека упали в одну трубу и вылезли один оттуда черный, а другой — белый. Что, простите, на второго сажи не хватило?.. И потом, где вы видели, чтобы темной ночью при свете луны два еврея гуляли по крыше? Что у них, другого дела не нашлось?
УРЯДНИК. Ты чего ко мне привязался? Черный, белый, отчего, почему? Да я-то откуда знаю.
РЕБЕ. Вот видите, ваше благородие, я же вас предупреждал, что Талмуд — очень сложная книга. Даже для Такого умного человека, как ваше благородие!..
УРЯДНИК. Вот народ! Вечно у вас все… Не зря вас люди не любят! (Уходит.)
Стучат колеса, и им в такт ребе бормочет слова Талмуда.
КАРТИНА 5
СВАТ. Мадам, пардон, извините мое нахальство… Но я вижу, едет культурная, образованная особа, и сразу захотелось поговорить о том о сем, а то у меня мозги сохнут от скуки.
ДАМА. Короче, что вы хотите?
СВАТ. Я хочу? Что мне хотеть, когда у меня всё есть. Пpocтo я вижу, что вы тоже человек обеспеченный, раз у вас такой красивый ребенок.
ДАМА. Это ребенок?.. Это моя дочь.
СВАТ. Я так и подумал, что это ваша дочь, а не сын… А Шейне мейделе. Красавица! Вся в маму. Просто одно лицо. И сколько лет вашей девочке?
ДАМА. Семнадцать.
СВАТ. Зол зайн семнадцать. Я вижу, вашей козочке пора на травку.
ДАМА. Что вы имеете в виду?
СВАТ. То, что вам крупно повезло. Позвольте представиться: реб-Лайзер, сват. Представитель фирмы «Гименей и Финкельштейн».
ДОЧЬ. А у вас есть что-нибудь хорошего?
ДАМА. Ша! Бесстыдница! Как-нибудь без тебя выдадим тебя замуж.
СВАТ. Мадам, не волнуйтесь, вы имеете дело с фирмой. Для вас у меня есть чего-то особенного! (Достает бумажки, читает.) Ицык-Борух, сын богача и сам богач. Низенького роста, лысоват. Красавец. Ежедневно молится.
ДАМА. Что делает?
СВАТ. Молится.
ДАМА. Фу, слава богу, я думала — моется. На такого ж воды не напасешься. А что он хочет?
СВАТ. Что он хочет… Он хочет денег.
ДОЧЬ. Мы согласны!
ДАМА. Что согласны? Тоже, нашла счастье: низенький, лысенький и всегда хочет денег.
ДОЧЬ. Мама, но для мужчины рост — не главное.
ДАМА. А что главное?
ДОЧЬ. Я стесняюсь. Главное — ум.
ДАМА. Знала я одного умника, когда меня сватали! А потом оказался дурак дураком!
ДОЧЬ. Кто это?
ДАМА. Твой папочка, дай бог ему здоровья.
СВАТ. Мадам, вы абсолютно правы. Для такой порядочной семьи, как ваша, нужен солидный, серьезный человек. И он у меня есть. Вот он. Лежит и ждет. Мендл Корах. Мужчина в соку. 73 года. Похоронил трех жен. Хочет девицу.
ДОЧЬ. А холеру он не хочет? Вы что думали, если я девушка скромная, так мне можно подсовывать прошлогодний снег?
МАТЬ. Ищите себе дураков в другом вагоне!
СВАТ. Tиxo, тихо, что вы так кричите? Как будто я у вас взаймы попросил. (Отходит в сторону, садится.) Вот люди, сами не знают, чего они хотят.
КОМПАНЬОН. Вы меня извините, не хочу вмешиваться в дела вашей фирмы, но у меня есть идея.
СВАТ. Какая идея?
КОМПАНЬОН. Вам нужен компаньон.
СВАТ. Зачем?
КОМПАНЬОН. Объясню. Когда вы расхваливаете своих женихов и невест, то люди думают, как бы это поделикатнее сказать, что вы врете, как сивый мерин.
СВАТ. Я?
КОМПАНЬОН. Только не обижайтесь. Вы послушайте, п чем моя идея. Когда вы начнете хвалить свой товар, наш компаньон, ну, скажем, я, случайно окажется рядом. И так же случайно скажет, что одного из ваших женихов или невест он прекрасно знает.
СВАТ. Ну и что?
КОМПАНЬОН. А то, что вам люди могут не поверить. Вы — лицо заинтересованное, а я — человек посторонний. Я могу хвалить в сто раз больше. Какая мне от этого выгода?
СВАТ. Действительно, какая?
КОМПАНЬОН. Прямая. После того, как дело сделано, ты мне отдаете половину комиссионных и ни копейки меньше.
СВАТ. Треть.
КОМПАНЬОН. Идет… И можем начать сразу же, как творится, не отходя от кассы.
CВАТ (подсаживается к молодому человеку). Молодой человек, извините мое нахальство. Если не секрет, куда вы путь держите?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В Бердичев.
CВАТ. К жене?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, я еще не женат.
СВАТ. Считайте, что у вас жена в кармане.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Простите, как это понимать?
CВАТ. Очень просто, У меня есть для вас такая невеста, что просто пальчики оближешь. Песя-Двойре Цукерфлейш!
КОМПАНЬОН. Простите, я не ослышался? Вы сказали Песя-Двойре Цукерфлейш? А из какого она города?
СВАТ Из Острополя.
КОМПАНЬОН. Так я ее прекрасно знаю. Вот так стоит ее дом, а вот так, чуть-чуть наискосок — мой. Я выхожу ставить самовар, а она уже сидит на балконе и пьет кофе.
СВАТ. Кофе мит сметана. Так вот, молодой человек, вы хотите знать, что это за девушка. Я вам скажу: Песя- Двойре — не девушка.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Не девушка?
СВАТ. Нет. Она а барлянт, жемчужинэ.
КОМПАНЬОН. Жемчужина? Да она мешок жемчуга! Два мешка жемчуга.
СВАТ. Вот видите, посторонний человек не даст соврать… Но чтоб вы не думали, что у нее сплошные достоинства, скажу вам честно…. Если присмотреться повнимательней, у нее носик немножечко великоват.
КОМПАНЬОН. Немножечко? Дау нее не носик, а хобот! Она им может ворота открывать.
СВАТ. Фармахт дэм пыск![7] Цудрейтер ид? Не слушайте его! Поверьте мне.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, уж извините, я ему верю больше. Он — человек посторонний, лицо незаинтересованное, а у вас такая коммерция, вы — сват.
СВАТ. Я сват? Я — идиот! Представитель фирмы «Мешу- гэнэр и компания»! (Обращается к пассажирам.) Смеетесь? Смейтесь, а я посмотрю, как вы без меня выйдете замуж, посмотрю, как это у вас без меня получится.
Ты так хороша.
Что стонет душа —
Гляжу на тебя Чуть дыша.
— И ты так хорош.
Что мир обойдешь.
Но лучше тебя не найдешь.
Когда мы рядышком
Идем по улице.
Народ любуется
И смотрит вслед нам с тобой всегда…
КАРТИНА 6
МОЛОДАЯ ВДОВА. А вы говорите, еврейские мужья лучше всех.
МУЖЧИНА. Мы говорим?
МОЛОДАЯ ВДОВА. Ну не говорите, так думаете. А я вам скажу, еврейский муж — это как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Поверьте, я не один раз была замужем… и не два. Началось все с того, что я вышла замуж за Лайзера. Это был коммерсант, деловой человек, очень даже деловой. Вот как вы думаете, что должен делать муж, когда он ложится в постель с молодой женой?.. Неправильно, думаете, обнять, поцеловать, сказать пару теплых слов. Куда там! Мой Лайзер, он только считал: цвей гундарт фуфцик, цвей ундарт зехцек, цвей гундарт зибицик[8]. Вы думаете, он считал доходы? Нет, он считал убытки. Такой он был ловкий, мой Лайзер. Вы знаете, как прошел наш медовый месяц? Он купил 800 килограммов меда, 50 пудов. Какой-то идиот сказал ему по большому секрету, что у пчел начался мор и мед вот-вот должен подскочить в цене. Весь дом у нас был липкий от этого меда. А мухи. Вей из мир![9] Чтоб у вас было столько денег, сколько на меде сидело мух. А пчелы, они не думали умирать, они себе летали и смеялись, когда у нас выносили мебель зa долги. Вы думаете, он на этом успокоился? Нет, что вы! Он себе придумал новый гешефт[10]! Какой-то молдаванин сказал, что в Аргентине у коров ящур и мясо вот- вот должно подскочить в цене. Вечером он лег со мной в постель и начал прикидывать, цвейн гундарт фуфцик… и купил 200 кур. Пригнал их домой и говорит: «Дора, я решил заняться мясным бизнесом. Корми их на убой. В этом году Аргентина нам не конкурент». Мы пять раз в день ели яичницу и с утра до вечера выносили куриный помет. Какая любовь? О любви и речи не могло быть. Он все ночи просиживал в курятнике и смотрел, чтобы туда не прошел хорек. И все время подсчитывал кур: цвейн гундарт фуфцик… Кончилось тем, что он заснул в этом курятнике и упал с насеста. Пусть ему земля будет пухом. Нет, больше я за коммерсанта не выходила. Я думала: пускай он будет простой челочек, ведь главное, чтоб он меня любил.
