— Я понимаю необходимость проверки, но пребывать в праздном безделье в то время, когда другие работают на пределе человеческих возможностей…
— Могу успокоить вас, Павел Алексеевич. Пока оформляется допуск, вы будете выполнять мои личные поручения, казенного характера, разумеется. Как видите: Богнар — не бог нам. — Генерал улыбнулся нечаянному каламбуру.
— Благодарю вас, ваше превосходительство.
С этого момента беседа вошла в русло конкретных дел. Домосоенов рассказал Павлу Алексеевичу о предстоящей работе, об особенностях снабжения войск в условиях отсутствия собственной военно-экономической базы, о недостатке транспортных средств, о преступно низкой производительности погрузочно-разгрузочных работ…
— К великому сожалению, история ставит перед нами слишком много проблем, но прискорбно мало выделяет средств для их решения.
— Ваше превосходительство, мне представляется, что военно-экономической базой нашей священной борьбы является экономика всех стран Согласия. Ведь, в сущности, мы являемся их передовой ударной группировкой. В этом смысле наш военно-экономический потенциал мощнее, чем у Советов.
— Позвольте заметить вам, дорогой Павел Алексеевич, что армия способна побеждать только отечественным оружием.
— Истинные патриоты России, господин генерал, готовы использовать любые средства для борьбы до конца.
Генерал поморщился и, внимательно глядя на Наумова из-под густых с проседью бровей, сказал:
— Надо драться, но не обманывать себя. Русские люди слишком склонны быстро переходить от отчаяния к радужным надеждам, часто необоснованно. — Он медленно, устало поднялся, удерживая Наумова жестом на месте. — Прошу вас, Павел Алексеевич, как только устроитесь, поезжайте на Графскую пристань. Там надо организовать отправку грузов в Феодосию, для британских пулеметных курсов. Именно организовать. Работы на пристани вообще ведутся из рук вон плохо.
— Ваше превосходительство, на мой взгляд, там необходимо…
Генерал поднял руку:
— Ох уже мне эти энтузиасты!.. Сначала, батенька мой, побывайте там, присмотритесь, а уж затем продумайте, что необходимо сделать.
— Наша команда, господин генерал, выгружалась на Графской пристани, выгружалась недопустимо долго, и я имел возможность присмотреться.
— Любопытно, любопытно. Вот уж поистине: пришел, увидел, победил. Ну-с, что же вы там увидели, батенька мой? — Густые брови генерала приподнялись, выражая интерес и внимание.
…Утром генерал Домосоенов позвонил начальнику контрразведки и попросил ускорить оформление допуска к секретной работе на полковника Наумова.
— А вы, Антон Аркадьевич, его хорошо знаете?
— Познакомился только вчера вечером, но, смею вас заверить, достаточно хорошо. Кстати, дорогой Ференц, я уже поручил ему руководство работами на Графской пристани. Видимо, завтра он и начнет…
— Позвольте, ваше превосходительство, — полковник перешел на официальный тон, — без проверки… Да это же прямое нарушение приказа главнокомандующего.
— Прежде всего, господин полковник, — ответил Домосоенов, не пытаясь скрыть недовольства тоном контрразведчика, — то, что находится на пристани, знают не только портовые рабочие, ездовые, а весь Севастополь. Кроме того, полковник Наумов взялся устранить в порту беспорядки и значительно ускорить погрузочно-разгрузочные работы. Его предложения в этом смысле заслуживают серьезного внимания. Кстати, вы приписывали все красным саботажникам, а полковник Наумов — неправильной организации работ.
— Одно другого не исключает, — сухо произнес Богнар и спросил: — Где сейчас Наумов?
— Устраивается в гостинице «Кист», но должен заехать в управление, чтобы оформить документы.
— Прошу вас, ваше превосходительство, предоставить мне возможность побеседовать с ним.
— Разумеется. Между прочим, ваш новый подопечный может быть вам полезен не в меньшей мере, чем те, услугами которых вы пользуетесь… Он недурно разбирается в коммерческих делах.
Домосоенову было известно, что шеф контрразведки добывает экспортные свидетельства, по которым вывозятся на шхуне «Ютурна» крупные партии ценных товаров. Экспортер из ведомства торговли и полковник Богнар довольны друг другом.
Намек Домосоенова был понят.
— Благодарю вас, Антон Аркадьевич, за добрый совет. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы возможно скорее проверить Наумова и оформить допуск.
Через некоторое время Богнар уже входил в гостиницу.
Беседа, вернее — допрос велся недолго, но стоил обоим много сил.
— Полковник Наумов, Павел Алексеевич? — спросил Богнар, едва показавшись в двери занимаемого Наумовым номера.
«Полковник Богнар», — догадался Павел. Он его таким и представлял по фотографии, которую показывал ему в Ростове Артамонов: молод, порывист, даже стоит, чуть подавшись вперед. Гладко причесанные с отблеском волосы и вытянутый вперед подбородок усиливают это впечатление. А смотрит — будто целится из нагана.
— С кем имею честь?
