Щоб мене було чути на девъяту стаю…
Ой, высока полонинка с витром говорила,
Як бы ей разораты - жито б народила.
Смолярчук повернул голову к молодому пограничнику, который все еще вглядывался и вслушивался в праздничную жизнь гор.
- Знаешь, как это здесь называется? «Веснование», «Ход на Полонины». В хорошее время начинается твоя пограничная служба на пятой заставе!
Тюльпанов, не отрывая взгляда от Карпат, сказал:
- Все у меня в жизни начиналось хорошо.
- Все? - недоверчиво спросил Смолярчук.
- Да, все. - Тюльпанов покраснел и улыбнулся. - Если бы даже сегодня не было «Веснования», если бы не светило солнце, а шел дождь или снег, гремел гром, все равно день был бы для меня хорошим.
- Это почему же?
- Таким уродился, - пошутил Тюльпанов. - Мать и отец с первого дня моей жизни настроили меня на такую волну, чтобы я видел и слышал только одно хорошее.
- Значит, на границе тебе делать нечего. У нас здесь одним хорошим не проживешь, - Смолярчук глянул на часы. - Пора бы и начинать!
Невдалеке, на южном склоне горы, густо заросшей буковым лесом, послышался резкий, продолжительный свист. Смолярчук приложил к глазам бинокль.
- Наконец!.. Пошли товарищ Тюльпанов. Старайся не отставать.
Витязь был уже на ногах, встревоженно визжал; натянув поводок, рвался вперед.
- Ишь, какой догадливый! Спокойно, Витязь, спокойно!
Спустившись с вершины горы, пограничники попали в старый лес, полный весеннего света, цветов, пения птиц, пчелиного жужжания и аромата разогретой хвои. Витязь, пущенный на обыск местности, обнаружил в густом ельнике тщательно замаскированный велосипед.
- Ну, что мы теперь должны делать! - спросил старшина, глядя на молодого своего напарника.
- Ставить собаку на след, искать велосипедиста.
- Правильно! Так и сделаем! След, Витязь! - скомандовал Смолярчук. - Ищи! Ищи!
Витязь сделал тройной круг по ельнику и, став на след, стремительно рванулся вперед. Преодолел овраг с бурным ручьем на дне. Пробежал поляну, промчался мимо водопада. Вскарабкался на крутой откос. Равнодушно проскочил мимо одной отары овец, догнал другую, с ходу врезался в ее гущу и с ожесточенным лаем бросился на большого барана, стал беспощадно трепать его и вдруг легко содрал шкуру. Под овчиной оказался человек. Витязь бросил шкуру, налетел на обманщика, схватил его за полу брезентовой куртки и свалил с ног.
Смолярчук весело, от души смеялся и, глядя на то, как овчарка треплет задержанного, поощрительно говорил:
- Хорошо, Витязь! Хорошо!
Смеялся и Тюльпанов. Смеялся и белокурый подпасок, вооруженный огромной трембитой. Смеялись и другие пастухи, опираясь на свои буровато-красные посохи, вырезанные из необыкновенно крепкого и красивого дерева - тисса. «Нарушитель» лежал на земле вниз лицом, закрыв голову руками. Витязь грозно рычал, положив ему лапы на спину.
- Витязь, ко мне! - скомандовал Смолярчук.
Собака покорно покинула задержанного, подбежала к инструктору, села у его ног, потерлась головой о колено. Почувствовав себя в безопасности, «нарушитель», то есть пограничник, которому в этом тренировочном поиске выпало на долю обозначать нарушителя, поднялся с земли. Теперь он был весь хорошо виден - худощавый, долговязый, с черной узкой полоской усиков.
- Ну, как, товарищ Волошенко? - подходя к «нарушителю», спросил Смолярчук.
Волошенко пожал плечами, скривил губы:
- Ничего особенного… Самая простая дворняжка найдет такого пахучего человека, как я. - Он достал белый платок, набросил себе на голову. - Вы забыли, кто я такой? Я же повар. Повар! Весь с ног до головы пропитан духом жареных котлет, масла, борща.
Снял платок, аккуратно сложил его, спрятал в карман.
- Так что зря не хвастайтесь. Советую записать эту победу Витязя на счет пищевой и вкусовой промышленности. - Волошенко остановился, перевел дыхание. - Товарищ старшина, а какие они… настоящие нарушители границы?
- Всякие бывают. Послужишь - увидишь.
Волошенко обнял атласный ствол молодой березки, приложился к нему щекой, нарочито запечалился:
- Все футбольные матчи команда «Трактор» проигрывала, когда я стоял вратарем. В лыжном походе лыжи ломались только у меня. На велогонках портилась обязательно моя машина. Неумелец я, одним словом, неудачник.
Говорил Волошенко серьезно, но глаза усмехались. Смолярчук отлично понимал его. Но Тюльпанов, еще не успевший разобраться в особенностях характера повара, не решился принимать его слова ни как горькую исповедь, ни как безобидное самоунижение.
Волошенко отстегнул от пояса пустую солдатскую флягу.
- Товарищ старшина, разрешите съездить к Медвежьему источнику за квасной водой.
- Поезжайте. Да побыстрее возвращайтесь.
- Слушаюсь. Вернусь быстро, - откликнулся Волошенко.
Через минуту он покатил по лесной дороге и скрылся. Смолярчук и Тюльпанов, улыбаясь, проводили взглядами «неумельца и неудачника». Закурив, Смолярчук сказал:
- Собаки, может быть, и знают, что он повар, а вот люди… Второй месяц кашеварит на заставе, а домой об этом ни слова, ни полслова не пишет.