Мой Моня, он меня очень любил, но еще больше он любил выпить. А вы знаете, что такое аид — а шикер.
Это хуже, чем паровоз. Потому что паровоз еще может остановиться, а шикер — никогда. Все дни он просиживал в шинке со своими друзьями. У них там подобралась хорошая компания: Борух Тринкер, Хайм Штинкер и Микола Наливайко. А я сидела дома одна, свежая, здоровая, как спелый арбуз. Тогда моя мама, умная женщина, сказала: «Дора, надо его вырвать из этой компании, увози его в Америку». Я тут же собрала вещи и сказала: «Моня, едем!» А он мне говорит: «В Америку? Да что я, сумашедший, там же сухой закон, разве может нормальный человек жить в стране, где нельзя свободно купить бутылку водки!» Все, и я от него уехала.
МУЖЧИНА. В Эрец Исроэл?
МОЛОДАЯ ВДОВА Какой Исроэл? В Жмеринку. Вот там я познакомилась со своим третьим мужем. Соломон! Умница! Кончил ишибот. У него был только один недостаток: как ночь он любил немного почитать Тору.
МУЖЧИНА Так и что?
МОЛОДАЯ ВДОВА. До утра! И все он знает, особенно, что нельзя. Нельзя ходить с непокрытой головой, нельзя есть мясо с молоком, рыбу без чешуи нельзя. А что касается жен — тут все нельзя! Нельзя неделю до, нельзя неделю после, да, по субботам — упаси бог, тоже нельзя, а что там остается? Эйн мол ин пурим. Раз в год по обещанию. Я ему говорю: «Соломон, я уважаю ваши книги, но надо же выбирать: либо Дора, либо Тора». Tак что вы думаете, он собрал свои книги и уехал к себе на историческую родину.
МУЖЧИНА. Ин Эрец Исроэл?
МОЛОДАЯ ВДОВА. В Бердичев! А вы говорите, еврейские мужья лучше всех! Да что мы с них имеем? Один храп и больше ничего!..
ЛЮБИТЕЛЬ СЕЛЕДКИ. А я вам вот что скажу: все-таки главное — иметь на плечах а идишэ коп. Вот со мной был такой случай. Еду я в поезде. Без копейки денег и даже, извините, покушать нечего, кроме пары селедок, которые мне жена положила в дорогу. Так вот, ем я эту селедку, а напротив меня сидит такой важный шляхтич. Смотрит он на меня и говорит: «Вот я часто по своим торговым делам имею отношения, извините, с евреями. Объясните мне, почему у них так хорошо работает голова в направлении коммерции?» Я говорю: «Видите ли. ясновельможный пан, все дело в том, что мы, евреи, едим много рыбы. А в рыбе содержится уйма фосфора. И от этого фосфора у нас голова работает, как целая бухгалтерия». Тогда он говорит: «А не продадите ли вы мне вторую вашу селедку?» — «Я бы с превеликим удовольствием, но мне самому как раз позарез нужен фосфор». Но вы же знаете, какие привычки у богатого человека. Если он захотел — вынь ему и положь. Он говорит: «Я не постою за ценой». «Ладно, — говорю, — только из уважения к вам я могу уступить эту селедку за какие- то несчастные десять рублей». — «Десять рублей?! За эту маленькую рыбешку?» — «Не хотите — не надо. Пусть она идет ко мне в мозг вместе со своим фосфором». И уже собираюсь отправить ее в рот, а он меня хватает за руку: «Подождите, я согласен. Вот вам десять рублей». — «Вот вам селедка». И он съел ее вместе с головой и потрохами. На первой же станции он отправляется попить зельтерской и возвращается с криком: «Как же вам не стыдно?! На перроне продается точно такая же селедка — три копейки фунт». Я говорю: «Ну и что?» — «Как что? Я за десять рублей мог купить триста фунтов этой селедки». — «И что бы вы с ними делали?» — «Я? Я бы продал эту селедку по пять копеек за фунт». — «И?..» — «И заработал бы чистыми рублей шесть». — «О! Видите, фосфор уже начал действовать!»
КОМПАНЬОН. Это что! Вот я вам лучше расскажу, что значит иметь «а идишэ коп».
ЮНОША. Нет, позвольте мне! Я уже давно хочу рассказать.
КОМПАНЬОН. Простите, молодой человек, я немножко старше!
ВОШЕДШИЙ. Что вы спорите? Успокойтесь. Лучше послушайте, что я расскажу.
КОМПАНЬОН. А вы здесь при чем? Вы вообще только что вошли. А наер рассказчик!
РЕВЕ. Нет, я вижу, парламентский способ разговоров, когда один говорит, а все молчат, — это не для евреев. Нам надо, чтобы все говорили сразу.
Вступает музыка.
Короче, я начинаю… (Поет.)
Что в жизни лучше простой беседы
И разговора о том о сем?
Когда под вечер сидишь с соседом
И обсуждаешь вот это все.
Песню подхватывают остальные.
— Возьмите землю! Возьмите небо!
Я папу с мамой готов забыть!
Вы не кормите еврея хлебом.
Но только дайте всласть поговорить!
Про то, что климат стал совсем не тот.
Про то, чей кантор лучше всех поет,
Про то, как нужно толковать Талмуд,
Про то, что цены каждый день растут.
Про дальние моря.
Про батюшку-царя.
Про сказочный Париж,
И про гефилте фиш[11],
Про снег и про мороз.
Убытки и парное.
Про то, что их Америка
Уж так в себе уверена.
ВСЕ:
А, в общем, если вдуматься —
А гиц ин паровоз!
В своем местечке, в пути-дороге,
И на базарах всех городов,
И в русской бане, и в синагоге
Сказать имеем мы пару слов.
Бывает, правда, такое время.
Что все боятся свой рот открыть.
Но не заставишь молчать еврея!
Ведь он руками может говорить!
Сцена без слов, только жесты.
Про то, где сшить хороший лапсердак1. Про то, что наш городовой — дурак. Про то, что праздник Пурим[12][13] на носу, Про то, что денег нет на колбасу. Про нашу молодежь, налоги и грабеж, Про головную боль, про цимес мит фасоль[14]. Про то, как борщ варить, и как богато жить. Но самое, но важное — Дать человеку каждому Немножко удовольствия — С людьми поговорить.
ВСЕ: Амэхае!..
Паровозный гудок, стук колес… Луч света выхватывает сидящего на полу молодого человека, пишущего письмо.
КАРТИНА 7
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Дорогая моя, любимая мама! Пишет тебе твой сын Ицек, который, слава богу, жив- здоров, чего и тебе желает. Вот и пришел праздник Кущей, и у меня выдалось время написать тебе пару слов. Мама, я знаю, ты всегда плачешь, когда читаешь мои письма. Так вот, я очень хочу тебя попросить: не надо плакать, сегодня праздник.
У меня все в порядке, дела идут хорошо, и на здоровье тоже не жалуюсь. Так что ты не волнуйся. А главное, не плачь. А что касается погрома, то он у нас уже прошел. Да и что это был за погром? Так, пустэ халой- мес[15]. У нас, слава богу, не Одесса и не Кишинев. Это был не погром, а погромчик. Всего пару дней. А на третий день, когда они устали, все опять стало благополучно. Только ты не волнуйся, мама, и, главное, не плачь — ведь сегодня праздник.
А меня самого погромщики даже пальцем не тронули. Только выбили стекла и унесли швейную машину.
Хотели они еще взять мой новый костюм, зимнее пальто и сапоги хромовые, но ты знаешь, что ничего этого у меня никогда не было. Так что остались они с носом. А я тем временем, как царь, сидел себе в подвале и смеялся до слез.
