Время приближалось к полуночи. Пришелец с книгой в руках лежал на постели. Это был томик статей об искусстве и литературе Луи Арагона, изданный в 1957 году. Решив эмигрировать, Ипполит Исаевич начал интересоваться литературой о Франции. Арагона предложили ему в букинистическом магазине, и он, впрочем, без особой охоты, купил. Теперь, ожидая телефонного звонка Арвида, который должен был сообщить, как прошла операция с Павловым, он рассеянно перелистывал книгу, останавливаясь лишь на некоторых абзацах. С Арвидом условились так: если операция прошла благополучно, то есть если Павлов мертв, Арвид, услышав в телефонной трубке голос Пришельца, должен сказать: «Попросите, пожалуйста, Ивана Ивановича», на что, как положено, Ипполит Исаевич должен ответить: «Вы ошиблись номером». Если же, не дай бог, получилась осечка, Арвид должен спросить ответившего на телефонный звонок Пришельца: «Это квартира Захаровых?» И опять же в ответ: «Вы ошиблись номером». Одновременно это означало, что сейчас заявится Арвид собственной персоной и все объяснит.
Пришелец с беспокойством посмотрел на электронные часы — «00-04». «Начало первого, а от Арвида никаких вестей», — с беспокойством подумал Ипполит Исаевич и положил книгу на столик. Быстро сменялись зеленые цифры на электронных часах, и с каждой минутой нарастала тревога в душе Ипполита Исаевича. Он строил различные предположения, ища причину задержки с телефонным звонком. При этом и мысли не допускал, что может произойти что-то совсем непредвиденное, и Павлов останется жить. Живой Павлов представлял для Пришельца смертельную опасность.
Когда на электронных часах появились цифры «00-43» и нервы Пришельца превратились в натянутые струны, раздался телефонный звонок. Спокойствие и выдержка изменили Ипполиту Исаевичу: он схватил трубку и взволнованно сказал: «Я слушаю».
— Это квартира Захаровых?
— Нет, вы ошиблись, — упавшим голосом ответил Пришелец и осторожно положил трубку. В этот миг он ощутил какой-то странный звон в ушах, похожий на далекое жужжание шмеля. Минуту он лежал в постели как одеревенелый. Нестерпимо долго тянулась эта минута умственного и телесного оцепенения. А когда она закончилась, первое, что пришло в голову, была горькая полынная мысль: вот она, полосатая цикличность удач и неудач. Но он не пал духом, не потерял надежды: сознание своей силы, вера в себя вернули ему сатанинскую энергию и готовность к борьбе.
Когда через полчаса в дверь позвонили, он определенно знал, что это Арвид. Открыв дверь, жестом пригласил его в кабинет и ледяными застывшими глазами приказал садиться. Теперь он был внутренне собран, холоден, невозмутим. Арвид, волнуясь, рассказывал. Руки его дрожали, голос сипел. Но Пришелец не перебивал вопросами и уточнениями, выслушал Арвида молча и, когда тот кончил, резко поднялся. Вскочил и Арвид, вытянувшись в струнку.
— Ищите, — прошипел Ипполит Исаевич. — Ищите днем и ночью, всю Москву переворошите. И чтобы живым или мертвым… Лучше мертвым… Идите.
Поспешно выпроводив Арвида, Пришелец расслабился и дал выход своим эмоциям. Он метался по кабинету, скрестив на груди руки, и вслух ронял злые похабные слова по адресу и Павлова, и Арвида, и его подручного. Успокоившись, он ушел в спальню, лег в постель и стал анализировать случившееся и возможные для себя последствия. Он планировал, что нужно будет сделать завтра, какие экстренные меры предпринять. Прежде всего, как и условились, вечером побывать у Земцева и передать ему драгоценности. С утра увидеться с Зубровым и сказать, что Павлов — его шофер, кажется, попал в какую-то историю и находится в милиции. Пусть уточнит: где, в чем обвиняется, кто ведет дело. (А вдруг Павлов действительно в милиции?) И еще — встретиться с приятелем адвокатом, сказать, что, весьма вероятно, ему придется защищать Павлова, а возможно, впоследствии и его самого — Ипполита Исаевича. При этом надо тут же обещать ему вернуть расписку, где тот обязуется уплатить пять тысяч рублей — за кооперативную квартиру. Это в счет гонорара.
Он достал кулон. На какую-то минуту Ипполит Исаевич отключился от тревожных дум и с хищным восторгом и упоением наблюдал за сверкающим блеском бриллианта. Этот холодный блеск на какое-то мгновение осветил взбаламученную неожиданной неудачей душу Пришельца, осветил и тут же погас. А на смену горькой радости явилась печальная мысль: «Этот камешек может накликать, если уже не накликал, беду. Может, в нем самом, как в легендарном Лунном камне, таится рок». Ему вспомнилась вся семья Норкиных, и он живо представил себе, что творится сейчас на их даче.
В Абрамцеве после первого переполоха, после того, как Илья Маркович возвратился из Загорска от начальника милиции, которому сообщил об отравленной собаке и открытом окне, шла острая дискуссия по поводу странного ограбления. Забравшийся в дом вор ничего из ценных вещей не взял, кроме бриллиантового кулона. Дискуссия, впрочем, больше походила на семейную ссору. Илья Маркович утверждал с абсолютной уверенностью, что это дело рук Анатоля, жулика и проходимца, неизвестно откуда и как появившегося в их доме. От природы подозрительный и недоверчивый, он зятя невзлюбил с первого дня, как тот вошел в их дом.
