— День добрый, — сказал папа. — Не дадите ли нам, любезнейший, шесть пулек? По три на брата.
— Восемнадцать копеек, — сказал дядя. — Остров в Эгейском море из четырех букв, вторая «р», — и, не отрываясь от кроссворда, протянул нам ровно шесть блестящих от масла пулек.
— Каждый делает по три выстрела, — сказал папа, — кто победил, тот молодец.
— А кто нет? — спросил я.
— А кто нет, тот огурец. Ты, кстати, стрелял когда-нибудь из духовушки?
— Нет, — честно признался я.
— Это тебе не из рогатки по стеклам шмолять. Тут, брат, целая система. Сейчас я тебе все объясню, а ты запоминай. Сперва, переламываешь ствол, потом вставляешь туда пульку, далее отводишь ствол в прежнее положение. После этого упираешься локтем в барьер, совмещаешь мушку с прорезью прицельной планки и плавно тянешь на себя спусковой крючок. Усек?
— Усек.
— Ну и отлично. У вас ружья как пристреляны? — обратился он к дяде.
— По центру, — буркнул дядя, — семнадцать вниз. Венгерский живописец.
— Центрального, стало быть, боя, — пояснил папа, — а то еще бывают под обрез. Ладно, поехали. Стреляю в ту утку. А ты?
— А я в мельницу.
— Эх, — крякнул папа, — где мои семнадцать лет? — и нажал крючок. Пулька отскочила от потолка и попала в банку с капустой.
— Шесть вдоль, — сказал дядя, — крайняя степень увлечения чем-нибудь.
— Механизм заело, — объяснил папа. — ничего, это бывает.
Я зажмурил левый глаз. Ружье было тяжелым и качалось вверх-вниз. Когда оно на мгновенье остановилось, я изо всех сил дернул крючок. Крылья мельницы несколько раз повернулись в одну сторону, а потом быстро завертелись в противоположную.
— Случайность, — сказал папа, покосившись в мою сторону, — настоящее мастерство приходит с годами. Носорога видишь?
— Вижу, — сказал я.
— Больше не увидишь, — пообещал папа и вдребезги разнес плинтус.
А я, прицелившись как следует, попал в африканского слона.
— Совпадение, — сказал папа, — но задатки есть.
— «Чревовещание» как пишется? — спросил дядя, поплевав на кончик карандаша.
— Не говорите под руку, — рассердился папа, — прицелиться, понимаешь, как следует не дадут. Сбиваю самолет! Трубка два. Прицел ноль.
— Ложись! — крикнул дядя и бросился на пол, но совершенно напрасно, потому что пуля угодила в лампочку сбоку.
— Папа, а можно мне попробовать в самолет? — попросил я.
— Валяй, — согласился папа, — только ты его в жизни не собьешь. Уж если я не смог…
Он не успел договорить, как самолет уже заскользил вниз по натянутой проволоке.
— Это уже не совпадение, — сказал дядя, — это уже привычка. Молодец, мальчик! Продолжать будете?
— Извините, — сказал папа с достоинством, — но нас к обеду ждут. К пятнадцати ноль-ноль. А точность, как известно, вежливость королей. Так что всего доброго.
— Бывайте, — кивнул дядя, — двенадцать вдоль. Индийский полярный исследователь.
Иван Петрович и НЛО
Впервые — в книге «Вертикальный срез»,
изд-во «Советский писатель». М., 1990.
Идя домой порою позднею
И очень сильно торопясь,
Иван Петрович неопознанный
Объект заметил как-то раз.
Летел он меж землей и звездами,
Не причиняя людям вред,
Никем покуда не опознанный
Чужого разума привет.
Кто в мысли погружен серьезные,
Не будет времени терять.
Иван Петрович неопознанный
Объект не стал опознавать.
Горел закат на небе розовый,
И, оставляя белый след,
Из виду скрылся не опознанный
Иван Петровичем объект.
Считалочка для всех
Впервые под заголовком «Считалочка» —
в газ. «МК», сентябрь 1986.
Раз.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Шесть.
Семь.
Восемь.
Девять.
Десять.
онцерт на малой ’ эстраде
Печатается по книге «Пират дядя Петя»,
изд-во «Белый город», М., 1998.
В воскресенье мы с папой гуляли в парке и зашли в шахматный павильон.
— Уважаемый, — обратился к папе старичок в полотняном костюме, — а не сгонять ли нам партийку-другую?
_Отчего же, — вежливо ответил папа, поправляя очки. — Только я, знаете ли, в этом деле не большой специалист. Вот шашки — дело другое.
— Все мы тут не Каспаровы, — хмыкнул старичок, — присаживайтесь, сделай те милость. Я уже и фигуры расставил.
— Ты погуляй, пока мы с товарищем отношения выясняем, — сказал папа, — а потом подходи. Смотри только — без фокусов!