Но вот кто действительно выкинул шутку, так это старик Гёршл. Вот уже молодец так молодец! Восемьдесят два года, а выкинул такой фокус! Взял и умер за два дня до погрома. Эти газлоним пришли к нему домой, а его уже нет. Нет, и всё. Представляешь, какие у них были физиономии? Чтоб они сгорели вместе со своим Пуришкевичем!
А помнишь рыжего Пинкуса? Ну того, которого чуть не убили еще тогда, два погрома назад? Они и в этот раз до него добрались. Нашли его на чердаке и сбросили вниз. Думали всё, каюк. Ха!.. Дуля им под нос! Он жив и здоров. Только весь переломанный. Вот уж правду говорят если еврей родился счастливым, ему всю жизнь везет.
Мама, ты пишешь, что скучаешь по дому, хочешь поскорее вернуться и сходить к папе на кладбище. Что ты торопишься? Погости еще у тети Зелды, что тебе там, плохо? А на кладбище и без тебя народу хватает. Странное дело: и погром-то, вроде, был маленький, а людей всё хоронят и хоронят, не про нас будет сказано.
Так что и на этот раз погром обошел наш дом стороной. Моя любимая сестра, твоя дочь Эстер, тоже, слава богу, жива. Она пряталась у дяди Нафтоле. Но эти бандиты нашли ее, разорвали на ней платье и уволокли в сарай. Только не плачь, мама, ведь бывает хуже. А Эстер жива и, можно сказать, здорова. Только весь день смеется и играет в камушки, как малое дитя. Но ты не пугайся, это пройдет.
Вот ты вернешься, мама, и Эстер совсем поправится. И мы вместе сядем за нашим субботним столом. И будем вместе есть нашу любимую куриную шейку и пить твою сладкую наливку, и разговаривать, и смеяться… Только не плачь, мама! Я очень тебя прошу: не плачь. Ведь сегодня праздник!
Грустно звучит скрипка. К ней присоединяются голоса, в вагоне возникает песня.
Убогое еврейское местечко,
Где утро начинается с тревог,
Где по субботам зажигают свечки,
Чтоб наши слезы лучше видел Бог.
Тут сапоги считаются за роскошь.
Заплаты не считаются за грех.
Здесь радостей бывает понемножку.
Зато хватает горестей на всех.
Но в дни страданий, в дни ненастья
Твоя надежда вечная живет.
Мой бедный, мой прекрасный, мой несчастный.
Мой никогда не унывающий народ!..
Возьмем немножко солнца.
Возьмем немножко счастья.
Добавим смеха со слезой пополам.
Наполним этим до краев наш бокал.
И выпьем, чтоб никто беды не знал!
АНТРАКТ
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЖЕНЩИНА Ой, как он кашляет. Простите, гражданин! Вы случайно не Пискис?
НЕПИСКИС. Какой Пискис?
ЖЕНЩИНА. Из Белгорода.
НЕПИСКИС. Из какого Белгорода? И не знаю никакого Пискиса и никакого Белгорода.
ЖЕНЩИНА. А что вы так нервничаете? Не волнуйтесь…
НЕПИСКИС. Как это — «не волнуйтесь»? Хорошенькое дело! Откуда я знаю, кто такой ваш Пискис? Может, он бывший фабрикант? Или, не дай бог, агент Антанты. Мне это надо?
ЖЕНЩИНА. Да нет же… Пискис — это обыкновенный дантист. Я просто из любопытства спросила. Такое сходство, знаете…
НЕПИСКИС. Сходство, говорите? Тогда послушайте, что я вам расскажу. У нас в Гомеле был сапожник Шайкевич. Он круглый год стучал молотком и пил настойку, как сапожник. Так вот, пришли белые и вдруг объявили, что этот Шайкевич — переодетый красный командир Конной армии. Хотя все в городе знали, что Шайкевич умер бы от страха, если бы его посадили на живую лошадь. Но они его все равно расстреляли, как вы говорите, за сходство. У него, видите ли, был подозрительный подбородок. Как вам это нравится? Раньше у нас был только подозрительный нос, а теперь еще и подбородок прибавился. А вы после этого говорите, что я какой-то Пискис. Да я не знаю никакого Пискиса! И вас, между прочим, я тоже не знаю. И вообще — я еду в другую сторону!
ГЕДАЛИ. Ай, молодой человек, не нравится мне ваш кашель. Вам бы сейчас не мотаться в поездах, а полечиться у хорошего доктора.
КОЖАНКА. Вот устроим мировую революцию, тогда и будете ходить по врачам.
ГЕДАЛИ. Мировую?.. А на меньшее вы не согласны?
РЕВОЛЮЦИЯ
КОЖАНКА. Нет! Мы хотим открыть глаза всем людям. В закрытые глаза не входит солнце.
ГЕДАЛИ. Мои глаза открыты! Но как мне увидеть солнце? Приходят паны, берут еврея и вырывают ему бороду. И так — много лет подряд. Но вот, наконец, приходите вы и бьете панов, как злую собаку. Это замечательно! Это — революция! Но потом тот, кто бил панов, приходит ко мне и говорит: «Отдай нам на учет твой граммофон, Гёдали». «Но я тоже люблю музыку!» — говорю я революции. «Ты сам не знаешь, что ты любишь. Я стрелять в тебя буду, тогда узнаешь. И я не могу не стрелять, потому что я — революция».
КОЖАНКА. Да! Он не может не стрелять. Революция без крови не бывает.
ГЕДАЛИ. Но те стреляли, потому что они — контрреволюция! Вы стреляете, потому что вы — революция! А революция — это же удовольствие. Революция не любит в доме сирот. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди. Но паны — тоже злые люди. Так кто же скажет Гёдали, где революция и где контрреволюция?
КОЖАНКА. Ты — хороший человек, но в голове у тебя — каша.
ГЕДАЛИ. Может быть, может быть… Но мой дорогой и такой молодой человек!.. Пожалуйста, привезите и нам в Житомир немножко хороших людей. Ай, в нашем городе недостача! Ай, недостача! Привезите добрых людей, и мы отдадим им все граммофоны. Я хочу, чтобы в нашем городе тоже был Интернационал! Но чтоб это был Интернационал добрых людей!
НЕПИСКИС. Э мишугенер ид[16].
КОЖАНКА. ТЫ мечтатель, старик! Добро само не приходит. За него надо драться! Извини, но мне пора выходить. У революции еще много дел. До свидания, товарищ!
ГЕДАЛИ. Зайт гезунт[17], комиссар! Ему бы сейчас сидеть у теплого моря и пить горячее молоко! А он уходит в холодную ночь, где гуляет ветер и свистит несчастье.
НЕПИСКИС. Ой-ой-ой…
ГЕДАЛИ. Простите, что вы сказали?
НЕПИСКИС. Я говорю: в хорошенькое времечко мы живем.
1 — я РАБФАКОВКА. Ой, извините, пожалуйста!
ЖЕНЩИНА Сиди, сиди, девонька. Я тебе подам… «Карл Маркс»… А! Я это слышала. «Капитал»… «Капитал»? А что, он был богатый человек — этот Карл Маркс?
НЕПИСКИС. А ид мит а борд[18].
1 — я РАБФАКОВКА. Что вы! Какой богатый! Наоборот! Он всегда жил в нужде.
2-я РАБФАКОВКА. Это он только книгу написал про капитал.
ЖЕНЩИНА. А Обычное дело! Когда у человека нет денег, он пишет про тех, у кого они есть… И что? Вы, такие молоденькие, такие хорошенькие, читаете такие толстые книги?
I — я РАБФАКОВКА. Конечно.
2-я РАБФАКОВКА. Мы же учимся на рабфаке.
ЖЕНЩИНА На рабфаке? Что это?
2-я РАБФАКОВКА. Рабочий факультет.
НЕПИСКИС. Не мучайтесь, мадам. Сейчас столько этих новых слов, что все мозги сломаешь. Рабфак, РККА и, не про нас будет сказано, ВЧК.
ЖЕНЩИНА. Нет, мне все-таки кажется, что вы действительно Пискис; он тоже вмешивается туда, куда его не просят!
НЕПИСКИС. Такая ведьма.
ЖЕНЩИНА. Девочки, скажите мне, но только откровенно: как же вы, простые еврейские девушки, попали на этот ваш раб…
2-я РАБФАКОВКА. Рабфак.
ЖЕНЩИНА. Да, рабфак.
1 — я РАБФАКОВКА. А туда только и берут простых людей.
ЖЕНЩИНА. И что? Сын простого сапожника может у вас учиться?
