— Так точно, господин оберст–лейтенант. Это на Монмартре, на улице ле Пик. Бар существует с 1889 года. Там еще стены разрисованы разными фривольными рисунками.
— Все правильно, гауптман. Бар Рике представляет собой длинный подвал. Там множество подсобных помещений, проверьте их хорошенько.
И опять Ваден указал на карте точки, где надо расставить людей.
Следующим был уже немолодой лейтенант, грузный, с крупными чертами лица, виски еле заметно тронула седина.
— Вам, лейтенант, — заговорил начальник полевой жандармерии, — я поручаю наиболее ответственный район — авеню Бретей. Она широкая, недлинная, упирается в круглую площадь с фонтаном. Посреди авеню Бретей — сквер с молодыми деревцами. Расположите людей так, чтобы ни один человек не прошел незамеченным. Я полагаюсь на ваш опыт.
И наконец Ваден обратился к своему заместителю.
— Ваш район, майор, кладбище Пер–ля–шез. На месте разберетесь, как расставить людей. Вот и все. Я буду находиться на улице Вавен, на Монпарнасе, там есть русский бар «Оазис». Я не один раз встречал там Ганидека. Возможно, он появится снова, — закончил речь Ваден.
Когда все разошлись, оберст–лейтенант повернулся к Миллер.
— Как думаете, Эльза, наша операция принесет положительные результаты?
— Трудно ответить на этот вопрос с уверенностью, — уклончиво произнесла Миллер. — Если у капитана Ганидека нет неотложных дел, то, наверняка, его бесполезно искать в Париже.
— Но если человек чувствует опасность, разве могут удержать его даже самые неотложные дела?
— Вы мыслите, Курт, не как разведчик. Ведь Ганидек постоянно рисковал жизнью ради дела, и сейчас, когда над ним сгустились тучи и он не уверен, что в ближайшее время возвратится снова в Париж, он постарается сделать то, что не успел раньше. Если Ганидек только сегодня заметил за собой слежку, ясно, что он не готовился к отъезду, а значит, кое–какие дела у него не закончены.
— Логично, Эльза, — Ваден взглянул на часы. — Пора… Поехали со мной.
— Хорошо.
Эльза и Ваден вышли из кабинета. В коридоре ждали подчиненные Миллер.
— Все собрались? — спросила Эльза.
— Так точно, фрау оберст–лейтенант, — ответил Гардекопф.
— Поезжайте на улицу Вавен, что на Монпарнасе. Я отправлюсь туда вместе с оберст–лейтенантом. Выполняйте!
Гардекопф повернулся к своим подчиненным и скомандовал:
— По машинам!
Офицеры абвера и гестапо бегом устремились к выходу.
За опель–капитаном начальника полевой жандармерии следовали шесть автомобилей Миллер. Ваден о чем–то сосредоточенно думал. Эльзу интересовал только один вопрос: успеет ли Джон Хатт выбраться из Парижа раньше, чем будут перекрыты все дороги.
Неожиданно Ваден спросил:
— Как вы расцениваете поступок Густава?
— Что вы имеете в виду? — Эльза была искренне удивлена.
— То, что выйдя на Ганидека, он не арестовал его, а начал слежку.
— Густава интересовал не только капитан Ганидек, но и его связи.
— Но вы сами сказали, что рисковать опасно.
— Да. Я не отрицаю это и сейчас. Просто у Густава больше мужества, чем у меня и у вас. Он не боится трудностей.
— Если Ганидек не будет пойман, Нейс узнает, что значит быть слишком уверенным в себе, — поморщился Ваден.
— Мы — его родственники и обязаны помочь ему.
— Верно, — согласно кивнул оберст–лейтенант. — Именно это мы и делаем сейчас, пытаясь исправить его ошибку.
— От такой ошибки никто не застрахован, Курт, — мягко промолвила Эльза.
— Ни я, ни вы не допустили бы ничего подобного, — твердо возразил Ваден.
— Вы не на шутку рассердились на него.
— Я просто не уверен, кто из нас донесет на Густава раньше, — Ваден повернулся и посмотрел Миллер прямо в глаза. — Простите меня, Эльза, но я не верю вам. Если в Берлине узнают, что вы скрыли промах своего кузена, вам придется отвечать на вопросы особой инспекции.
Миллер иронически улыбнулась.
— Во–первых, Курт, я не собираюсь доносить на Густава, уверяю вас. Во–вторых, я знакома со службой особой инспекции, и она не так страшна, как о ней рассказывают. Зря вы так близко принимаете все к сердцу… Что касается обстоятельств бегства Ганидека, то Густав сам сообщит своему начальству об этом.
— Тогда я спокоен, — отошел немного Ваден. — Я недооценил вас, Эльза.
— Зато я вас, оберст–лейтенант, переоценила, — Миллер не скрывала своего презрения. — Я считала вас сильным и волевым мужчиной. А судя по вашему беспричинному испугу — это далеко не так.
Ваден опустил голову.
— Эльза, вы должны понять, у меня за много лет впервые появилась реальная возможность переехать в Германию. Я во Франции с первых дней оккупации. Начальство обещало в ближайшем будущем перевести меня на родину.
— Ваше начальство сдержит слово.
— Вы уверены? — с надеждой спросил Ваден. — Вам говорил обо мне кто–то из моего непосредственного начальства?
— Нет.
— Что же вы вводите меня в заблуждение? — в голосе оберст–лейтенанта послышались нотки обиды.
