Я не ослышался. Призрак хотя и говорил лозунгами, но все мы дисциплинированно слушали его речь. Слушали и выполняли. А что делать?.. Сопротивляться?.. Нашего Капитана Призрак выкинул за борт на наших глазах и, по-прежнему невидимый, встал у руля.
С этого момента положение стабилизировалось, на корабле воцарилась старая новая жизнь. Первым делом нас перестали выпускать на берег.
В столовой жрать стало нечего. Потом совсем нечего. Потом нечего стало совсем. Потом нечего совсем нечего, жрать нечего совсем стало.
— Это счастье, — сказал Призрак, и мы все стали целоваться друг с другом и поздравлять с праздниками.
Перед праздниками нам выдали талоны на водку, которые мы использовали как закуску.
Жить стало лучше. Жить стало веселее. А плыть вообще стало не нужно.
Мы месяцами, годами, десятилетиями никуда не двигались, стояли на мели, но по радио «Маяк» объявили, что «стоим на рейде». На верхней палубе установили китобойную пушку и стали ждать появления китов… Покуда киты в Волге до сих пор не появились, мы стали хранить в пушке ворованные друг у друга вещи.
В кинозале каждый день шел фильм «Кубанские казаки» — в память о великом итальянском режиссере Феллини.
Из Москвы приехал лектор Жданов и прочитал нам доклад о Михаиле Жванецком и постановление ЦК «Александр Солженицын — представитель социалистического реализма». Слушатели единодушно одобрили все, что увидели, а зрители единогласно поддержали услышанное.
Режим моей матросской жизни был таков.
С утра боевая и политическая подготовка. Считаем черные полоски на тельняшках и читаем книгу Леонида Ильича Брежнева «Малая земля».
Днем проверяем наличие якоря и пересказываем друг другу прочитанное утром.
Вечером драим пуговицы на бушлатах и переписываем стихи Анатолия Лукьянова, написанные в одиночном кубрике «Матросской тишины». Затем мичман читает нам наизусть стихи Юрия Владимировича Андропова о любви и дружбе. Затем пересказываем стихи прозой, хотя это и запрещено.
Ночью — сон. Во сне разрешается видеть каждому свое. Мне, например, регулярно снится, как я считаю белые полоски на своей тельняшке и — о ужас! — их количество не сходится с черными… В другом повторяющемся кошмаре я пляшу «Яблочко» на концерте художественной самодеятельности вместе с боцманом Черненко, почему-то Михаилом Сергеевичем.
А на Пасху (это новый коммунистический праздник) у нас была такая пьянка, что облевали весь корабль. Стали чистить и, видимо, не рассчитали: от стирки образовалась дырка в левом борту и началась течь.
Призрак сразу же заткнул дыру телами трех моих друзей-матросов и собрал общее собрание пассажиров.
— Среди нас враги! — сказал он. — Признавайтесь!
Все молча слушали, но признались те, кто не хотел молчать.
Их тотчас сослали на необитаемый остров.
— А крестьяне среди вас есть? — поинтересовался Призрак. — А евреи?.. А немцы?.. А татары?.. А чеченцы?.. А греки?.. А калмыки?.. А месхетинцы?.. А корейцы?.. А балкарцы?.. А гагаузы?.. А поляки?.. А ингуши?.. А карачаевцы?..
Вышел один гагауз, да и тот наполовину еврей.
Призрак дал ему орден «За чистосердечное признание» и отпустил на все четыре стороны вплавь до Мертвого моря.
Тут выяснилось, что течь продолжается (трем погибшим матросам присвоили звание героев), но на нее уже никто и внимания не обращает.
— Ну, течет, пускай себе и дальше течет! — сказал Призрак. — Главное, не раскачивайте судно!
И действительно, все привыкли к тому, что течет. Один, правда, диссидент, пытался что-то там такое сказать, но его тотчас отправили в Горький (так теперь называется этот город), чтоб только он нам всем не портил хорошее настроение.
Неожиданно на корабль приехала делегация из стран народной демократии.
Ее встретили, как полагается, хлебом-солью. При этом весь хлеб делегация съела на наших глазах, а соль мы слизали сами, потому как привыкли довольствоваться тем, что оставалось после наших дружеских встреч.
— Нам надо попугать мир, — сказал Призрак и пукнул.
Дело происходило в кают-компании на секретном совещании, на котором было решено нашу посудину сделать подводной лодкой стратегического назначения с ядерным оружием на борту. Для этого одну нашу трубу стали считать перископом и начали по-тихому готовиться к погружению и дальнейшим походам в Ледовитый океан.
— Да здравствует наш серебристый лайнер! — сказал Призрак. — У них «Титаник», у нас «Броненосец Потемкин»!.. Почувствуйте разницу!
Эти слова нельзя было слышать без содрогания. Корабль наш тотчас затрещал и в один миг развалился на куски
Мы все оказались в воде без спасательных жилетов и шлюпок.
— Помогите! — кричали многие матросы, которые за время нашего стояния на мели разучились плавать.
Оставшиеся в живых кое-как добрались до берега. Некоторые до американского. Некоторые до израильского.
1999
Первой в нашей семье начала вооружаться бабушка. Она купила столовый нож шведского производства и сказала, что им ничего не стоит зарезать человека.