1-я РАБФАКОВКА. Конечно.
ЖЕНЩИНА. И сын кузнеца?
1-я РАБФАКОВКА. Пожалуйста.
ЖЕНЩИНА. А вот скажите мне откровенно. Допустим, у моего мальчика отец…
1-я РАБФАКОВКА. Парикмахер?
ЖЕНЩИНА. Нет… То есть, он тоже режет. Но не волосы.
Как бы это сказать…
2-я РАБФАКОВКА. Портной?
ЖЕНЩИНА. Нет… Он отрезает… лишнее. Ну, то, что называется «мэ махт а брис».
1-я РАБФАКОВКА. A-а… Нет! У такого человека сына не возьмут! Он же служитель культа!
ЖЕНЩИНА. Какого культа?
1-я РАБФАКОВКА. Религиозного!
2-я РАБФАКОВКА. А религия — это опиум для народа!
ЖЕНЩИНА. Что для народа?
2-я РАБФАКОВКА. Опиум. Наркотик такой, который дурманит людям голову.
ЖЕНЩИНА. Голову?! А какая связь? Нет, я вас спрашиваю — какая связь? Где голова — и где то, что он обрезает?
ГЕДАЛИ. И я тоже не понимаю: почему сын раввина не может выучиться на доктора, а сын священника — на учителя? Что? Это Карл Маркс запрещает?
1 — я РАБФАКОВКА. Нет, так прямо у него об этом не сказано.
ГЕДАЛИ. А! Прямо не сказано! Тогда, дети мои, я вас очень прошу: читайте эту книгу как можно внимательней! Каждое слово! Чтобы потом… Ой!., что-нибудь не перепутать!
В интересное время мы живем, пане-товарищи! В Одессе находятся французы, паровозы вместо угля топят воблой, а еврейские женщины рассуждают о политике! А?..
Что с евреями творится?
Их буквально не узнать.
Им в местечке не сидится.
Рвутся в партию вступать.
ПЕПИСКИС.
Ходят-бродят по дороге.
Знамя красное несут.
Стало тихо в синагоге.
Все на митинге орут:
РАБФАКОВКИ.
Наш паровоз, вперед лети!
В коммуне — остановка,
Другого нет у нас пути.
В руках у нас — винтовка!
ПЕПИСКИС.
По ночам буржуев ищут,
В хэдэр въехал райсовет.
Нет нигде кошерной пищи,
И обычной — тоже нет.
ЖЕНЩИНА.
Мать понять не может сына.
Брат на брата не глядит.
Ходит комиссар к раввину.
Каждый день ему твердит:
РАБФАКОВКИ.
Наш паровоз, вперед лети!
В коммуне — остановка.
Иного нет у нас пути.
В руках у нас — винтовка!
ПЕДАЛИ.
Веб теперь евреям просто.
Все теперь доступно им.
Нынче Лев Давыдыч Троцкий —
Первый красный командир.
ЖЕНЩИНА.
Рвутся в бой за власть рабочих
Старики и молодежь.
НЕПИСКИС.
Туг уж хочешь иль не хочешь,
А со всеми запоешь:
ВСЕ.
Наш паровоз — вперед лети!
В коммуне остановка.
Иного нет у нас пути.
В руках у нас — винтовка!
НЭП
БОБРОВЫЙ (за сценой). Куда? Куда чемодан понес? Не в тот вагон, идиот! Дай! Дай сюда!.. (На сцене.) Вот народ! Совсем работать разучились. Только и умеют, что на собраниях горланить. И с этими людьми мы должны делать НЭП — новую экономическую политику! А кошмар!
ШУЛЕР. И не говорите, уважаемый! Полное падение нравов! Возьмите, к примеру, карты. Красивое, интеллигентное занятие. А во что они сейчас играют? Очко, бура, сека.
БОБРОВЫЙ. Аз охун вэй-мит аза шпил[19].
ШУЛЕР. А где старая, добрая еврейская игра шестьдесят шесть? Кто ее сейчас помнит?
БОБРОВЫЙ. Зэкс-ун-зэхцик[20]!Э-э! Молодой человек! Шестьдесят шесть, вы сказали? Знаете, меня еще дедушка учил в нее играть. Она прямо создана для дороги. Вы играете?
ШУЛЕР. Играю. Но только не в вагоне.
БОБРОВЫЙ. Отчего?
ШУЛЕР. Времена сейчас неопределенные. Того и гляди нарвешься на шулера.
БОБРОВЫЙ. Кого это вы имеете в виду?
ШУЛЕР. Нет! Боже упаси! Но просто буквально час назад один приличный господин, тоже хорошо одетый, уговорил меня перекинуться в картишки. Скоротать время. И вот вам — результат.
БОБРОВЫЙ. О ив ох ун вей мит аза результат![21]
ШУЛЕР. Теперь играть по крупной меня калачом не заманишь!^
БОБРОВЫЙ. Вы знаете, молодой человек? Это всё происходит от того, что вы зарываетесь. Зачем по крупной? Надо играть так… по мелочи. Просто, чтоб приятно время провести.
ШУЛЕР. Ой, не знаю…
БОБРОВЫЙ. Это я вам говорю.
ШУЛЕР. Ой, нет.
БОБРОВЫЙ. Ой, да.
ШУЛЕР. Ой, нет!
БОБРОВЫЙ. Ой, да!
ШУЛЕР. Ну, разве чтоб уважить благородного человека…
БОБРОВЫЙ. Опгэрэдт![22]
ТОРГОВКА. Пончики! Пончики с ливером! Горячие пончики!
КУПЛЕТИСТ. Дайте мне, пожалуйста!
ТОРГОВКА. Сейчас, сейчас. Вот девушке сначала…
ЭМАНСИПЭ. Мне нельзя, я худею.
ТОРГОВКА. Ой, куда тебе уж дальше худеть? (Ой, лучше бы ты меньше курила.)
ПОРТФЕЛЬ. Дайте один! Сколько?
ТОРГОВКА. Пятнадцать копеек.
ПОРТФЕЛЬ. Пятнадцать? Это почему? Раньше были по десять!
ТОРГОВКА Ой, раньше… Так раньше они были на машинном масле. А эти на чистом масле, из семечек. Я сама пеку, сама продаю. Так что за свой товар я ручаюсь.
ПОРТФЕЛЬ. A-а, так это — частные! Тогда не надо.
ТОРГОВКА. Почему? Да вы только попробуйте! Просто тают во рту!
ПОРТФЕЛЬ. Вот-вот! Вы и вам подобные своими сальными руками душите дело революции!
ТОРГОВКА. Я душу?!. «Вихри враждебные веют над нами…» Да как у вас язык поворачивается — сказать такое трудящемуся человеку!
ПОРТФЕЛЬ. Вы — трудящаяся?.. Не смешите меня!
ТОРГОВКА. А кто же я, по-вашему? Капиталист?
ПОРТФЕЛЬ. Вот именно!
ТОРГОВКА. Я — капиталист! Да я встаю в шесть утра и весь день кручусь как белка в колесе. У меня чисто, вкусно. Люди едят и облизываются. Налог я плачу аккуратно. Так скажите, кому от этого плохо?
ПОРТФЕЛЬ. Кому? Советской власти!
ТОРГОВКА. Так пусть советская власть не ходит в мою пирожковую. Пусть советская власть кушает в столовой общепита.
ПОРТФЕЛЬ. Но-но! Вы свою мещанскую контрреволюцию бросьте! А то я вас быстро сдам, куда следует. У меня и свидетели есть. Товарищи! Вы, надеюсь, подтвердите? Черт знает что!
БОБРОВЫЙ. Ну и везет же вам! Просто в рубашке родились.
ШУЛЕР. Плачьтесь, плачьтесь… Карта слезу любит.
ПОРТФЕЛЬ. Это не вагон, а какой-то вертеп!
ЭМАНСИПЭ. Ша, мужчина! Поберегите нервы. Лучше радуйтесь жизни. Поглядите — кругом свобода. Свободная торговля, свободное искусство, свободная любовь, наконец… Вы со мной согласны? Фу, бесстыдник!
ТОРГОВКА. Девушка!.. Девушка…
ЭМАНСИПЭ. Это вы — мне?
ТОРГОВКА. Да, скажите, что это за штука такая — свободная любовь? С чем ее едят?
ЭМАНСИПЭ. Ну, это просто! Любовь — святое чувство, и это нельзя опошлять какими-то обязательствами, отметками в паспорте. Если брак — только гражданский.
ТОРГОВКА. Гражданский? Первый раз слышу. А что, бывает еще военный?