— Кому принадлежало это имя до того, как вы его присвоили? — с предельной прямолинейностью спросил Богнар, не оставляя сомнений относительно характера беседы-допроса.
— Моему отцу — инженеру Англо-Кубанского нефтяного общества.
— Где вы служили последнее время?
— Начальником тыла третьего корпуса Западной армии адмирала Колчака.
— Не долго ли вы добирались до нас?
— Я был ранен в последних боях на реке Тобол в середине февраля, когда у вас на юге также все было предопределено. О том, что войска генерала Деникина отошли в Крым, я узнал в лазарете. Нас хотели перебросить в Верхнеудинск, а затем через Кяхту — в Монголию, в войска генералов Унгерна и Резухина. Я бежал из лазарета. Что было дальше — долгий разговор.
— О-о! Тут уж гарантия, что на запрос о вашей личности ответа не последует. Почему вы не продолжали борьбу там, на востоке, а избрали путь более опасный?
— Меня не устраивала эмиграция в Китай. Азиаты, знаете ли…
— Назовите командира и начальника штаба этого корпуса.
Наумов улыбнулся и перечислил всех должностных лиц.
— Вам, полковник, не повезло, — с твердой определенностью сказал Богнар. — Офицеры, личность которых мы не можем установить с предельной достоверностью, на работу в крупные штабы не допускаются. А чтобы на проверку не тратить зря времени, прибывающих из Средней Азии, Прибалтики и Сибири направляем в боевые части.
Полковник Наумов твердо, в тон ему, ответил:
— А кто вам сказал, что я стремлюсь попасть обязательно в ставку. Я готов ехать куда угодно, но в соответствии со своим званием и занимаемой должностью. — Он резко поднялся. — Если ваш принцип комплектования не позволяет правильно использовать опытные офицерские кадры в целях нашей борьбы, я готов стать в боевые порядки атакующих войск.
Богнар улыбнулся, обнажив мелкие белоснежные зубы и крупные десны. В следующее мгновение улыбка исчезла, и глаза его снова прицелились в Наумова:
— Браво, полковник, брависсимо! В ваших словах прозвучали независимость, достоинство и воинский патриотизм… Честь имею!
…Павел, мысленно «прокручивая» события этих двух недель, с нескрываемым интересом разглядывал Врангеля. На ум пришли слова генерала Домосоенова: «Если вы, батенька мой, не видели нового вождя нашей многострадальной армии, идите на торжественный молебен. В такое время взвалить на себя тяжкое бремя великой ответственности за судьбы священной борьбы против взбунтовавшейся черни может только человек, отмеченный милостию божией. Печать ее лежит на его лице».
«Да, в нем есть что-то необычное, — подумал Павел. — Массивный подбородок? Слишком длинная шея?… А уши! Без мочек, заострены кверху, огромны и прижаты, как у норовистого жеребца… Ну и, конечно, позер — стоит, будто перед объективом фотоаппарата».
Епископ Вениамин вернулся к аналою. Раздались воинские команды. Полки гулко отстучали шаг на месте и перестроились в резервный порядок. Главнокомандующий поднялся по ступеням к памятнику адмиралу Нахимову и обратился к войскам и к народу, собравшемуся на площади:
— Слушайте, русские люди! — начал он резким властным голосом и высоко вскинул руку. — Слушайте, за что мы боремся… За поруганную веру и оскорбленные святыни!.. За прекращение междоусобной брани!.. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе хозяина!.. Я верю, что господь не допустит гибели правого дела. Зная безмерную доблесть войск, я непоколебимо верю, что мы дождемся светлого дня возрождения единой неделимой России… Помогите мне, русские люди, спасти родину!
Главнокомандующий закончил речь, и церковный хор грянул: «Ныне прославишься, сын человеческий…»
Началась церемония возложения венков. Офицеры, несшие первый венок, подошли к памятнику и замерли. Врангель прикоснулся к венку.
В течение апреля главнокомандующий возложил венки к памятникам прославленным флотоводцам Лазареву, Корнилову, Истомину и другим героическим россиянам. И всякий раз в его душе крепла уверенность, что роль, отведенная ему самому в истории многострадальной родины, позволит благодарным потомкам воздвигнуть еще один памятник. Ему.
Врангель представил этот памятник в бронзе, на массивном постаменте именно здесь, на этой площади. Памятник Нахимову уже теперь можно перенести на Малахов курган — туда, где адмирал был смертельно ранен. Стоит же памятник адмиралу Истомину в том месте Камчатского люнета, где он погиб…
Последним был возложен венок от начальника управления снабжения генерал-лейтенанта Вильчевского. Сделать это было поручено генералу Домосоенову и полковнику Наумову.
Возложив венок, Наумов отошел к группе офицеров, составивших «второй эшелон» свиты главнокомандующего, и стал наблюдать за продолжением церемониала. Готовилось установление иконы святого Николая-чудо-творца.
…Подойдя к памятнику адмиралу Нахимову, дьякон Савелий поставил киот у основания постамента и помог его преосвященству установить в него икону. Наблюдая за этой церемонией, Павел не заметил, как к нему подошел полковник Богнар.