— Инфляция, — объясняет. — Очень выпить хочется, а не с кем.
— Ну, давай тогда выпьем с горя, — предложил я. Сосед принял мое предложение, и потом мы приняли оба.
Благо, водка осталась сорокаградусная.
Это значит, есть еще надежда. Последняя надежда победить инфляцию.
1996
Проблем не в том, что у нас не хвата дене, пробл в том, как то, чего не, разделить на всех.
Берем бюдже. Делим. Режем. Обрезаем. То, что оста, идет на культур. Секвестируем обрезки и получа подъе и прогре.
Поскольк ты ниче не получил, они ничего не получили (полностью), а многие получи лишь частично, культур имее то, что име.
Сейча у нас кризи. Многого недостае. Но мы стараем, чтоб у всех было все. Или хоть что-то. Раньше у нас было всё, но не у всех. Теперь у всех ниче, а у кого всё, те — не все.
Культур мы, коне, обеспе. У нас и в новом бюдже на культур выделен доста средств.
Мы понима, что без культур наш обществ не бу нормаль развива. Мы чтим велики традиции Пу и Го, Ту и До, Че и Алексея Макси Горько. Мы за свобо творчества от цензуры, ибо счита: никакого давления на худо. Каждый ху абсолютно сво.
И пусть идет куда хо.
Но многие сегодня недово. Нас часто спрашивают: почему в своей экономической политике в отношении культуры мы применяем так называемый остаточный принцип? Мы отвечаем так: сей час всем тяже. Везде чего-то не хвата. Всюду недостатки, переходящие в недостачи. Те, кто ворует, имеют все. А те, у кого воруют, должны тоже воровать, чтобы жить, как все. Нужна стабиль. Целостность — вот что глав. Без целостности Росси не бу великой ржавой.
В этих уело культур сам должна уметь себя финансир
Дене у государства не. Как быт?
Надо сами уметь доставать де. Но де?
Вот, к примеру, танк. То, что от него оста после нашего обрезания, може пойти на культур. Опыт, правда, показал, что после нашего танка ничего не остае.
Наш пози: культур надо подде. Но чем? Как найти недостаю средст?
Очень про. Казалось бы.
Надо взять деньги, предназначенные на танк, и перебросить их на культур. Поменять танк и культур местами. Поставить культур впереди танка.
К сожале, это сегодня невозмо. Танкисты считают, что на танк им сегодня тоже не хвата. И это правд. Раньше на танк у нас хватало всегда. И у нас была очень высокая культур танка. Танк стрелял.
А сейчас он еляет. Теперь секвестр всем.
Одна пушк. Сорок процентов гусениц. Прорезей нет совсем. Анк не оеспособный. Оевать на ём льзя. А хочется.
Поэтому у меня предложе: давайте все, что у нас есть, опять отдадим этому танку. И тогда у нас вообще не бу культур, а значит, и остаточного принципа.
Кто «за», прошу поднять ру.
Опустили. И протянули но.
1998
Зеленые ворота распахнулись, и мы въехали на территорию секретного объекта.
— Секрета нету, — сказал нам директор фабрики, когда мы зашли к нему в кабинет. — Мы производим генералов для нашей армии. Раньше работали по госзаказу, теперь стараемся перейти на рыночные отношения.
— Что вы имеете в виду? — удивились мы.
— Дело в том, что наших генералов никто не берет. Они никому не нужны. Качество не отвечает международным стандартам. Но сегодня мы перешли на новые технологии и надеемся сбыть нашу устаревшую продукцию.
— Куда?
— В Чечню, например. Там на наших генералов пока есть спрос. Там они еще котируются.
— Чем вы это объясняете?
— Видите ли, наши генералы хороши тем, что совершенно не умеют воевать. Зато умеют продавать и говорить.
— Что?
— Говорить — о том, о чем надо молчать. Продавать друг друга. Они профессионалы в этом деле.
— Скажите, пожалуйста, а сколько, по-вашему, генералов необходимо такой мирной стране, как Россия?
— Взвод.
— Так мало?
— Необходимо сокращать Вооруженные силы.
— Зачем же вы производите так много генералов?
— Необходимо укреплять армию.
— Понятно. А как вы делаете своих генералов?.. Из каких материалов?.. Какие требования предъявляете к своей продукции?
— У нас конвейер. То есть штучное производство, поставленное на поток. Для начала нужна болванка. Затем ее обрабатываем, откармливаем и обшиваем. Генерал хорошего качества должен иметь зычный голос, внушительный вид и дачу.
— Последнее обязательно?
— Не называйте дачу этим словом. Дача для генерала никогда не является чем-то последним. Наш генерал, можно сказать, начинается с дачи.
— Это свидетельство его профессионализма?
— Несомненно. Ведь жить в полевых условиях, под открытым небом надо учиться.
— Кстати, об учениях. Как часто ваши генералы в них участвуют?
— Наши генералы все свои битвы рассматривают как учения. Наука побеждать требует большого опыта и умения проигрывать сражения. Тут нашим генералам нет равных._Ибо никто, как они, не умеет вовремя попасть в засаду, предъявить ультиматум, находиться в окружении и получить за это награды. Особенно прославился один наш генерал, который продал противнику четыре склада оружия и на вырученные деньги купил своей армии немного пожрать.