ЭМАНСИПЭ. Да нет же! Просто мужчина и женщина живут друг с другом не так, как раньше, а как гражданин и гражданка.
ТОРГОВКА. А что, скажите, старый способ уже отменили?
БОБРОВЫЙ. Да что же это такое?! Опять у вас козырный туз!
ШУЛЕР. Не расстраивайтесь. Не везет в карты — повезет в любви^
БОБРОВЫЙ. В какой еще любви?
ШУЛЕР. В гражданской.
ЭМАНСИПЭ. И потом, любовь не вечна, она проходит. Разлюбила одного — иди к другому. Ушла любовь — иди к третьему…
ТОРГОВКА. Боже мой! Так же ходить устанешь… А если дети?
ЭМАНСИПЭ. Что дети? О детях должно заботиться государство. Воспитывать их, учить…
ТОРГОВКА. А если ребенок ночью заплачет — что? Государство его убаюкает? Укроет потеплей? А если у него заболит животик — государство ему поставит клизму?
БОБРОВЫЙ. Поставит, поставит! Это государство еще всем нам клизму поставит!
ШУЛЕР. Извините, у меня — шестьдесят шесть.
БОБРОВЫЙ. Да что же это за невезенье такое!.. Играю на всё!
ПОРТФЕЛЬ. Послушайте, вы не могли бы прикрыть свои коленки!
ЭМАНСИПЭ. А что? Они вам не нравятся? Или они отвлекают вас от передового учения?
ПОРТФЕЛЬ. Вот, пожалуйста, — современная молодежь! Быстро вы забыли, что нам дала советская власть. Вот — я! Простой шарочник из местечка, — шагнул из черты оседлости на пост заместителя директора швейной фабрики!
ТОРГОВКА Заместителя? А кричите, будто вы уже директор!
ПОРТФЕЛЬ. Помолчите вы, новая буржуазия! Нам с вами не по пути!.. А вы что улыбаетесь? Что вам так смешно? Вы-то сами по какую сторону баррикад!.. Прекратите свои идиотские шутки!
КУПЛЕТИСТ. А что вы так сердитесь, мсье-товарищ? Я совсем не держал в виду вас обидеть. Я себе просто репетирую. Это такой номер, с шариком.
ПОРТФЕЛЬ. A-а, так вы — артист.
КУПЛЕТИСТ А вы что — меня не знаете?
ПОРТФЕЛЬ. Первый раз вижу.
КУПЛЕТИСТ. Значит, вы не были в Одессе. Мне вас искренне жаль. Потому что каждый, кто хоть раз гулял по этому городу, мог видеть у кафе Фанкони афишу вот с такими… нет, вот с такими буквами: «Натан Зингерман! Танц-комик-куплетист! Король одесского куплета!»
ПОРТФЕЛЬ. Король! Тоже мне искусство.
КУПЛЕТИСТ. Ой, не скажите!… Нет, конечно, я не Шаляпин. Но и Шаляпин, извиняюсь, тоже — не Зингерман. Вот вы сердитесь, что я молчу. Я не молчу — я слушаю. Я слушаю, как вы расхваливаете свой товар, как вы любите свободную любовь и как вы всё это не любите. Как они хвалят НЭП.
БОБРОВЫЙ. И правильно делают!
КУПЛЕТИСТ. А другие его ругают. А я слушаю. Я слушаю, чтобы вечером выйти на сцену и обо всем этом спеть людям. Чтоб они сидели, смеялись и чувствовали себя людьми. Это трудно объяснить, это надо видеть. Когда вступает музыка и мои ребята на своих инструментах начинают поддавать сухой пар — у людей загораются глаза. Контрабас — пум-пум-пум, барабанщик на тарелочках — умца-умца-умца, а кларнет в это время — т-ра-ра-ра-райра, а скрипочка — и-и-и!.. И тут я пою!
ВСЕ. Ну! Так что же вы сели? Спойте что-нибудь! Пожалуйста! Просим!
КУПЛЕТИСТ. Что, очень хотите?
ВСЕ. Вы еще спрашиваете? Пожалуйста, пожалуйста!
ТОРГОВКА. Ой, какой мужчина! Я не выдержу!..
КУПЛЕТИСТ.
Здравствуйте, товарищи!
Дорогие граждане!
Всех вас здесь приветствует
Старый одессит.
Мы живем в чудесное
Время интересное:
Кто был раньше голоден.
Нынче будет сыт.
ПРИПЕВ.
НЭП, НЭП. НЭП, НЭП —
Времечко лихое!
НЭП, НЭП, НЭП, НЭП —
Что это такое?
Ананасы кругом.
Семга в лучшем виде…
А что будет потом? —
Поживем — увидим!
Строят иностранцы нам
Фабрики и станции.
Строят предприятия, улучшают жизнь.
Мы живем в чудесное
Время интересное.
Скоро нам Америка построит коммунизм.
ПРИПЕВ (ВСЕ).
Каждый день — ревизии.
Каждый день — комиссии!
Ходят фининспекторы
И чего-то ждут.
Мы живем в чудесное.
Время интересное:
Где один работает,
А двадцать пять берут.
ПРИПЕВ (ВСЕ).
КАРТИНА 9
ДЕВУШКА Что значит — нет бетона? Что значит — нет? А ты поставь вопрос перед дирекцией, и пусть он стоит.
ПАРЕНЬ. Ох, Зельдина, Зельдина. Несознательный ты элемент. А еще комсомолка.
АМЕРИКАНЕЦ (открывает газету). Простите… Телл ми плиз, что это есть: «Даешь Магнитка!»?
ПАРЕНЬ. Это город Магнитогорск. Гора Магнитная. Железная руда.
АМЕРИКАНЕЦ. Да-да, я знаю. Но что это — «даешь»? Кому даешь?
ДЕВУШКА. Всем даешь.
ПАРЕНЬ. Стране!
АМЕРИКАНЕЦ. Стране?.. Хорошо. Энтузиазм.
ПАРЕНЬ. Простите, пожалуйста, а сами-то откуда будете?
АМЕРИКАНЕЦ. Я из Америка. Юнайтед Стейтс.
ПАРЕНЬ. Понятно. Ну что ж, давайте знакомиться.
АМЕРИКАНЕЦ. Давай. (Протягивает руку.) Бронстайн… Наум.
ПАРЕНЬ. Надо же. И я Наум.
АМЕРИКАНЕЦ. О! Как в русской поговорке: один Наум хорошо, два Наум — много.
ПАРЕНЬ. Не много, а лучше.
АМЕРИКАНЕЦ. Да, да, лучше. Я плохо знаю русский язык.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Ду редст аф идиш[23]?
АМЕРИКАНЕЦ. Ё, авадэ [24].
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Их бин ойх а ид[25].
ДЕВУШКА. Ну и как вам здесь у нас? Нравится?
АМЕРИКАНЕЦ. Да, нравится. Хорошо. Люди добрые, интересное время, Вся страна — стройка. Я приехал помогать. Американ инжиниир.
ДЕВУШКА. A-а, спец!
АМЕРИКАНЕЦ. Да-да, спец. Тут для меня много работа. Хорошо.
ПАРЕНЬ. А в Америке плохо?
АМЕРИКАНЕЦ. Нет, Америка не есть плохо. Это время кризис. Нет работа. Очень плохо..
ДЕВУШКА. А вот у нас безработицы нет.
АМЕРИКАНЕЦ. Да. Нет. Хорошо.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. А русский откуда знаешь?
АМЕРИКАНЕЦ. Родители из России.
ПАРЕНЬ. Сбежали?
АМЕРИКАНЕЦ. Да, бежали… Кишинев, третий год. Погром (показывает на газету). Вот теперь учу русский. Вери диффикэлт. Трудно.
ДЕВУШКА. А чего трудного?
АМЕРИКАНЕЦ. Много непонятно. Очень. Вот, например: пятилетка в четыре года.
ПАРЕНЬ. Это же очень просто. План на пять лет, а мы его выполним за четыре.
АМЕРИКАНЕЦ. Хорошо. Потом целый год можно не работать. Но тогда это будет не пятилетка. Четырелетка.
ДЕВУШКА. Да нет же, пятилетка — это план. А мы его выполним на год раньше.
АМЕРИКАНЕЦ. A-а, ясно. Значит, план был неправильный.
ДЕВУШКА. Почему это неправильный? Очень даже правильный.
АМЕРИКАНЕЦ. План правильный?.. Хорошо. Тогда вы неправильно работаете?