Я дошел до конца аллеи, обошел тир, где мы были с папой в прошлый раз, вышел к деревянному мостику через пруд и вдруг услышал объявление по радио: «Уважаемые граждане отдыхающие! Сейчас на малой эстраде нашего парка начнется выступление артиста филармонии Федоровского. Приглашаются все желающие. Повторяю…»
Я спросил у продавщицы мороженого, где находится эта малая эстрада, и через несколько минут оказался у небольшого деревянного помоста. Перед ним стояло несколько длинных скамеек. Народу не было никого, только большая ворона клевала оставленный кем-то стаканчик из под мороженого. На помосте стоял стул, а на нем сидел человек с большой трубой. Труба была похожа на свернутый пожарный шланг. Только медный. Это, наверное, и был артист филармонии Федоровский.
Я сел рядом с вороной и приготовился слушать.
— Что ж, — сказал артист, обращаясь ко мне, — будем считать, что это и есть все желающие. Ну, здравствуйте. Это твоя ворона?
— Нет, — сказал я, — общая. А как называется ваша труба?
— Бас-геликон, — сказал артист и почему-то вздохнул. — Однако пора начинать. У меня сегодня еще три концерта. Григ. «Пер Понт». «В пещере горного короля».
При первых же звуках ворона перестала клевать и внимательно уставилась на сцену. Закончив играть. Федоровский встал и поклонился. Я изо всех сил захлопал в ладоши, а ворона крикнула «Кар-р-р!».
— Ну как, — спросил артист, — нравится?
— Да, — сказал я. — Главное — громко.
— Ничего не поделаешь. Такой инструмент. У флейты, конечно, звук нежнее. Да и таскать ее легче. Но у флейтистов свои проблемы. Ладно, не буду утомлять тебя профессиональными тонкостями. Верди когда-нибудь слышал? Марш из оперы «Аида»?
— Нет, — честно признался я.
— Сейчас услышишь. Птяди-ка, нашего полку прибыло.
И точно. Откуда ни возьмись, прилетела вторая ворона и уселась рядом с первой.
Федоровский надул щеки и заиграл: бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу-бу.
Я представил, как мы всем отрядом идем под эти бодрые звучен в какую-нибудь даль, и стал притоптывать ногами в такт музыке. Марш был замечательный. И, когда он закончился, я даже не смог сразу остановиться и еще некоторое время продолжал топать.
— Стой, раз-два! — сказал артист и, достав из кармана платок, вытер им свое большое лицо. — Что бы тебе еще такое сыграть героическое? «Варяг» знаешь?
— Конечно. — обрадовался я. — как раз то, что надо!
— А слова помнишь?
— Еще бы! «Наверх вы, товарищи, все по местам…»
— Отлично. Ну, три-четыре.
У меня вообще-то слух неважный. И чтобы это было не так заметно, я всегда стараюсь петь очень громко. Тогда все обращают внимание на голос, а про слух как-то забывают.
Я пел так громко и старательно, что не заметил, как начался дождь. Артист тоже увлекся. Дождь становился все сильнее, вороны куда-то улетели, а мы с ним все продолжали.
— Грандиозно, — сказал артист, закончив и выливая из геликона воду. — В следующий раз для такой погоды специально прихвачу водосточную трубу. Что бы ты хотел послушать в заключение нашей творческой встречи?
— «Пусть бегут неуклюже…»
— Сильная вещь, — похвалил Федоровский, — что ж, рискнем.
«Мальчик Дима десяти лет, — послышался вдруг металлический голос откуда-то сверху, — тебя ждет папа у центрального входа».
— Это не тебя, случайно? — спросил Федоровский.
— Меня, — вздохнул я.
— Ну иди, чего сидишь, — сказал он, как мне показалось, немного обиженно.
— А как же песня?
— В другой раз.
— Но вы же обещали.
— Ладно, так и быть. Но потом беги к отцу.
Когда я прибежал к входу, папа ходил там большими кругами, словно тигр в клетке.
— Где ты болтаешься?! — напустился он на меня. — Я тут, можно сказать, себе места не нахожу.
— Артиста Федоровского слушал. На малой эстраде. Марш Аиды из оперы «Пер Понт». А как ты со старичком тем сыграл?
— Обыграл он меня два раза. Зато я его потом в шашки семь раз подряд. Или даже восемь.
Лесная школа
Первая публ. — в ежен. «Лит. Рос.», сентябрь 1987.
Шел по лесу паренек,
Паренек кудрявый,
И споткнулся об пенек,
Об пенек корявый.
И про этот про пенек.
Про пенек корявый
Все сказал, что только мог,
Паренек кудрявый.
Раньше этот паренек
Говорил коряво.
Научил его пенек
Говорить кудряво.
Это что?
Под заголовком «Это что растет у вас?»
впервые — в газ. «Смена», февраль 1989.
Это что растет у вас
Между глаз,
Извиняюсь за вопрос?
Это нос.
И давно он там растет?