- Соблюдает военную тайну? - не без ехидства спросил Тюльпанов.
- Стыдится. Как же, на заводе был токарем, а здесь повар!
- Неправильно это, - убежденно сказал Тюльпанов. - Меня, к примеру, хоть столбом поставь на границе - и то буду гордиться.
Смолярчук взглянул на молодого солдата:
- Ты, наверно, со временем будешь неплохим пограничником.
- Что это значит - со временем? - простодушно спросил Тюльпанов.
- Ну, скажем, через полгода. А может быть, и раньше, если не будешь жалеть сил на тренировку Витязя. - Старшина погладил овчарку, потрепал ее острое ухо. - Ум собаки - это труд человека.
Овчарка, повинуясь выработанному рефлексу, вскочила, подняла голову. Смолярчук привычным жестом уложил ее под кустом, сел рядом. Тюльпанов последовал его примеру. Пограничники расположились на зеленеющем косогоре с видом на солнечную Тиссу. Смолярчук достал платок, накрыл им влажное от пота лицо:
- Жарко, Витязь!
Овчарка бережно сняла фуражку с головы старшины, положила ее на землю.
- Спасибо, Витязь.
Тюльпанов был восхищен.
- Вы прямо-таки колдун, товарищ старшина!
- И ты будешь колдуном - наберись терпения.
Наклонившись к уху товарища, он что-то шепнул.
Тюльпанов, волнуясь, поднялся, робко скомандовал:
- Витязь, слушай!
Но Витязь даже головы не повернул к молодому пограничнику:
- Слушай! Слушай! - повторил Тюльпанов.
Витязь лежал с поникшими ушами, прижмурив глаза.
Смолярчук довольно ухмылялся.
- Да разве на такую команду откликнется уважающая себя собака? Нет в вашем голосе, товарищ Тюльпанов, ни власти, ни нежности, ни приказа, ни просьбы. Один пустой звук. Вот так надо командовать, смотрите!..
Лицо Смолярчука стало напряженным.
- Слушай! - сдержанно, вполголоса произнес он.
Витязь вскочил. Голова его с торчащими ушами настороженно поворачивалась во все стороны.
- Хорошо! - поощрил Смолярчук собаку. Повернувшись к Тюльпанову, добавил: - Вот так всегда и командуй. Витязь, отдыхай!
Собака опять легла, удобно устроив голову на вытянутых лапах, не сводя взгляда с инструктора. Смолярчук потрепал замшевые уши овчарки:
- У, зверь! Чего ты смотришь? Привораживаешь? Нет, брат, ничего не выйдет! Кончилась наша дружба. Понимаешь, кончилась.
- Товарищ старшина, жалко, наверно, расставаться? - спросил Тюльпанов.
- Конечно, жалко. Но хватит, отслужил свое. Скоро скажу: прощай, граница! - Смолярчук посмотрел на Тиссу, на весенние виноградники, на расцветающие сады.
Тюльпанов сочувственно молчал. Он уже догадывался, что происходило в душе Смолярчука.
- Товарищ старшина, нару… нарушитель, - вдруг зашептал Тюльпанов.
- Нарушитель? Где? - Смолярчук вскочил, оглядываясь по сторонам.
Встревожился и Витязь.
По тропинке, полого спускавшейся к берегу Тиссы, между двумя рядами цветущего терновника не спеша удалялась велосипедистка в летнем платье и жакете, с цветком в белокурых волосах.
Смолярчук посмотрел вслед девушке и улыбнулся. В его глазах была нескрываемая нежность.
- Ничего, ей можно нарушать погранзону. Это Алена Дударь. Аленушка. Вернулась из командировки. Две недели отсутствовала. Привыкай. Она три раза в день появляется на границе: контролирует уровень воды в Тиссе. Между прочим, хорошая дивчина. - Помолчав, стесняясь, добавил: - Вроде как бы моя симпатия.
- Невеста?
- Почему невеста? Разве я сказал?
- Про такое и говорить не надо: по глазам все видно. Что, разве не угадал?
- Угадал, брат, не буду отпираться. Я о ней сейчас день и ночь думаю, разные планы строю, как мы жить будем в Сибири, где она будет работать, где я.
- Одни строите или вам, товарищ старшина, и Аленушка помогает?
- Так она еще не в курсе дела.
Тюльпанов удивленно раскрыл глаза:
- Как это - не в курсе?
- Очень просто: она еще не знает о моих планах.
- Не знает, что вы на ней жениться хотите?
- Не говорил ей об этом.
Тюльпанов расхохотался.
Смолярчук не нахмурился обиженно, не бросил на товарища осуждающий взгляд: наоборот, поддержал его дружелюбной улыбкой, хотя причина смеха ему была непонятна. Уверенный в своей правоте, он не допускал мысли, что Тюльпанов смеялся над его словами, но на всякий случай спросил:
- Ты чего гогочешь?
- Так… - Тюльпанов сделал серьезное лицо. - Свою женитьбу вспомнил. Целый год, дурак, терзался: пойдет или не пойдет за меня Таня, стою я ее или не стою.
- Ну, вышла?
- А то как же! У нас с ней, товарищ старшина, такая любовь! Рассказать?
- Не надо. Неинтересно про чужую любовь слушать. Про свою сейчас буду разговаривать. Подожди меня тут.
Тюльпанов был разочарован тем, что ему не удалось поговорить о молодой жене.
- Товарищ старшина, я дополнительно потренируюсь, - сказал он.