ПАРЕНЬ. Ну как ты не понимаешь? План — это план. А работа — это совсем другое. Теперь понял?
АМЕРИКАНЕЦ. Теперь не понял.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Погодите, дайте я ему объясню… Понимаешь, всего нужно много. Вот люди и стараются сделать побыстрей, чтоб у людей был нахес[26].
АМЕРИКАНЕЦ. Йес, йес, понимаешь!.. Но не может так получиться, что, когда быстро делаешь, потом надо все переделывать? Следующая пятилетка. Четыре года.
ДЕВУШКА. Не беспокойтесь! Знаете, как мы строим: на века!
АМЕРИКАНЕЦ. На века… Хорошо.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Вот ты приехал на тракторный завод. Давай и ты перевыполняй. Мне эти тракторы— вот как нужны!
АМЕРИКАНЕЦ. Зачем тебе трактор? Ты что, фермер?
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Какой там фермер! Хуже. Я председатель колхоза. Колхоз-миллионер.
АМЕРИКАНЕЦ. Миллионер? Хорошо. Ты — миллионер и мой дядя в Америка миллионер. Вам надо вместе делать бизнес.
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Всему свое время. Вот коровник закончим, а потом и за бизнес построим… А пока попробуй, какой лэкэх[27] в России делают. (Угощает.) АМЕРИКАНЕЦ. Я очень люблю этот еда. Когда я учился в Германия, я каждый день ходил маленькое еврейское кафе на Фридрихштрассе. Теперь его, наверное, уже нет.
ДЕВУШКА. Почему нет?
АМЕРИКАНЕЦ. Из-за Гитлера. Теперь немецкие евреи бегут из Германия… А что у вас думают о Гитлер?
ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Да некогда нам о нем думать. У нас своих дел по горло.
ПАРЕНЬ. Нам коммунизм надо строить.
АМЕРИКАНЕЦ. Я думаю, нацизм — это очень страшно.
ДЕВУШКА Не бойся! Рабочий класс Германии быстро им скрутит руки.
ПАРЕНЬ. А если к нам сунется — мы ему так дадим под зад коленом!
АМЕРИКАНЕЦ. Да, да… Как у вас говорят: узнает, куда ноги растут.
ПАРЕНЬ. He куда, а откуда.
АМЕРИКАНЕЦ. Но это, я думаю, одно и то же? Да… Русский язык веселый, но очень трудный. Пятилетка — четыре года… Даешь Магнитка!
Несется поезд…
ПОСЛЕВОЕННЫЕ
МАТЬ. Сынок!.. Дитя мое…
СЫН. Мама, ну что ты, неудобно. Люди же кругом
МАТЬ. Почему неудобно? Сын вернулся с войны. Пусть люди тоже радуются.
БОРОДА. Верно говоришь, мать! Хватит нам плакать. Пора и веселиться. (Снова играет на губной гармошке.)
СЫН. А что ты, как немец, все на «губнушке» играешь?
БОРОДА. Ты гармошку не обижай. Это штука хорошая, трофейная. Мне ее один фриц подарил, унтер-офицер. На добрую память
СЫН. Ладно заливать! Небось отнял.
БОРОДА. Кто отнял? Что я, мародер, что ли? Мы с ним поменялись. Мит Ёйшер[28]. Он мне гармошку, а я ему фонарик.
СЫН. Карманный?
БОРОДА. Хороший такой, здоровый. Я ему его под глаз поставил. Такое дело было. Мы тогда в наступление готовились. Языка нужно было достать. Одного при вели — ничего не знает. Другой знает, но не то. Нужно было привести штук десять, чтоб выбор был как на Привозе. Ну, мы с напарником зашли в тыл. Видим — маленькое село. А на окраине банька стоит. А там — а ганцер мэшебэйрэх[29]—немцы плещутся. Банный день у них. Подползли мы тихонько, часового сняли. Захожу в баню с автоматом. «Так, мол, и так, — говорю, — извините, что в сапогах». Ну, видят они, что пришел культурный человек, сразу подняли руки вверх. Я спрашиваю: «Все помылись?» Они говорят: «Все». «Тогда пожалте бриться!»
СЫН. Во дает! Врет и не краснеет. Как же они тебя понимали? Ты что, немецкий знаешь?
БОРОДА. Зачем? Я с ними по-еврейски раскумекивал. Языки-то похожи. Только у них победнее. Жаргон с нашего. Так что по-еврейски они секли. Особенно если на них автомат наставить.
МАТЬ. Ну и что дальше было?
БОРОДА. Горништ. Дождались темноты и доставили их к нашим.
МАТЬ. Что-то мне не верится. Балаболка ты.
БОРОДА. Фаркэрт[30]! А я еще втык получил от комбата. Ты, — говорит, — шо, Черняк, мешугенэр чи шо? У меня тут проверяющий из штаба фронта, а у тебя немчура гуляет в чем мать родила!»
СЫН. Ну свистун! Точно, без выдумок еврей жить не может!
МАТЬ. Сынок, тебе что, жалко? Пусть еврей рассказывает. Надо ему верить.
БОРОДА. Точно! Как говорится: «Человек сначала учится говорить, а молчать потом».
СЫН. Ну, а гармошка-то, гармошка откуда?
БОРОДА. Какая гармошка?.. Ах, эта… Ну, это другая история. Долго рассказывать.(Играет.)
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Скажите мне, а Лейпциг от нас далеко?
БОРОДА. Нет, теперь недалеко. Это туда мы шагали четыре года. А назад можно добраться за три дня.
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Спасибо… Муж прислал мне письмо из Лейпцига. Скоро мы с ним встретимся.
БОРОДА. А откуда вы возвращаетесь?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ой, издалека! Аж из Уфы. Мы, правда, в самой Уфе не жили, а под ней. В селе Благовар. Вы слышали про такое?
БОРОДА. Не случалось.
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Нам тоже не приходилось, пока война не грянула.
БОРОДА. Тяжело было?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ну, как вам сказать. Эвакуация не саxap. Война не радость. А сколько сердечных людей мы повстречали? Поселяют нас с Раечкой к одной женщине. Их село типичное башкирское местечко. И вот стали к нам люди ходить каждый день. И ходят, и ходят. И смотрят на нас с превеликим удивлением. Они просто евреев никогда не видели. Хотя, по правде сказать, я тоже башкир никогда не видела. Но, как говорится, людей узнаешь в беде. Когда дочурка моя Раечка свалилась в горячке, чего они мне только не нанесли. Растирания, настойки, припарки. И миром вылечили. Благослови их Всевышний. Решила я их отблагодарить. И знаете чем? Настоящим еврейским пиршеством.
МАТЬ. А продукты? Где вы раздобыли продукты?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Да что там? Бог послал. Несколько дней крошки хлеба не съела. Откладывала. Потом на рынке обменяла туфли на мед. И сотворила настоящий медовый пряник. А еще я приготовила эсик-флэйш[31].
МАТЬ. Эсик-флэйш? Из чего?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Будете смеяться! Из конины.
МАТЬ. Ой, боже правый!
ЭВАКУИРОВАННАЯ. И наконец, как украшение стола я приготовила кэйзэлэх.
БОРОДА Кэйзэлэх? А где раздобыли мацу?
МАТЬ. Молоко? Яйца?
ЭВАКУИРОВАННАЯ. Сотворила все, правда, без мацы. Да и яиц, и молока у меня тоже не было. Но была картофельная шелуха, немного яичного порошка и пол-литра кумыса. И можете мне поверить, получился настоящий башкирский кэйзэлэх!
БОРОДА Да, что в тылу, что на фронте — главное, что бы люди могли понять друг друга. Вот был у меня случай. Мы тогда отступали. Зовет меня к себе комбат и говорит: «Черняк, я тебе не приказываю, я тебя прошу: прикрой ребят со своим взводом, задержи танки. Часа два продержись и отходи». Надо так надо. Танки идут, мы их встречаем, как положено. А они опять идут, а мы их опять встречаем. И два часа прошло, и три. Звонит комбат: «Черняк, — говорит он, — так тебя пере так. Приказываю немедленно отступать!» «Извините, — говорю я, — товарищ майор, приказ выполнить не могу». — «Как? Что?! Почему не можешь?!» — «По религиозным соображениям hайнт из дэр шабэс. Сегодня суббота, а я по субботам не отступаю. Отступление — это работа. А евреям в субботу работать запрещено». Он говорит: «Ты мне мозги не крути! Работать ему нельзя! А танки поджигать — это что, не работа?» — «Что вы, товарищ майор, какая же это работа? Это же одно удовольствие! Фаргэнигн ин ди бэйнэр![32]»
СЫН. Ох, папаша, ну и складно же ты врешь. Да за такие дела ты мог под трибунал загреметь.
