В дом Кардонов вошел один.
— Товарищ Салонов, — сказал он тоном, который давал понять, что разговор будет официальным и кратким, — тяжелая обстановка, сложившаяся в связи с наступлением войск Врангеля, обязывает нас перейти к активным действиям.
— Слава тебе, господи, — оживился дьякон, — начались дела праведные, а то засиделся, яко боров во хлеву.
Кардонов оглядел гостиную. Дьякон успокоил его:
— В доме никого нет, прислуга во флигеле. Впрочем, пройдемте в молельню, туда никто не заходит.
Молельня располагалась в смежной комнате. В красном углу был киот со старинным образом благовещения в позолоченной ризе и кипарисовый крест, а рядом аналой.
Дьякон перекрестился, прочел фразу из просительной ектеньи и повернулся к Кардонову:
— А теперь я к вашим услугам.
— Сегодня мы должны исправить ошибку, которую допустили у памятника адмиралу Нахимову…
На лице дьякона не дрогнула ни одна черточка, как будто речь шла об очередной церковной службе.
Кардонов продолжал:
— Сейчас Врангель, Кривошеин и Глинка находятся на приеме в английской миссии. Через два часа они сядут в автомобиль, чтобы возвратиться в Большой дворец. Но они не вернутся… Ваша задача спрятать у себя двух наших товарищей после выполнения задания. В городе в это время начнутся повальные обыски и проверки, а они не местные. Сможете это сделать?
— В том честь моя и святая обязанность.
— Ну, вот и договорились. Пароль: «Мне бы исповедаться, батюшка». Отзыв: «Знать, грех большой, коли ночью…» До свиданья.
Оставшись один, Салонов заметался по гостиной, не зная что предпринять. Сначала он кинулся к окну, проследил, что ночные посетители действительно ушли, и наглухо задернул темные шторы. Затем постоял несколько минут в размышлении: «Если успею доложить Богнару… О-о, вот оно наконец настоящее дело!»
Стремительно войдя в спальню, Салонов сбросил рясу и переоделся в мирскую одежду.
Модный, английского покроя костюм, коротко и аккуратно подстриженная борода и не очень длинные волосы придавали ему вид человека, принадлежащего к артистическим кругам. Сунув в портфель наган, Салонов направился к черному ходу. Во дворе он осмотрелся, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, осторожно пошел в дальний угол. На Таможенной улице повернул налево и, дойдя до Екатерининской, направился по ней в сторону гостиницы «Гранд-отель». Еще издали штабс-капитан заметил, что свет в кабинете полковника Богнара горит, и ускорил шаг.
У самого здания Салонов увидел двух человек. Он понимал, что встреча у входа в управление контрразведки может быть не случайной, и прошел мимо. Затем быстро оглянулся и уверился в своей правоте: они стояли недалеко от ворот, делая вид, что прикуривают. «Это проверка… Стоило мне повернуть во двор „Гранд-отеля“, они пристрелили бы меня! — мелькнула у него догадка. — А может быть, я ошибаюсь?» Он решил обойти вокруг квартала и вернуться сюда. Несколько раз он оглядывался и напряженно всматривался в темноту. Свет фонарей выхватывал из тьмы бледные круги улицы. Ветер раскачивал деревья, создавая таинственную и зловещую игру света и теней. Где-то в глубине двора, мимо которого он проходил, раздался истошный крик женщины: «По-мо-ги-те!» Кто-то с кабацкой бранью догонял ее. Возле самой калитки преследователь настиг свою жертву. Нервы штабс-капитана дрогнули, и он бросился бежать к своему дому.
Только проскочив лаз в заборе и заперев его, Салонов остановился, прислушался: «Кажется, никто не гонится». Он настороженно стоял в темноте под густыми кронами деревьев, растущих вдоль забора. И вдруг ему послышался тихий шорох листьев. Он инстинктивно прижался к стволу и торопливо вытащил из портфеля наган. Тишина… Но теперь Салонову показалось, что в этой кромешной тьме кто-то притаился, следит за ним, и, если он выйдет на дорожку, освещенную фонарем, его пристрелят.
Его охватил озноб. Он с трудом проглотил густую, липкую слюну. Сзади кто-то тихо и спокойно сказал:
— Руки вверх, господин провокатор.
Эти слова будто клинком полоснули его. Острая боль пронзила грудь, спазмой сжала горло. Перед глазами поплыли светлые круги, усыпанные яркими бликами. Они медленно-медленно угасали…
Генерал Домосоенов зашел в кабинет Наумова и, устало улыбнувшись, сказал:
— Завтра, батенька мой Павел Алексеевич, все главное завтра. Теперь поздно, поедемте домой.
Павел поднялся из-за стола.
— Кстати, Павел Алексеевич, — спохватился генерал, — сегодня мне доложили, что в рабочих подразделениях продолжают увеличиваться случаи дезертирства. Вчера, например, исчез фельдфебель рабочей роты. Вы знаете об этом?
— Я считал, что он в самовольной отлучке. Загулял где-нибудь, — неуверенно предположил Наумов. — За ним такой грех водится.
— Возможно. Но скорее всего сбежал. — Увидев на лице Наумова недоумение, генерал объяснил: — Бегут, батенька мой, из Крыма, как крысы с тонущего корабля. Так-то вот. Ну-с, собирайтесь. Я вас подвезу домой.
