я проходил… А в прокуратуру попал уже в тридцатые годы, из райкома. К тому времени я все-таки рабфак осилил. А ты после столичного вуза и вдруг — заявление… Вчера погорячился я. Ты уж не взыщи с меня, старика. Не думал, что ты так близко к сердцу примешь. На столовых этих срывались следователи и со стажем. Это тебе не какая-нибудь растрата. Над этой операцией «Шницель» нужно было голову ломать не одному тебе. Тут и я не доглядел. Посмотреть бы твой план. Потолковать бы. А я времени не нашел. Не хотелось инициативы сковывать. Ты плюнь. Забудь. А поваров этих на твой век хватит.
Но забывать Носков не думал. Целый месяц он вставал и ложился с мыслью о реванше. Об учете и отчетности в столовых он прочитал такое количество литературы, что мог бы посрамить любого работника общественного питания. Технологию приготовления блюд массовой продажи, способы определения калорийности, методы инвентаризации кухонной продукции, калькулирование выходов, отчетность лоточников, продающих эту продукцию, он знал теперь в совершенстве.
«Операция «Шницель» — вывел он резким, острым почерком на первом листе общей тетради, куда вносил выписки из бухгалтерских и кулинарных книг. Этими словами прокурор месяц назад окрестил неудавшуюся попытку изобличить повара.
Чтобы составить план предстоящей операции, требовалось получить хотя бы общее представление о способе хищения Гулевским денежных средств. Наиболее вероятной представлялась версия, что завпроизводством создает излишки продуктов за счет выпуска неполновесных блюд и обмана потребителей и реализует эти излишки, минуя учет. Что сбывались именно обеды, а не сырые продукты, не вызывало сомнений. Излишние котлеты, мясной фарш, компот, которые Гулевский прятал в предыдущую проверку, красноречиво говорили об этом.
Готовые мясные блюда и компот можно было реализовать только с помощью кассы. В буфет и на лотки эти изделия не отпускались. Следовательно, кассир состоял с Гулевским в сделке. Но с другой стороны, если бы чеки на «левую» продукцию пробивались через кассовый аппарат, то денег из выручки взять было бы невозможно. Сумма отложилась бы на показаниях счетчика. Возникало противоречие.
И все-таки кассирша каким-то образом продавала покупателям чеки на излишние обеды.
В воскресенье Носков пришел в комсомольский штаб. Среди дружинников он знал грамотных и смышленых ребят и теперь надеялся на их помощь. Задача состояла в том, чтобы трижды в течение дня купить в кассе столовой чеки и доставить их Носкову.
Вечером в комнате начальника комсомольского штаба Валерий разложил на столе девять стандартных кусочков плотной бумаги с машинописным текстом — добычу студентов, которая обошлась Носкову в два рубля.
Все чеки были пробиты на одном аппарате. Чеки, купленные утром, не вызывали подозрений. Зато чеки, приобретенные в середине и в конце дня, оказались сокровищем. Порядковые номера на них значились утренние, хотя проданы они были в двенадцать и шестнадцать часов.
Студенты пояснили, что чеки на первое и третье блюда кассирша пробила через кассовый аппарат, а чеки на второе, мясное, блюдо взяла из ящичка.
В понедельник Носков пришел в криминалистическую лабораторию. Здесь чеки осмотрели в ультрафиолетовых лучах. На тех, которые кассирша взяла из ящичка, обнаружили масляные пятна — бесспорное свидетельство того, что их коснулась рука повара-раздатчика.
Чеки в кассу шли с кухни. Рекогносцировка завершилась. Секрет Гулевского был открыт.
Теперь Носков знал, что делать. Прежде чем отдать Гулевскому новый визит, следовало раза три на протяжении десяти дней послать к нему студентов. Важно было доказать, что обворовывание потребителей совершается систематически.
Один из студентов высказал подозрение, что швейцар столовой, остроносая женщина, поставлена в вестибюле, чтобы предупреждать кассира и повара о появлении проверяющих. Когда студент, взяв чеки, направился с ними к выходу, женщина сразу подошла к будке и шепнула что-то кассиру. Ее поступок не остался незамеченным. Студент под благовидным предлогом тут же вернулся, и женщина снова подошла к кассиру и вновь что-то сказала ей.
— Эта щука угадает инспектора, наверное, по одним ботинкам, — уверял студент.
Его наблюдение Носков не оставил без внимания.
Именно поэтому десять дней спустя операция «Шницель», обсужденная у прокурора с участием работников БХСС, началась с того, что девушка-дружинница вежливо вызвала ничего не подозревающую «щуку» на улицу и передала ее постовому, который отвел женщину в дежурную комнату милиции.
Путь был свободен.
Первыми в столовую вошли государственный инспектор палаты измерительных приборов с мерным цилиндром в чехле и четверо заранее подобранных покупателей — молодых рабочих одного из заводов. Купив чеки, они вместе с инспектором сели за столики в зале. Их задача состояла в том, чтобы сохранить в целости до начала проверки поданные им обеды, которые предстояло потом взвесить или замерить и направить в пищевую лабораторию для определения калорийности. Их предупредили, чтобы они были бдительны, продавцы, повара и официанты имеют привычку, во время проверок нечаянно смахивать со стола вещественные доказательства.