— Настоящий герой. А как вы транспортируете свою готовую продукцию?
— Надо сказать, наши генералы хорошо упакованы. Мы их пачками отгружаем в любых направлениях на все четыре стороны.
— Случается ли в вашем производстве брак?
— А как же без брака-то… Генерал с отклонениями — норма. А не будь отклонений, такого генерала никто и слушаться не будет. Если он такой же, как все, — зачем он вообще?..
— Логично. И как вы поступаете с бракованными изделиями?.. Уничтожаете?
— Ни в коем случае. Наоборот, присваиваем им знак качества. И направляем в Генштаб, где бракованные генералы проявляют себя наилучшим образом.
— Это как?
— Например, каждый из них может начать войну со слабым противником.
— А закончить?
— Наши генералы созданы не для этого. Ибо неожиданно выясняется, что на войне слабых нет.
— Однако в интересах Отечества надобно уметь заканчивать войны!.. — воскликнули мы. — Хотя бы иногда!..
Директор фабрики нахмурился и произнес историческую фразу:
— Если интересы Отечества не совпадают с интересами генералов. Отечество — в опасности, его надо спасать.
— Вы хотите сказать, что, производя свой товар, вы спасаете Россию?
— Постоянно!.. Кабы у нас не было генералов. Россия стала бы Швейцарией. А мы великая страна. Величие страны измеряется генералитетом.
— Разве?.. А мы-то думали — его отсутствием… Ну, да ладно… Говорят, недавно в одной солдатской бане видели голого мужика с золотыми погонами. Он приклеил их пластырем к плечам. Это ваша придумка?
— Конечно. Должны же как-то генералы отличаться от всех остальных. Некоторым во время купания мы заряжаем в плавки снаряды и пушечные ядра.
— Можно ли такого генерала похлопать по плечу?
— Да, конечно, если только от сотрясения он при этом не выстрелит.
— Верят ли генералы в Бога?
— Сразу в трех. В бога войны — артиллерию. В бога небесного — авиацию. И в бога пехоты — Калашникова.
— Хотелось бы знать: из какого вещества состоят мозги генералов?
— Из серого, естественно. В бою оно принимает камуфляжную раскраску.
— Но мы отметили несколько случаев, когда генералы переодеваются в штатское. Не перестают ли они в этот момент быть генералами?
— В Госдуме перестают. И это печально, потому что Госдума — не баня, где все равны и никто никому не подчиняется.
— Еще вопрос: есть ли среди генералов «дедовщина»?
— Обязательно. Старые генералы издеваются над молодыми.
— Как?
— Как хотят. Это предусмотрено Уставом.
— …?
— Есть такой неписаный военный устав, где первым параграфом значится: уважай старших. А не уважаешь — получай.
— Но ведь это первый признак морального разложения войск!.. Это чудовищное, позорное явление!..
— Не понимаю, о чем вы говорите. Слово «мораль» для военных — самое позорное, самое чудовищное. Наша профессия — убивать. И наши генералы должны быть лучшими в этой профессии.
— Спасибо за честное признание. Могут ли в этой связи наши генералы считаться киллерами?
— Никак нет. Киллеры работают в подъездах. А генералам нужен весь мир.
— Значит, есть шанс получить генерала даже там, где он совершенно не требуется?
— Именно так. Наша фабрика всегда к вашим услугам. Ведь тысячи людей в цехах трудятся для того, чтобы наша Родина была в государственной безопасности. Мы не дадим нашему стратегическому противнику права первого удара. Мы нанесем его себе сами. Для этого и работаем.
С этими словами любезный директор фабрики подарил нам парочку генералов в качестве образцов своей продукции.
Мы выехали за зеленые ворота и тотчас выбросили эти сувениры из машины.
И тем самым рассекретили еще один опасный объект.
1996
За пять минут до расстрела я твердо решил уехать в Израиль.
— Собирайтесь, — сказал мне вертухай. — Прощайтесь с жизнью.
Я подумал: «Все-таки приятно, что теперь они обращаются к нам на «вы». Это, безусловно, наша заслуга. Мы добились этого еще в годы перестройки».
Мы вышли из камеры, и он повел меня по очень темному коридору.
«Дорога к свету, — подумал я, — и должна быть нелегкой».
Коридор тянулся с загибом вправо, затем налево и снова прямо…
«Наш путь извилист, — подумал я, — но в конце концов именно он приведет нас к избавлению».
Вертухай толкнул меня прикладом в спину. Я подумал: «А все-таки Лубянку надо было снести или в крайнем случае передать «Детскому миру».
Вертухай приставил мне к затылку холодный ствол.
«Эх, сейчас бы мороженого и кофе эспрессо!»
Надо сказать, я очень люблю эспрессо в итальянском исполнении. Когда я был в Риме лет пять назад, мне очень понравилось сидеть в кафешках на свежем воздухе и бодрить себя рассматриванием элегантных итальянок, летающих мимо с распущенными волосами на мотороллерах… В эти минуты эспрессо особенно приятен.