Бурные, долго не смолкающие, чисто съездовские аплодисменты.
Виселица складная, удобна в применении не только на улицах и площадях, но и в квартирах, на дачах, в трамваях, автобусах и метро.
И действительно, теперь, применяя новые современные технологии, можно резко увеличить пропускную способность людских потоков через конвейер смерти, следуя известным лозунгам «Все для человека. Все во имя человека» и «Каждому — свое».
Не менее бурными аплодисментами, криками «Ура» и здравицами в честь Усамы Бен Сусейна встретили участники «круглого стола» появление в зале его Представителя, призвавшего давить евреев по всему миру. Недодавленных он просил приехать в Тегеран, где им будет оказан соответствующий (Бухенвальду) прием.
Это выступление специально транслировалось на Израиль по каналам спутниковой связи и траекториям советской ракеты «СКАД».
Однако самый большой успех выпал на долю Представителя газеты «Послезавтра», который принес на «круглый стол» немного мацы и пояснил, что он только что из синагоги, где у него состоялась дружеская встреча с террористами, готовящими взрывное устройство к ближайшей субботе.
— Для нас это будет настоящий еврейский праздник! — заверил бритоголовый. — И мы бы хотели, чтобы этот праздник удался.
В заключение участники «круглого стола» хотели спеть на немецкий манер «Волга, Волга, муттер Волга!», но почему-то получилось чисто по-русски — «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллее!».
Тут же было принято решение об организации коллективных экскурсий по местам и местечкам боевой славы для всех желающих увеличить свое «жизненное пространство».
Первая поездка, конечно, к Бабьему Яру. На автобусах, в сопровождении наших опытных гадов. Простите, гидов, которые покажут воочию, что никакого холокоста не было.
Далее планируется посещение Сталинграда штурмовиками дивизии «Мертвая голова» совместно с участниками «круглого стола». Сразу после их идейного братания — вторичный штурм города-героя, затем банкет на Мамаевом кургане и факельное шествие перед домом Павлова.
На этом участники «круглого стола» свободно разошлись по своим штаб-квартирам и виллам.
В тот же день группа хулиганов из числа недорезанных демократов, стоящих круглосуточно у Вечного огня, обратилась к Президенту страны с очередным предложением запретить в России деятельность шовинистических и профашистских организаций и лиц.
Президент в очередной раз принял Обращение к сведению и возложил свой очередной венок к могиле Неизвестного солдата.
2005
Всю жизнь мечтал я снять кино по рассказу Ивана Сергеевича Тургенева «Муму» и вот решился, наконец, представить заявку на «Мосфильм».
— Отличный проект, — уныло сказал мне продюсер. — Но под вас спонсор деньги не даст.
— Зачем под меня?.. Пускай даст под Тургенева.
— И под Тургенева не даст. Спонсор Тургенева не читал.
— Пусть почитает, — выразил я надежду и представил, как вхожу в банк, а там вся работа приостановлена, служащие сидят перед своими компьютерами и по разным углам читают все как один «Муму».
Через полгода примерно продюсер с огромным трудом нашел спонсора, который, не читая Тургенева, но пробежав глазами заявку, дал согласие профинансировать, как он выразился, «русское кино».
— Но с одним условием.
— Каким?
— Герасима должен играть американец. Дуглас Пэйджер. Звезда Голливуда.
— Это еще зачем? — наивно воскликнул я.
— Не спорьте. Иначе он денег не даст.
Через неделю продюсер сообщил о новом требовании спонсора:
— И эту… старую барыню на вате… тоже будет играть Джессика Парш.
— Это еще кто?.. Тоже из Голливуда?
— Нет, но она снялась в ста сорока восьми фильмах.
— Что-то не слышал про нее ничего, — признался я.
— Ничего удивительного. Она снималась в ста сорока восьми порнографических фильмах. И сейчас на пенсии. Свободна. И очень хочет.
Я стиснул зубы и спросил:
— Надеюсь, собачка хотя бы будет русская?
— Да, конечно. Но спонсор настаивает, чтобы вы снимали его личного бульдога.
— Муму — не бульдог. Муму — дворняга, — вежливо показал я знание Тургенева.
— Загримируете, — сказал продюсер, и я понял, что он не шутит.
Еще через полгода к нам в Москву приехал сам Дуглас Пэйджер, а с ним шесть поваров, девять парикмахеров и четырнадцать телохранителей. Он прочитал сценарий и сразу стал отказываться от роли.
— Ему не нравится, что Герасим немой, — объяснила переводчица. Он не хочет играть без слов.
— Скажите ему, что в этом вся прелесть образа, — попытался я переубедить американского актера.
— Он говорит, что давно, очень давно хотел приехать в Россию… Тут водка… икра… хорошие девушки… Но актер его уровня… имеется в виду уровень его гонорара. — уточнила переводчица. — не может быть на экране так много времени не произносящим ни слова.
— Что делать?.. Так написано у автора!..
— О’кей… Я согласен играть, если Херасим будет немой, но — голубой, — сказал Дуглас.
— Соглашайтесь! — прошипел продюсер. — Иначе вы сорвете проект!..
Не успел я что-либо ответить, как на съемочной площадке появилась Джессика Парш — ее привезли прямо с аэродрома. И не одну, а с вагоном ваты, которую она в благотворительных целях привезла с собой в Россию.
