— Распрягай, Саня! Будем отдыхать дотемна.
В лесу Аркадьев пустился перечислять бесконечные способы нашей казни, когда будет свергнута «комиссаро-чекистская власть на святой Руси». Борода рассмеялся.
— Вы только умеете произносить бессмысленные угрозы, а дать оценку настоящей работе вам не под силу, вы ведь стратег, белоручка!
Аркадьев продолжал сыпать проклятья и только после угрозы получить «затычку в рот» умолк.
— Так будет спокойнее, — удовлетворенно отметил Борода. Он достал из-под сиденья саквояж и спросил Аркадьева: — Ваш?
Тот молча кивнул головой.
— Давай, Саня, пока есть время, перепишем вещи задержанного, — предложил Кирилл Митрофанович, — чтобы ничего не потерялось и не попортилось.
— Стоит ли, — заволновался Аркадьев, — там личные вещи, бельишко…
— Такой уж порядок! Начнем, Саня!
В кармане пыльника у Аркадьева нашелся чистый блокнот и синий карандаш. Я приготовился к работе.
В саквояже, поверх «бельишка», лежал пистолет «стеер» и стояла большая жестяная коробка, доверху наполненная завернутыми в бумагу круглыми столбиками. Борода развернул один, из него в чемодан посыпались золотые монеты.
Борода присвистнул: «Не плохое бельишко, царское!» На дне чемодана, под коробкой, лежало большое количество золотых колец, женских браслетов и серег. Дополнил эти ювелирные изделия массивный золотой портсигар. Борода повертел его в руках, прочел вслух выгравированную на крышке надпись: «Дорогому доктору Петкевичу Казимиру Станиславовичу — в день его семидесятилетия от благодарных жителей города».
— Да-а! Ничего не скажешь, — протянул Борода, — целый ювелирный магазин, да еще в придачу банковская касса! — Он начал разворачивать и пересчитывать золотые монеты. Кроме монет и золотых изделий, здесь лежала перетянутая резинкой толстая пачка денег. Кирилл Митрофанович взял ее в руки, посмотрел несколько бумажек и, не став считать, обратился ко мне:
— Наши, меченые! Когда будешь записывать деньги, сбоку пометишь — подлежат возврату в хозяйственный отдел Губчека, как взятые там для проведения операции «Тачанка».
В опись я включил содержимое чемоданчика, все найденное оружие и сделанные нам генеральские подарки: часы с цепочкой, мой костюм, сапоги и кубанку.
Внимательно прочитав, Борода спросил:
— Значит, гражданин Аркадьев, это все ваши личные вещи?
Низко опустив голову, Аркадьев молчал. Его безобразный шрам стал багрово-синим, на лбу выступил пот.
— Допустим, — с иронией рассуждал Борода, — допустим, а как же портсигар? Он снова перечел: «Дорогому доктору Петкевичу». Так, так! Стало быть, вы доктор?
Аркадьев промычал что-то нечленораздельное.
— А я-то думал, — продолжал Борода, — военачальник, стратег, а вы вовсе не генерал и не доктор, а просто ворюга! Да еще, наверно, воровали чужими руками! — И Борода с презрением плюнул. — А теперь, гражданин Аркадьев, подпишите акт. Для такого дела я вам развяжу руки.
— Ступай к черту! — выдавил Аркадьев.
— Мы уже там побывали, погостили! — насмешливо сощурился Борода. — Не хотите подписывать, не надо. Нам и так поверят. А теперь слушайте наши порядки. Ехать будем по ночам, а днем отдыхать. Если кто попадется навстречу и вы попробуете крикнуть — пеняйте на себя! Мы люди решительные. Будете благоразумны — развяжу, нет — так и просидите двое суток. Понятно?
— Я уже сказал тебе, убирайся к черту! — прохрипел Аркадьев. — Буду кричать, буду!.. А когда люди услышат…
— Высказались? — очень вежливо спросил Борода. — Вы уж меня извините, но, как поедим, роток я вам завяжу. Не люблю в пути шума, а у вас характер, похоже, крикливый.
Аркадьев только заскрипел зубами.
— Перекусим, да в путь, — решил Борода и предложил поесть генералу.
— К черту! — огрызнулся тот.
Не торопясь мы поели.
Я спрятал продукты и стал запрягать сибирок. Борода вытащил из-под сиденья карабин и кобуру от маузера. Карабин он дал мне, а маузер вложил в кобуру и повесил через плечо.
— Теперь, палка-махалка, мы можем и дальний бой принять, — весело сказал мне Борода и повернулся к Аркадьеву. — Как у него бой? Не раскидывает по сторонам?
— Спросите у комиссаров, что от него смерть приняли! — снова огрызнулся белогвардеец.
Кирилл нахмурился.
— Что ж, придется его без характеристики испробовать, может быть, даже на вас, гражданин Аркадьев, если будете недисциплинированны.
13
Когда совсем стемнело, мы начали собираться в дорогу. Борода сел рядом с Аркадьевым, вежливо попросил:
— Откройте рот, чтоб я не причинил ущерба вашей бесценной челюсти.
— Вы что хотите? — встревожился Аркадьев.
— Ничего, только вот носовой платочек вложу в рот, чтобы вам не застудиться.
— Палач! Хам! Да как ты смеешь! — взвился генерал, пытаясь ударить Кирилла связанными ногами, но Борода спокойно делал свое дело и приговаривал:
— Голос вам надо поберечь. Много у вас спросят, много придется отвечать.