— Папа, ты говоришь глупость, потому что ты не любишь Анатоля! — кричала Белла. — Анатоль не мог, не мог никак, даже если бы и хотел. Мы вместе с ним выезжали с дачи. Потом он спешил в аэропорт.
— А если он не поехал в аэропорт, а вернулся на дачу? — парировал Илья Маркович.
— Все равно не успел бы. Мы же следом за ним выехали. Вспомни: ты пришел с работы через четверть часа после того, как Анатоль уехал, и мы сразу же выехали на дачу. Не мог он, не мог, — истерично взвизгивала Белла.
— Через четверть часа, какая точность, — иронизировал Илья Маркович. — Ты даже время засекла, на всякий случай. Так? Да? — упорствовал Илья Маркович.
— Ты не справедлив, Ильюша, и в самом деле, ты пришел с работы через полчаса после отъезда Анатоля, — пыталась примирить две крайности мадам Норкина — женщина спокойная, рассудительная, относящаяся к зятю более терпимо, чем ее супруг.
— Ага, уже полчаса. Расхождение в два раза, — ехидничал Илья Маркович. — Больную мать придумал, сочинил. Может, у него никакой матери вообще нет, откуда мы знаем? Может, он подкидыш, детдомовец? А? Почему его мать на свадьбу не приехала? — Попытки дочери защитить мужа, доказать его невинность приводили Норкина в бешенство.
— Господи, да это же кошмар какой-то! — причитала Белла. — Больная женщина, мать. Я сама читала телеграмму…
— Правда, Ильюша, и я читала телеграмму. Нет, кто угодно, но только не Анатоль… Почему же он ничего другого не взял. Там и серьги и сберкнижки на предъявителя были. Все цело. Странно, очень странно. Совсем непонятно. Никакой логики. Сплошная мистика. Да, да, очень похоже. Какой-то рок. Кто-то охотился за кулоном. Я нахожу связь между засадой в Дядине и сегодняшним. Разве не так, Илья? Ты только подумай.
Илья Маркович думал, по крайней мере, он соглашался с женой хотя бы в том, что в поступках вора нет логики. И это обстоятельство поколебало его, и он уже готов был признаться — пока что самому себе — в том, что, возможно, погорячился и возвел на зятя напраслину. Но не мог Чон принять пищу от чужого! А если мог? «В порядке исключения»… Павлов, конечно, мошенник, предприимчивый, изворотливый, но все же мошенник, н в этом никто не сможет разубедить Илью Марковича, который, впрочем, и себя не считал непогрешимым.
Вскоре вспышка отчаяния сменилась ощущением несостоятельности своих доводов против Павлова. Связь между засадой на квартире ювелира — приятеля Пришельца — Бертулина и сегодняшним хищением кулона, после того, как о ней напомнила жена, теперь и ему, Илье Марковичу, показалась вполне возможной. Нет, в мистику он не верил, но тот факт, что кто-то охотится за кулоном, теперь для него был бесспорным. А если логически продолжать эту мысль, то получается, что «охотник» знает кулон, видел его. «Пришелец! — мелькнуло в сознании, — только он мог быть таким „охотником“. И раньше, как только обнаружили часы у Конькова, червячок подозрения на Пришельца зашевелился в голове Ильи Марковича. Он усилился после беседы с Добросклонцевым. Юрий Иванович произвел тогда на Норкина положительное впечатление. С ним можно иметь дело и быть до каких-то границ откровенным. Вот почему он, явившись в Загорский отдел милиции, спросил о Добросклонцеве. Только ему он мог признаться, что в тот раз сказал неправду, признаться и раскаяться. Кулон тогда на квартире Бертулина не был взят грабителями. До сегодняшнего дня эта семейная реликвия хранилась у своих законных хозяев. Конечно, пришлось бы выдержать унизительные минуты стыда, ссылаться на проявление слабости, что-то сочинять. Но делать нечего: Добросклонцев в отъезде, о кулоне и на этот раз он умолчал. Кулон исчез и, как считал Норкин, навсегда.
Коньков не объявлялся, исчез бесследно. Впрочем, почему бесследно, такого в природе не бывает, это вам скажет любой юрист, следователь. Но не все можно обнаружить. Тут многое зависит от профессионального искусства, того, кто ищет след, и изворотливости того, кто этот след прячет. В народе говорят: напакостил — и концы в воду. Мол, таких концов уже и днем с огнем не отыщешь. С Коньковым его бывшие «подельники» так и поступили, опустив труп в воды Черного моря. И все же Антонина Миронова не теряла надежды. Она доверяла своей интуиции, которая подсказывала ей, что Анатолий Павлов владеет разгадкой этой тайны. В то же время она знала, что юристы отрицают само понятие «интуиция» как не вещественное, которое к делу не подошьешь. Как бы то ни было, а дело с кулоном застопорилось, и сдвинуть его с места не удавалось. Впрочем, были в нем и маленькие удачи. Такой удачей Тоня считала «выход» на банщиков Алексея Соколова и Григория Хоменко, которых она «раскопала», изучая знакомства и связи Павлова. Собственно, ничего определенного, конкретного банщики не сказали. Да, среди их многочисленных клиентов бывал солидный (определение Соколова), респектабельный (определение Хоменко) Ипполит Исаевич со своим водителем. Кто такой Ипполит Исаевич? Надо полагать, ответственный товарищ, из руководящих, персона важная. Широкая, щедрая натура. Любит сервис и понимает в нем толк. На чаевые не скупится. А как Анатолий? Да никак — обыкновенный адъютант, услужливый, разбитной парень, веселый, остроумный. Не пьет, поскольку за рулем. Часто ли посещали сие заведение? Да как сказать — по погоде: зимой чаще, летом реже. Да вот с мая не появлялись.