Эльза прищурила глаза.
— Вы знаете, что русские уже освободили большие часть своей территории?
— Да, но ведь это выравнивание линии фронта, — недоуменно пожал плечами начальник полевой жандармерии.
— Для обывателя — это выравнивание линии фронта, для солдата — отступление под натиском превосходящих сил противника.
Эльза с наслаждением ожидала, какой будет реакция Вадена на ее слова. Она заметила, как в его глазах постепенно стал появляться испуг.
— Неужели дело обстоит именно так? Я не знал этого…
— Теперь вы понимаете, почему ваше начальство сдержит слово? Вообще советую держать язык за зубами.
— Не боитесь, что я донесу на вас?
Миллер рассмеялась прямо в лицо Вадену.
— Нет. Вам не поверят. Я — офицер абвера с особыми полномочиями. Меня долго и тщательно проверяли. Я делом доказала свою преданность фюреру. Ваш донос расценят как клевету на тех, кому верит сам рейхсфюрер Гиммлер.
Эльза замолчала, затем с явным злорадством продолжила разговор:
— Хотите знать, Ваден, что было бы с вами дальше? Вы застрелились бы по неизвестным причинам или повесились бы в пьяном виде.
— Чепуха какая–то. Я не собираюсь делать ни первое, ни второе. У меня — жена и двое детей.
— У вас никто не спрашивал бы, хотите вы этого или нет.
— Вы отдаете отчет своим словам? — взорвался от гнева оберст–лейтенант.
— Вполне. Только потому, что вы мой родственник, я говорю вам это, — невозмутимо ответила Миллер.
— Но ведь донес бы я на вас из лучших побуждений!
— Когда дело касается верных солдат фюрера, побуждения во внимание не принимаются. Так что советую быть осторожнее с доносами. Можно донести не на того…
Ваден посмотрел в окно и постучал по стеклу, отделяющему шофера от салона.
— Кажется, мы подъезжаем к месту назначения, — сказал он Миллер.
Шофер подрулил к тротуару и затормозил. Остановились и автомобили, следующие за ними. Объехав легковые автомобили, впереди машины Вадена стал грузовик с солдатами полевой жандармерии. Из кабины вышел лейтенант и, осмотревшись вокруг, подал команду:
— Перекрыть все улицы, проходные дворы и переулки. Проверка документов. Всех подозрительных задерживать, особое внимание лицам, похожим на тех, о ком я говорил вам в управлении полевой жандармерии.
Построившись в две шеренги, солдаты разошлись по точкам.
— Господин оберст–лейтенант, где мы расставим моих людей? — обратилась Миллер к Вадену.
— Мы все пойдем в русский бар и для начала проверим документы посетителей.
Ваден осмотрел подчиненных Миллер. Все один в один, крепкие, рослые, в хорошо подогнанной форме, они производили приятное впечатление. Довольный осмотром, он приказал:
— Господа офицеры, всем расстегнуть кобуры пистолетов.
Офицеры молча выполнили приказ.
— Как только войдем в бар, вы, — указал Ваден на Замерна и одного из офицеров гестапо, — пройдете на кухню и проверите документы у обслуживающего персонала. Остальные будут находиться в зале. Все выходы из зала необходимо перекрыть. Итак, вперед!
XVI
Несмотря на тревожное время и на то, что продолжалась война, в зале «Оазиса» было довольно много людей. Появление немцев мгновенно привлекло к себе внимание присутствующих. Даже музыканты перестали играть. Все настороженно следили за Ваденом. Оберст–лейтенант не спеша закурил, спрятал в карман зажигалку и тяжелым взглядом окинул зал. К нему подбежал невысокий старик в черном фраке.
— Господин офицер, прошу к столу. Рад, что вы посетили мое заведение…
Ваден прервал его скороговорку:
— Объяви, чтобы приготовили документы для проверки.
Переступая с ноги на ногу, старик дрожащим голосом спросил:
— Заложников брать не будете?
Вадену льстило, что хозяин бара боится его. Он повернулся к Эльзе.
— Фрау оберст–лейтенант, заложников брать не будем или возьмем?
— Ваден, давайте заниматься делом, иначе я со своими людьми сейчас же уеду отсюда, — резко ответила Эльза.
Оберст–лейтенант, которому не очень понравился ответ Миллер, повернулся к старику:
— Скажи, чтобы все предъявили документы, только без шума. Если все пройдет нормально, я не возьму у вас заложников.
— Господа, господа, прошу всех без паники предъявить документы. Если мы будем вести себя благоразумно, господин оберст–лейтенант заложников среди нас не возьмет.
Посетители стали поспешно доставать из карманов документы и подзывать к себе офицеров, чтобы те проверили их. Подчиненные Миллер стояли с безразличным видом, не обращая внимания на протянутые документы. Ну не было команды проверять, кто есть кто.
Эльза осматривала зал. Ни Ганидека, ни парня в вельветовой куртке здесь не было. Миллер нахмурилась. Лицо мужчины в полувоенной русской форме показалось ей знакомым. Наверное, русский офицер–эмигрант, ему бы еще офицерские погоны — и настоящий белогвардеец. Но где она его видела? Мужчина наклонился, поднимая салфетку, которая упала со стола. На его лицо теперь падал свет. Он посмотрел на Эльзу, и она чуть не вскрикнула от неожиданности — это был Михаил Николаевич Тупиков, ее первый учитель и наставник. Благодаря его заботам, она получила первые уроки конспирации и разведывательной работы.