— Это что еще за безумие?! — схватился за голову я.
— Вы же сами говорили, что ее героиня — старая барыня на вате. Вот она и привезла то, что вы передали ей по факсу о роли. Она добрая и хочет как-то помочь всем нам и России в трудную минуту нашей истории.
Тут выскочил незагримированный бульдог и укусил Джессику за ногу.
— Какая милая собачка! — воскликнула она. — Какая страстная!.. Как она меня любит!..
И с этими словами тоже отказалась от роли, мотивируя это тем, что ее гуманные убеждения не позволяют участвовать в картине, где живое существо должны утопить.
— Умоляю вас, не спорьте!.. Только не спорьте! — завизжал продюсер.
Вечером за товарищеским ужином в «Метрополе» (за все платил спонсор) я попытался втемяшить Дугласу свое понимание роли Герасима.
— Он очень сильный. Это невероятной физической силы человек, — сказал я.
— О’кей, — сказал Дуглас, вяло жуя осетрину по-московски. — Я много играл суперменов.
— Это не супермен вовсе. — пытался уточнить я. — Это духовный…
Он не дал мне договорить. Не дослушал. Встал и повел старушку Джессику к себе в номер.
Наутро она согласилась продолжить работу.
— Вот видите! — ликовал продюсер. — У них своя нравственность, свое представление о профессии… Главное, их не вспугнуть. Пусть работают.
И мы работали. Мы сняли полкартины. И сняли бы еще…
Но тут у спонсора вдруг кончились деньги, и съемки приостановились. Артисты разъехались. Бульдога разгримировали и отвезли домой.
Все застыло. Омертвело. Я спросил:
— Когда будут деньги?
— Не надо было осетрину в «Метрополе» жрать, — грустно заметил продюсер, но в его словах не было упрека, поскольку он сам участвовал в пиршестве.
Наконец через год спонсор опять дал деньги на «русское кино».
— Но с одним условием.
— Каким?
— Все едем в Ниццу и снимаем там.
Я выкатил глаза:
— Heim нужен пруд. Обыкновенный пруд в средней полосе России и лодка.
— Посмотрите на него!.. Корчит из себя гения, а на людей плюет. Ему предлагают экспедицию на
Средиземное море, а он хочет всю группу утопить в пруду Нечерноземной полосы!
Меня посчитали врагом, идиотом, сумасшедшим, все техники и операторы выступили против, потому что всем хотелось покупаться зимой в Средиземном море…
— Черт с вами! — согласился я.
Но съемки все равно были сорваны, потому что ни Парш, ни Пэйджер в Ниццу уже не поехали. У этой паршивки возникли совсем другие творческие планы — она начала сниматься в сто сорок девятом порнофильме с участием целой своры спасенных лично ею собачек, а супермен Дуглас получил роль со словами в новом голливудском боевике под названием «Транквилизатор».
— Не беда, — сказал весело наш спонсор. — Поедем в Италию. Перепишите сценарий на Марчелло Мастроянни.
Я тотчас сделал из Герасима итальянского крестьянина Герасимино, а действие перенес из-под наших сосен под оливы Неаполя. Муму переименовали в Чичи. Синьору барыню сделали главой мафии и утопили в бассейне.
К несчастью, Марчелло отказался участвовать в съемках, поскольку уже спел «Очи черные» в другом российском фильме.
Пришлось снова загонять группу на родину и снимать кино без звезд, без бульдога, в тургеневских местах и с дворнягой.
Как ни странно, картина вышла классная и мы получили за нее в этом году первую премию на фестивале «Русские сезоны в Китае».
Никогда раньше не бывал я на ипподроме, а тут дружок мой Витя позвал, и я откликнулся. Стоял я в первом ряду у бровки. Витя говорит:
— Сейчас объявят старт. Будем делать ставки. А я, конечно, не понимаю, о чем это он. Ставка вроде была у Гитлера в Виннице. Пока я об этом вспоминал, Витя говорит:
— Давай деньги. Я на тебя поставлю, а ты стой здесь.
Тут только до меня дошло, что ставка — это деньги, которые я вижу в последний раз. Я отдал Вите все, что только у меня в карманах было, и хотел поглазеть по сторонам, да не успел: вижу, у меня шнурок на ботинке развязался. Я нагнулся, чтоб его завязать. Вдруг чувствую — на меня надевают седло. Я удивился: что я, лошадь, что ли? А меня уже кто-то берет под уздцы, и я через секунду стою на старте.
— Витя! — кричу. — Ты где?.. Что со мной?.. Помоги-го-го-иг-го-го-иги-ги-ги-ги!
А на меня уже кто-то верхом садится. И шпоры в бока вонзает. Я хочу взбрыкнуть, сбросить с себя непрошеного седока, но не успеваю слова сказать,
слышу удар колокола и начинаю бежать. Поначалу не быстро. Как могу. Но все же стараюсь не отставать.
Справа от меня бежит… кто же?.. Слава богу, человек!.. Такой же, как я!.. Двуногий!.. Правда, и на нем кто-то сидит верхом и машет плеткой. Слева другой соперник. Тоже мужик, здоровый, как бык. И в спортивных трусах «Адидас». Наверное, мастер спорта!.. Хорошая у нас набралась компания.