ПОРОДА Мог. Спокойно мог. Но обошлось. Обошлось орденом Красной Звезды.
СЫН. Ну и где же этот орден?
БОРОДА Я знаю? Затерялся где-то.
СЫН. Где же он затерялся?
БОРОДА Да среди других орденов.
СЫН. Ой, ну ты даешь! Просто герой-орденоносец.
МАТЬ. Илюша, ну что ты говоришь! На войне все герои. Разве дело в орденах?
БОРОДА Золотые слова. Главное, что живы остались. А орденами кого сейчас удивишь?
ДОЧЬ. Мама, а мы ужинать будем?
БОРОДА О! Устами младенца… Надо же что-то перехватить, а то говорим, говорим.
МАТЬ. У меня тоже есть кое-что… (Достает.)
ЭВАКУИРОВАННАЯ. И мне в дорогу насовали яблок вперемешку с луком…
БОРОДА Тогда разрешите и мне внести свой скромный вклад… Где мой вещмешок?
МАТЬ. Ой, товарищ Черняк, вы настоящий Суворов! Это все ваше?
БОРОДА Нет, это один генерал дал. Поносить, А то ему тяжело… Товарищ военврач, присоединяйтесь к нам.
ВРАЧ. Спасибо, что-то не хочется.
МАТЬ. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Дорога длинная, есть о чем поговорить. Слышала, вы едете в Киев?
ВРАЧ. Да.
МАТЬ. Сойдем вместе. Где вы там живете?
ВРАЧ. До войны жила на Подоле.
МАТЬ. Что значит до войны? А теперь?
ВРАЧ. Теперь… Теперь этого дома уже нет.
МАТЬ. Родные?
ВРАЧ. Родные все… в Бабьем Яру.
Пауза.
ДОЧЬ. Тетя, хотите яблоко?.. Сладкое.
ЭВАКУИРОВАННАЯ. А может, горячего чайку?
СОЛДАТ. Я сейчас за кипятком сбегаю.
МАТЬ. У меня настоящая заварка.
БОРОДА Товарищи! Разве за победу чай пьют? Надо что-нибудь посерьезнее. Разрешите пару слов? Спасибо. Так вот, каждый день, когда Гитлеру докладывали положение на фронте, он всегда спрашивал: «А что, старшина Черняк еще жив?» И ему отвечали: «К сожалению, жив, мой фюрер». И он от злости грыз ногти. А наш милый доктор может подтвердить, что ногти грызть вредно. И вот результат: Адольф Гитлер на сегодняшний день сгинул, а Ефим Черняк живет, чего и вам желает! Вы можете меня спросить: почему я остался жив? Могу вам ответить. Потому, что меня защищала вся моя страна. Я жив потому, что мои товарищи в бою прикрывали меня огнем. Я жив потому, что голодные женщины и дети днем и ночью делали для меня снаряды, Я жив потому, что другие солдаты уже никогда не вернутся домой. Но сегодня они все равно с нами. В наших сердцах, в нашей памяти. Пусть они будут там навсегда. Лэхаим![33]
ВСЕ. Лэхаим!
Уходят наши сыновья.
Чтоб никогда не возвратиться,
И лишь в родимые края
Беда слетает черной птицей.
ЖЕНЩИНА
И упадет на землю мать.
Отец навек закаменеет…
Как страшно сыновей терять!
Что в жизни может быть страшнее?
Мой бедный сын, майн тайер кинд!
Надежда наша и тревога!
Чем провинились старики?
За что разгневали мы Бога?
ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.
Зачем не встали мы в дверях,
Тебя не удержали силой!
В какой земле, в каких краях
Теперь искать твою могилу?
ВОЕНВРАЧ.
Как ранит слово «никогда»!
Не знать бы людям это слово!
ЖЕНЩИНА
Погасла на тебе звезда.
Она уж не зажжется снова
ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.
И стонет бедная земля,
И солнце больше нам не светит.
Уходят наши сыновья
Навек уходят наши дети!
ПЯТИДЕСЯТЫЕ
СТАРУШКА. Ой-ой-ой!
КИТЕЛЬ. Простите, что вы сказали?
СТАРУШКА. Нет, я говорю: в хорошенькое время мы живем.
КИТЕЛЬ. Что вы этим хотите сказать? Мы живем действительно в прекрасное время. Потомки еще не раз будут вспоминать эти годы.
СТАРУШКА. Да-да, конечно… Скажите, а правда, что в Москве закрыли еврейский театр?
КИТЕЛЬ. Да, закрыли.
СТАРУШКА. А за что, не знаете?
КИТЕЛЬ. Не нужен — вот и закрыли. Почему это у евреев должен быть свой, особый театр? Что это за привилегии такие? Они что — цыгане?
СТАРУШКА. Нет, конечно…
КИТЕЛЬ. Вот поэтому и закрыли!
СТАРУШКА. Простите, вот вы, я вижу, культурный человек. А я — старая, необразованная женщина. Так объясните мне. У меня внук. Боря. Послушный мальчик. умница. У него способности к математике. Школу кончил с медалью, институт — с красным дипломом. Его пригласили в НИИ, где делают такие машины, что одна машина работает, как тысяча бухгалтеров. Называется кабернетика.
КИТЕЛЬ. Кэ…
СТАРУШКА. А?
КИТЕЛЬ. Кэбернетика!
СТАРУШКА. Да… Спасибо… Так вот: в один прекрасный день приносят газету, а там написано, что кабернетика — это продажная девка империализма! Почему она девка — я, убей бог, не знаю. Но то, что мой Боря остался без работы, — это факт. Вот я и спрашиваю: если они знали, что она — девка, почему они нас не предупредили? Мы бы лучше отдали Борю в консерваторию. Он бы играл на скрипке не хуже Додика Ойстраха. Вы со мной согласны?..
ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?
КИТЕЛЬ. Дайте, пожалуйста, стакан… Послушайте, а почему чай такой жидкий?
ПРОВОДНИК. Заварку такую прислали. Сами знаете, положение какое. Космополиты безродные засели на чаеразвесочной фабрике.
СТАРУШКА. Вот это мне тоже непонятно. Как это: космополиты, да еще безродные. Кто это такие?
ИСПУГАННАЯ. Я не знаю. Но раз в газетах пишут, значит, есть.
СТАРУШКА. Я знаю, что есть. Но кто это?
КИТЕЛЬ. Кто? А те, например, кто скрываются за разными псевдонимами.
СТАРУШКА. А что здесь такого? Предположим, у человека была фамилия Кацман. А его жене не понравилось. Так он взял себе фамилию Кошкин или даже Котеночкин… Так что он — преступник?
КИТЕЛЬ. Не знаю! Может быть. Кому надо — тот разберется. Вот я, например, Фурман. Всю жизнь — Фурман, Фурманом родился и Фурманом умру.
СТАРУШКА. Ну, я вижу — вы своего добьетесь: вы — такой человек. Но не все же такие, как вы.
КИТЕЛЬ. Вот именно! Порядочному человеку незачем прикрываться другими фамилиями и прятаться за всякими псевдонимами.
СТАРУШКА. Наверное, вы правы. Но когда товарищ Ульянов взял себе фамилию Ленин, никто к нему за это не цеплялся. Разве я не права?.. Ой, извините! Я опять забыла…
ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?
СТАРУШКА. Дайте стаканчик согреться немножко. Что у вас холод такой в вагоне? Не топите, что ли?
ПРОВОДНИК. Почему это не топим? Целый день топим. Уголь такой присылают! Сами знаете, положение какое: космополиты в шахтах засели.
КИТЕЛЬ. Ну, вот! Пожалуйста! И этим людям мы доверяли! Продаться международному сионизму за 30 сребреников!
ИСПУГАННАЯ. Что случилось?
СТАРУШКА Кто продался?
КИТЕЛЬ. Кто? Убийцы в белых халатах! Враги наши, профессора! Нет вы скажите, чего им только не хватало? Положение, почет, оклады… Нет, всё им мало! Светила медицины — Вовси, Виноградов, Коган, Фельдман…
ИСПУГАННАЯ. Какой Коган? Борис Борисович?
КИТЕЛЬ. Да… Б.Б. А вы что, с ним знакомы?
ИСПУГАННАЯ. Нет! Что вы! Просто он мужа моего лечил.
КИТЕЛЬ. Ну и что? Чем кончилось?
ИСПУГАННАЯ. Вылечил…
КИТЕЛЬ. А вы и поверили! Это всё — для отвода глаз. Сначала человеку вроде лучше, а потом… Потом мы недосчитываемся лучших людей в нашем руководстве. Спасибо, что еще нашлась мужественная женщина, Лидия Тимошук! Выследила эту банду!
СТАРУШКА. Ой, вэй из мир, вэй из мир… Что теперь с нами будет. Послушайте, а это не может быть ошибка?
КИТЕЛЬ. Какая еще ошибка! В таких делах ошибок не бывает.
ИСПУГАННАЯ. Раз в газетах написали — значит, точно!
СТАРУШКА. Да, конечно… Но недавно в газетах писали, что будет потепление. А мороз такой, что жить не хочется.
ПРОВОДНИК. Пиво свежее, «Жигулевское»!
ГЛУХОНЕМОЙ. Дайте пару бутылочек!
СТАРУШКА Боже мой! Так вы говорите?
ГЛУХОНЕМОЙ. Да! Говорю! Но только — про пиво!
НАШИ ДНИ
ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ. По горизонтали: объединение людей для совместной деятельности.
ДЕВУШКА. Колхоз.
ПЕРВЫ1I. По вертикали: ценная бумага — шесть букв.
ВТОРОЙ. Рубль!
ПЕРВЫЙ. Это пять букв.
ТРЕТЬЯ. И потом, какая же это ценная бумага?
ВТОРОЙ. Тогда доллар. Шесть букв.
ПЕРВЫЙ. Да нет же! Доллар — это валюта, а здесь ценная бумага.
ПОЖИЛОЙ. Может быть, ваучер?
ПЕРВЫЙ. Ва-у-чер. Годится. Это действительно бумага.
Пассажир на верхней полке повторяет по словарю на иврите.
ВЕРХНИЙ. Бокер тов — с добрым утром! Тода раба — большое спасибо! Ани оле хадав — я — новый репатриант!
ПЕРВЫЙ. По горизонтали: столица европейского государства — девять букв.
ВТОРОЙ. Будапешт?
ПЕРВЫЙ. Это восемь букв.
ТРЕТЬЯ. Копенгаген!
ПЕРВЫЙ. Десять!
ДЕЛОВАЯ. Может быть, Хельсинки?
ПЕРВЫЙ. Хе-льсин-ки… Подходит.
ДЕЛОВАЯ. Вы знаете, такой чистый, красивый город — просто загляденье.
ПОЖИЛОЙ. Вы там бывали?
ДЕЛОВАЯ. Да, недавно. Директора швейных фабрик ездили посмотреть, как они шьют.
ПОЖИЛОЙ. Ну и как?
ДЕЛОВАЯ. Вы же знаете, есть чему поучиться.
ВЕРХНИЙ. Бокер тов — доброе утро! Тода раба — большое спасибо! Ани роце леаф кид эсрим элеф — я хочу положить в ваш банк 20 тысяч шекелей.
ДЕЛОВАЯ (пожилому) А вы куда едете, если не секрет?
ПОЖИЛОЙ. В Москву еду. На конференцию.
ДЕЛОВАЯ. Научную?
ПОЖИЛОЙ. Не совсем. Конференцию по антисемитизму.
ВЕРХНИЙ. Тода раба — большое спасибо! Бокер тов— доброе утро. Эта колбаса кошерная?
ДЕЛОВАЯ. Как интересно! Я даже не знала, что бывают такие конференции.
ПОЖИЛОЙ. Как видите, бывают. Вот еду.
ВЕРХНИЙ. По-моему, вы не туда едете! Для того чтобы и избавиться от антисемитов, вам надо не ехать, а лететь. И не в Москву, а в Тёль-Авив. И не на конференцию, а на ПМЖ.
ДЕЛОВАЯ. Знаете, что я вам скажу? Я всегда была противницей отъездов, но раньше, когда еврея не брали на работу или не принимали в институт, это еще можно было понять. Но сегодня ситуация в корне изменилась.
ВЕРХНИЙ. Я вам по этому поводу расскажу хорошую хохму. Один еврей подал документы на выезд. Его вызывают в ОВИР и говорят: «Господин Рабинович! Ну, сейчас-то зачем уезжать? Время изменилось, слава богу, демократия, гласность, можете спать спокойно». Он говорит: «Спасибо, я уже выспался. Теперь я хочу кушать»
ДЕЛОВАЯ. Но если так рассуждать, тогда все должны уехать: грузины, армяне, таджики, русские — сейчас всем нелегко. Почему надо евреев в этой ситуации как- то выделять?
ПОЖИЛОЙ. Я тоже думаю, что евреев не надо выделять, однако их у нас всегда выделяют. Особенно, если случилось что-то плохое. Я вам больше скажу: у нас даже слово «еврей» считается каким-то полуприличным.
ДЕЛОВАЯ. Ну. не преувеличивайте!
ПОЖИЛОЙ. Вот вам простой пример. Я недавно в газете читал одну юмореску. Она начиналась так: «В кафе пошли три веселых грузина…»Вот у меня к вам вопрос: нам когда-нибудь попадалась такая фраза: «В кафе пошли три веселых еврея»?
ПЕРВЫИ. Никогда.
ВТОРОЙ. В жизни не читал!
ТРЕТЬЯ. Действительно, странно! С чего это они такие веселые?
ВЕРХНИЙ. А главное, зачем это они собрались втроем? Что они, русские?
ПОЖИЛОИ. Видите, вроде маленький пример, а даже по нему понятно, что антисемитизм у нас проник во все сферы.
ДЕЛОВАЯ. Только не надо! Не надо преувеличивать! Туг всё зависит от того, как сам себя поставишь. Вот я семь лет работаю директором швейной фабрики и ни разу, вы слышите, ни разу с этим явлением не сталкивалась. Меня все уважают и на работе, и в доме, где я живу. Мне даже соседка недавно сказала: «Роза Михайловна, вы же знаете, как я к вам отношусь — я вас даже за еврейку не считаю…»
ВЕРХНИЙ. А я вам так скажу: все евреи должны разом подняться и уехать! И тогда пусть антисемиты сами учат своих детей играть на скрипке, сами их лечат и сами себя веселят, вместо Хазанова, Жванецкого, Ефима Шифрина и Клары Новиковой.
ПОЖИЛОЙ. Сложный вопрос… Я думаю, кому ехать, кому оставаться — это решает каждый для себя. Я, на пример, не поеду. Я за эту землю воевал, я на ней строил дома, в этой земле похоронены мои родители, мои друзья, и просто так я ее антисемитам не отдам. Пусть не надеются!
Все аплодируют.
ПЕРВЫЙ. На этом разрешите парламентские слушания считать законченными. Музыкальная пауза. Саша, давай!
ПЕРВЫЙ ЮНОША.
Когда Бог сушу создавал.
То он придумал море.
Когда он радость людям дал.
То он добавил горе.
С тех пор гуляют честь и лесть.
И доброта и злоба…
А раз евреи в мире есть,
То есть и юдофобы.
ВСЕ (ПРИПЕВ).
Назло антисемитам.
Угрюмым и сердитым.
Давайте заниматься
Зарядкой по утрам.
Чтоб не болеть аидам
Ни насморком, ни спидом.
И жить сто лет на свете.
На зависть всем врагам.
ДЕВУШКА.
Когда в продаже сыра нет,
В аптеке нету ваты,
У них всегда один ответ:
«Евреи виноваты!»
А если мал у них оклад.
Нехороша квартира,
То в этом тоже виноват
Гуревич иль Шапиро.
ВСЕ (ПРИПЕВ).
ВТОРОЙ ЮНОША.
Наш мир устроен без прикрас.
Всего в нем понемножку.
И в бочке меда каждый раз
Находим дегтя ложку.
Есть в мире сотни площадей.
Но есть и подворотни…
На светлый миллион людей
Есть капля черной сотни.
ВСЕ (ПРИПЕВ).
Кружится снег за окнами вагона,
И время быстротечное летит.
Мелькают города и перегоны
На нашем нескончаемом пути.
И смех, и плач, и радости, и горе
Мы на пути встречали много раз.
И все делили мы с родной землею.
Что родила и вырастила нас.
Но в светлый час и в час ненастья
Пусть скрипка эта вечная поет…
Мой бедный, мой несчастный, мой прекрасный.
Мой никогда не унывающий народ!
Возьмем немножко солнца.
Возьмем немножко счастья.
Добавим смеха со слезой пополам.
Наполним этим до краев бокал
И выпьем, чтоб никто беды не знал!
ЗАНАВЕС