Вскоре Аркадьев мог только мычать от злости. Кирилл же послал меня разведать выезд из леса.
Некоторое время, притаившись в придорожных кустах, я прислушивался. Солнце уже садилось. Длинные вечерние тени легли на землю. Вокруг было тихо. Я решил было выйти на дорогу, но вдруг издалека, со стороны Жердевки, раздался топот. Вскоре появился всадник. Это был Гусар. Я бегом вернулся и доложил Бороде.
— Эх, черт возьми! — расстроился Кирилл Митрофанович. — Наверно, что-то забыли передать. Гусар побывал в Жердевке, а может, и дальше. Там тачанку никто не видел, вот он и заметался. Больше ждать нельзя!
Борода вывел лошадей на дорогу. Отдохнувшие сибирки резво взяли. Правил Борода, а я с карабином наготове охранял тыл.
Было уже совсем темно, когда мы, никого не встретив и даже не потревожив собак, проехали Жердевку.
— Пронесло! — обрадовался Кирилл. — А я уж думал: не миновать нам боя. Только бы Гончары проехать без шума. Каких-нибудь десять, от силы двенадцать верст — и все в порядке!
Неожиданно мы очутились на берегу довольно широкой реки и увидали причальные мостки. По-видимому, здесь был перевоз.
Борода сошел с тачанки, постоял в задумчивости, тихонько присвистнул, сказал:
— Вот так номер, палка-махалка! Похоже, что Ворскла, а если Ворскла, то мы взяли сильно вправо. Попробую перегнать паром. Он быстро разделся, взял кольт и поплыл на боку, держа пистолет над водой. Я застыл в томительном ожидании.
На том берегу что-то зазвенело, послышались глухие удары, а потом на воде зачернело большое пятно, постепенно принявшее очертания парома. Вскоре паром тихо причалил к мосткам. Борода бросился к одежде.
— Еле-еле цепь отомкнул, — стуча зубами, рассказывал он. — Хорошо еще, что замок жиденький попался. А кольт, наверно, попортил: я им, как ломиком, орудовал. Давай заводи коней. Ай, сколько времени потеряли!
На рассвете (верстах в пятнадцати за Гончарами) мы расположились на дневку в глубоком овраге, густо заросшем кустарником и невысокими деревьями. По дну оврага протекал ручеек.
Борода снял с тачанки Аркадьева, развязал ему руки, вытащил из его рта платок и гостеприимно предложил:
— Отдыхайте, гражданин Аркадьев, набирайтесь сил, впереди еще одна ночь.
Управившись с лошадьми, мы отдали должное стряпне старой Бабашихи: и пирожки, которые мы запивали ледяной родниковой водой, и курочка после тревожной ночи показались необыкновенно вкусными.
Аркадьев от завтрака отказался.
— Зря, зря, гражданин Аркадьев, — посетовал Борода. — Что может быть полезнее для здоровья, чем ранний завтрак на лоне природы? Или вы голодовку объявили?
Аркадьев что-то буркнул и отвернулся.
— Что ж, дело ваше, насильно кормить не будем! — усмехнулся Борода. — Ты, Саня, поспи, а я немного поскучаю с генералом: больно он стал неразговорчивый.
Я лег под кусты на попону и сразу провалился в сон.
Солнце висело высоко, было, наверно, уже часа четыре, когда меня растолкал Борода.
— Вставай, вставай, палка-махалка! Нужно ехать дальше!
— Как же мы днем?..
— А так же, как и ночью!
— Да я не об том, а…
— Акать нечего! — строго сказал Борода и зашептал мне в ухо: — Нас обнаружили. Что-то в кустах зашумело, я — туда. Пистолет держу в руках. Смотрю, парнишка пасет корову. Увидал меня, испугался да как стреканет прочь с криком: «Караул!» Сейчас он всю округу подымет.
Пока я запрягал сибирок, Борода связал руки Аркадьеву. Генерал, очевидно, уже понял, что сопротивляться бесполезно, и, когда Борода поднял его и посадил в тачанку, Аркадьев заговорил:
— Послушайте, я даю вам честное слово офицера, что не буду кричать, только не вяжите мне рот.
— А вы знаете, что по этому поводу написал один великий человек? Не знаете? — И Борода продекламировал: — «…С волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой…» Попробую вам поверить, хоть и не надо бы перечить дедушке Крылову. Но предупреждаю!..
— Спасибо, солдатское спасибо… А пугать меня не нужно — моя песенка спета. Еще раз спасибо… — Неожиданно голос генерала стал жалобным.
— Чего это вы вдруг солдатом стали, ваше превосходительство?
— Молодой человек, — уже напыщенным тоном заявил Аркадьев, — все военнослужащие, от рядового до генерала — солдаты родины!
— А кем их считать, когда они идут против своей родины? — спросил Борода. Аркадьев опустил голову, промолчал, и Борода подытожил разговор: — Я бы вам сказал, гражданин, да вы и сами знаете…
По дороге мы встречали и обгоняли крестьянские подводы, запряженные медлительными волами. Дядьки вежливо здоровались и долго смотрели нам вслед. Мы миновали две небольшие деревни и выехали к развилке дорог. Неподалеку на лужке хлопчик лет десяти пас овец. Борода подозвал его и спросил, как называются ближайшие села. Пастушок долго молчал, рассматривая тачанку, потом почесал ногой об ногу и спросил:
— А вы куда едете? Кто вам нужен?
— Да никто нам не нужен, только интересно, как называются села, — ответил Борода.