Другая, более многочисленная группа, в составе Носкова, четырех понятых, двух оперуполномоченных, инженера-технолога управления торговли, бухгалтера-инвентаризатора из нейтральной организации и дознавателя милиции, должна была войти в столовую после сигнала инспектора.
Этом минуты не без волнения ждали в тени под огромным тополем все десять человек. Те из них, кому предстояло действовать на кухне — пожилой оперуполномоченный, который добыл первые сведения о Гулевском, бухгалтер-инвентаризатор, двое понятых-дружинников и Носков, держали в бумажных свертках белые халаты.
Ждать пришлось довольно долго, а это было опасно. Достаточно было Гулевскому или кому-нибудь из работников столовой случайно выйти на улицу и увидеть у входа в столовую Носкова, которого теперь знали в лицо, как вся тщательно подготовленная операция могла с треском провалиться.
Наконец из дверей показалась длинная фигура инспектора в старомодном пенсне.
— Обеды закуплены.
Носков обвел глазами присутствующих.
— Пойдемте!
Войдя в столовую, люди молча устремились каждый к своей цели, словно матросы на корабле по сигналу тревоги.
Дознаватель Бахтина столь спокойно и деловито подошла к двери кассы и открыла ее, нащупав через верх задвижку, что кассир Ступина, быстроглазая женщина, не успела произнести ни слова. Как только до ее сознания дошло — «милиция», она схватила что-то из ящика и крепко сжала в кулаке. Бахтина довольно энергично завернула Ступиной руку за спину, и пальцы кассира тотчас разжались. Оттуда в ладонь дознавателя упала большая пачка смятых чеков.
Столь же четко произвел выемку чеков из ячеек раздаточной кассы Носков. Через пятнадцать минут чеки лежали в инкассаторской сумке, под пломбой. Молоденькая повариха, та самая, которая когда-то выливала в умывальник компот, не успела прийти в себя, как все было окончено. На раздаточном столе Носков обнаружил несколько листков старых, в жирных пятнах, меню с черновыми записями о выдаче обедов на дом. На обороте имелись отметки о количестве мясных блюд, полученных от Гулевского на раздачу. Это был внутренний, нелегальный учет — святая святых воровской фирмы.
Составляя на столе, покрытом клеенкой, протокол, Носков с тревогой прислушивался к перепалке между Гулевским и оперуполномоченным. Повар не желал подчиниться работнику милиции и порывался выйти из кухни. Носков лихорадочно писал, чтобы скорее прийти оперуполномоченному на помощь. Как только повариха подписала протокол, Валерий и дружинники поспешили туда, где сбились в кучу все, кто был на кухне: и старик бухгалтер, и молоденький технолог, пришедшие для участия в проверке, и повара.
— Здравствуйте, Арнольд Иванович, — произнес вежливо Носков, протискиваясь к повару.
— Я не желаю с вами разговаривать. Я не арестован и прошу не прикасаться ко мне.
— Совершенно справедливо. Вы не арестованы. Однако мы просим вас выложить вот сюда, на подоконник, все, что у вас в карманах, а затем просим вас сделать нам другое одолжение: не лишать нас своего общества. Сейчас начнется инвентаризация, и вы должны, как материально ответственное лицо, при ней присутствовать. Без вашей подписи акт будет не совсем полноценным.
— Я ничего вам не подпишу.
— Мы ограничимся отметкой, что материально ответственное лицо при снятии остатков присутствовало, но акт подписать отказалось. А теперь, Арнольд Иванович, шутки в сторону. Предъявите содержимое ваших карманов!
Оперуполномоченный сделал знак дружинникам и вместе с ними приблизился к завпроизводством. Носков тоже шагнул к повару.
— От-той-дите! — выдавил разъяренный Гулевский. — С-сам отдам!
На подоконник легли: записная книжка, расческа, пухлый бумажник, носовой платок, пачка папирос «Казбек», черные светозащитные очки.
Бумажник оказался набитым денежными знаками, на подсчет которых потребовалось значительно больше времени, нежели на составление протокола выемки чеков. Записная книжка, кроме адресов женщин и телефонов гаражей, ничего интересного не содержала.
Как только понятые поставили свои подписи на документе, Носков отдал распоряжение начать перевеску продуктов, подсчет готовых блюд и полуфабрикатов. Только теперь молодой следователь понял, как предусмотрителен был прокурор, когда советовал включить в состав проверяющих инженера-технолога. Стоило в акт инвентаризации неточно записать название полуфабриката и степень его готовности, как искажался вес сырья и ставилась под сомнение правильность проверки. Позднее Гулевский такую неточность мог бы использовать против следствия, заявив, что обнаруженные излишки — не результат злоупотреблений, а следствие неправильного определения веса. Сейчас, глядя, как инженер-технолог уверенно диктует старику бухгалтеру наименование блюд и полуфабрикатов, Носков по достоинству оценил совет прокурора.