Возле ворот дома Наумова они простились. Павел прошел в свой флигель. На ходу вынул ключ и едва дотронулся до двери, как сзади раздался тихий голос, от которого он вздрогнул:
— Здрасте, Павел Лексеич. На автомобиле изволите ездить. А у меня ить жеребец молодой, резвай, автомобиль обгонит, ей-богу. Прикажете подать?
— Мефодий Кириллович! — обрадовался Наумов.
— В гости пригласите, вашвыскобродь?
— Заходи, заходи. — Павел быстро отомкнул дверь и, широко раскрыв ее, пропустил Манова.
Мефодий Кириллович остановился в дверях:
— Только я не один.
В этот момент из густой тени вышел невысокий коренастый человек. Правая рука была опущена в карман пиджака. Павел понял, что это тот случай, когда карманы стреляют. «Значит, мне действительно не доверяют». Он прошел в зал, зажег свечи, обращаясь к Мефодию Кирилловичу, спросил:
— Вы, товарищ Манов, допустили непростительную ошибку. Можно не доверять, подозревать, но в наших условиях это обязывает немедленную и самую жестокую проверку. Вы заподозрили меня, но не проверили, и вот результат. Я не смог передать вам… — Он посмотрел на Лобастова… — вам, Гавриил Максимович, сведения о готовящемся наступлении в Северной Таврии.
— Откуда вы знаете, кто я?
Наумов улыбнулся:
— Товарищ Артамонов показывал мне ваши фотографии. Я сразу узнал вас.
Казалось, ссылка на Артамонова должна бы вызвать у Гавриила Максимовича ряд вопросов, но он промолчал.
Павел решил, что настало время назвать пароль. Услышав его, Лобастов насторожился. Пароль был действителен только на территории имения «Мелас», в случае, если бы Наумов сам прибыл туда. Вместо ответа на него Лобастов спросил:
— Где сведения, о которых вы упоминали?
Наумов вытащил портсигар, с которым никогда не расставался. Теперь в нем было уже несколько папирос, мундштуки которых, если их развернуть, исписаны условными знаками.
Лобастов бегло взглянул на одно из донесений. На лбу его появились морщины, но он продолжал проверку Наумова по разработанному плану:
— Надо ночью завтра взорвать склады боеприпасов на мельнице Родонаки. С этой целью с вами свяжется ваш знакомый дьякон Савелий Салонов. Взрывчатку мы доставим вам в чемодане. Ваша задача занести чемодан в здание мельницы и оставить в кабинете начальника склада. Там, сбоку дивана, будет стоять точно такой.
— Я же сказал Мефодию Кирилловичу, что дьякон Савелий Салонов подозрительная личность и никаких дел с ним иметь нельзя. Что касается самого плана, он мне кажется не очень эффективным. Прежде всего, в этом складе хранятся в основном обмундирование, разные второстепенные материалы, амуниция. Есть приказ: вооружение и боеприпасы грузить в железнодорожные эшелоны прямо с пристаней. Там и надо взрывать. Заодно будут выведены из строя и пирсы. — Он взглянул на часы и, шагнув к Лобастову, сказал: — Я не знаю, что вы задумали, но должен предупредить: после двадцати четырех часов, то есть через три часа, в городе будут производить обыски, патрулирование, аресты. Видимо, перекроют все дороги.
— Причина?
— Если все пройдет благополучно, склады боеприпасов на Угольной пристани взлетят в воздух.
Несколько секунд Лобастов изучающе смотрел на Наумова и обдумывал разговор, который хотя и сложился не так, как он намечал, но зато значительно облегчил проверку. Назван запасной пароль. И взрыв… Если он произойдет, то все в порядке. «Надо узнать, как идут дела у Кардонова», — решил Лобастов.
— Ну-ка, Мефодий Кириллович, на своем вороном — быстро к Кардонову, узнай обстановку и предупреди о возможном взрыве.
Кирилыч ушел, а Лобастов сел на табуретку возле двери.
— Где ваш ординарец?
— На задании, связанном со взрывом.
— Настолько вы ему доверяете?
Наумов коротко рассказал Лобастову о Саше.
— Преданный революции хлопец, — заверил он.
— Есть связи с рабочей ротой?
— По моим сведениям, там работает подпольная группа во главе с Шаховым Иваном Ивановичем.
Условный стук в дверь прервал их разговор. Вернулся Мефодий Кириллович.
— Дьякон Салонов вышел из своего двора через потайной лаз в заборе и завернул было к зданию контрразведки, — запыхавшись, выпалил Кирилыч.
— Почему они решили, что он шел именно к Богнару? — спросил Лобастов.
— Так ить дьякон Салонов был в гражданском костюме, при портфеле. Хотел свернуть во двор «Гранд-отеля», а узрел наших и прошел мимо. Оглянулся, а наши стоят. Он — быстрее, а потом бросился бежать и нырнул в тот же заборный лаз.
— Объясните мне, что все это значит, — потребовал Наумов.
Лобастов рассказал о проверке дьякона Савелия Салонова.
— Как видите, он действительно оказался провокатором.
Воспользовавшись паузой, Кирилыч хлопнул кнутовищем по голенищу ичига и хрипловато сказал:
— Так ить помер он.
— Как то есть помер? — не понял Лобастов. — Его должны были взять живым!
— Э-э, да его кондрашка с перепугу стукнула, сердце лопнуло. Да и то сказать, многие ныне так становятся покойниками.