— Какого человека? — поинтересовался я.
— Любого, — ответила бабушка. — Сейчас каждая старушка должна суметь дать отпор своему Раскольникову.
Эта в принципе правильная житейская позиция и легла в дальнейшем в основу нашей оборонительной концепции.
Мой сын, к примеру, сразу поставил передо мной вопрос о приобретении пистолета Макарова.
— Зачем? — спросил я.
— Для школьных нужд.
— Тебя кто-то обижает?
— Пока нет, — был ответ. — Но могут.
— Кто?
— Учитель истории, математичка и эта… как ее?.. Гюльнара Мухаметовна.
— Что она тебе сделала?.. Она же заслуженная учительница Российской Федерации, сорок лет преподает, чудесный, добрейший человек…
— Не знаю, не знаю… На прошлой неделе она поставила мне двойку.
— И что?
— А то, что у моей двойки чеченский след!
Сегодня этот аргумент неотразим, я вздохнул и выделил сыну на приобретение оружия деньги из семейного бюджета. На всякий случай. Сейчас надо проявлять бдительность: вдруг сын получит еще одну пару? Тогда эскалацию не остановишь.
Далее меня удивила жена. Она принесла прямо в постель модернизированный зенитно-ракетный комплекс «С-300» и сказала, что это базовая система нашей безопасности.
— Где ты ее взяла?
— Нинка по дешевке уступила.
Я знал эту Нинку. Она работала в военной академии официанткой в столовой, и у нее были хорошие связи с генералитетом, в том числе половые.
— Ты в своем уме? — спросил я, лежа теперь рядом со стволом.
— Когда начнутся бомбежки, ты меня еще вспомнишь!
Но по-настоящему нашей семье повезло, когда дедушка приволок с какой-то свалки небольшой танк устаревшей конструкции, но с явными признаками принадлежности к НАТО.
— Вот… какой-то чудак выбросил на помойку, а я прикатил… Пусть у нас на даче постоит. Мало ли что…
Внезапно мы вздрогнули — появилась информация, что у наших соседей по лестничной площадке лежит под диваном ракета средней дальности с ядерной боеголовкой.
Я тотчас созвал семейный военный совет.
— Есть возможность приобрести крылатый спутник-шпион типа «Лав мыш» (в переводе на русский «мышеловка») с телекодовой связью, системой слежения и подслушивания Мирового океана. — сказал дедушка. — Но денег на него нет.
— А твоя пенсия?
— Ее не хватит. Нужны дополнительные затраты.
— Я могу продать нашу квартиру, — сказала жена.
— Но где мы тогда будем жить?
Вопрос действительно стоял остро.
— Надо на кухне положить мешки с песком, — подала голос доселе молчавшая домработница Нюра. — Я боюсь газовой плиты — вдруг взорвется.
— Окапываться надо. Прежде всего окапываться, — вдруг сказал дедушка. — Мы под Ельней не окопались и из-за этого попали в немецкий котел.
Жена возразила:
— Мы живем на одиннадцатом этаже — тут окопаешься, потом из окопа не вылезешь. Вот если бы мы жили в подвале, как при Сталине…
— Хватит воспоминаний. Сегодня другая война. В обстановке реформ и рыночной экономики, — строго объяснил я. — Раньше мы боролись за мир во всем мирю, и все нас боялись. Теперь мы боимся всех и воюем сами с собой.
Тут вмешалась бабушка со своим столовым ножом:
— Я готова каждый день недоедать, есть отруби за завтраком, отказаться от обеда и ужина, лишь бы мы могли сами, без помощи нашего государства и армии — ей самой жрать нечего! — сбивать самолеты противника типа АВАКС на дальностях 200 тысяч километров.
— Зачем тебе эти дальности? — спросил я. — Соседи живут рядом.
— А вот только тогда я буду спокойна.
— Мама права, — сказала жена. — Нам надо обеспечить преимущество над потенциальным противником на земле, на воде и в воздухе. И чтобы сыночка наш в шестой класс перешел…
На том и порешили. Отдав все свое состояние и сбережения родителей, мы приобрели секретное оружие, позволяющее нам и себя защитить, и других попугать…
Правда, жизнь началась претяжелая. Голод обрушился на нашу семью. Иногда удавалось пожевать сухую корочку, но мысль о том, что мы самые сильные, самые непобедимые в мире, тешила сознание, доставляя всем нам истинное удовольствие.
Вдруг дедушка умер. Мы похоронили его со всеми воинскими почестями — без гроба, в сырую землю. Зато гремели торжественные холостые выстрелы из автомата Калашникова, с которым я теперь хожу в театр, на концерты и в другие места повышенной боевой опасности для жизни населения.
Придя домой с кладбища, я отдал все дедушкины награды нашему коту Фильке, но обнаружил, что он совершенно беззащитен перед любой собакой. Есть идея оснастить Фильку боекомплектом в хвостовой части, усилить зрение приборами ночного видения и ускорить технологическое развертывание лап при падении на асфальт с одиннадцатого этажа. При этом ни одна войсковая система ПВО в мире не будет способна засечь Фильку в его ночном полете.
Но этим планам не суждено было сбыться. Утром пришел милиционер и сказал: