Я молча указал на текст, Курилов кивнул и сказал:
— Мы решили тщательно осмотреть сарай. Денька через два будем знать, что в нем. Поскольку вам знаком этот сарай, пригласим вас свидетелем на будущий судебный процесс…
— У вас уже есть все авторы этих «нот»? — усомнился я.
— Почти, почти, — забубнил Курилов. — Недостает лишь нескольких, тогда весь «оркестр» будет в сборе.
— Оркестр? — переспросил я. — Неужели «музыкантов» столь много?
— Чему же удивляться? Ведь кое-кого вы уже знаете.
— Не могли бы вы их назвать, заодно объяснив роль, которую каждый играл в этом «концерте»? — предложил я.
Курилов на мгновение задумался, затем улыбнулся:
— Попробуйте-ка, хоть на минуту поставить себя в мое малозавидное положение и сами оцените каждого из «музыкантов»! Учтите при этом, что именно вы и начали первым распутывать всю историю.
— Но вы же знаете о ней куда больше, чем я…
— Вы охотник, — не без лукавства проговорил Филипп Филиппович, — вы умеете преследовать зверя без всяких профессиональных криминалистических хитростей. Послушаю вас с удовольствием. — Он поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету.
— Придется начать с конца, — сказал я, — потому что лишь папка с «нотами» помогла понять, о чем, собственно, шла речь.
— Это облегчает вашу задачу, у нас такого преимущества не было.
— Зато было сто других, — нашелся я. — У вас много сотрудников и всяких других возможностей…
— А как же иначе? — засмеялся Курилов и добавил серьезно: — Каждый гражданин обязан быть бдительным, тем более если он охотник. Почему бы и ему не выследить какую-нибудь тварь, в данном случае двуногую. Ведь так?
— Почти, почти, — повторил я тоном Курилова. Он опять засмеялся:
— Годится… с удовольствием вас послушаю.
— Этот Блохин… — неуверенно начал я.
— А хотели начать с конца, — заметил Курилов.
— Неудобно снимать рубашку раньше, чем пальто, — опять нашелся я.
— Что же, ваша правда, — рассмеялся Курилов. — Это и на самом деле неудобно.
Его хорошее настроение меня вдохновило, и я спокойно начал:
— Все, что связано с Блохиным, — история с медвежьим салом, немецкие патроны, случай с лайкой, его сомнительное знакомство с Хельмигом — позволяет мне сделать вывод, что этот человек стал изменником родины и активно включился в преступную деятельность. Он организовывал фотографирование важных строек в пограничных лесах, был проводником Хельмига и его компаньона. Фотоснимки, рисунки и записи в «нотной» папке доказывают, что страстный «фотолюбитель» Блохин либо делал их сам, либо кому-то помогал. Ведь ясно, что только отличный знаток местности мог собрать воедино столь основательный материал, годный для подробной карты. Одно только остается для меня загадкой: почему и каким образом в той глухомани он сумел войти в связь с немцами…
— Все? — поднял голову Курилов.
— В общих чертах, да.
— Я ждал от вас большего. Придется мне завершить расстановку сетей, в которые попал хищник.
— Попал? Скорее: попадет, — заметил я.
— Будьте спокойны. Блохин в них запутается очень скоро, — уверенно сказал Курилов и продолжал: — Разумеется, я не всевидец, такой стреляный воробей, как он, сумеет спрятаться в самой незаметной щели… Целых три недели мы рылись в его прошлом, жаль, раньше оно никого не заинтересовало. Это была нелегкая, но не напрасная работа. Нам удалось, например, выяснить, что Блохин вовсе никакой и не Блохин. Если бы об этом узнали в лесном поселке, то, конечно, не поверили бы. Как так, Аркадий Аркадьевич вовсе не Аркадий Аркадьевич? Быть того не может! Оказывается, может. Его отец прежде был крупным торговцем леса, и Аркадий учился в Петрограде. Отец не жалел денег, парень развлекался, бездельничал и не доучился. Сразу же после начала мировой войны был призван в царскую армию и объявился только в 1928 году. Его отец после Великой Октябрьской революции эмигрировал в Латвию, в Ригу, о чем мы знали и раньше. А сын… Он приехал, когда жизнь деревни становилась на новые рельсы. И не один приехал, а с тетей Настей, которая стала домашней хозяйкой. Помогал местному Совету организовывать колхозы. Отец был крупным торговцем? Но, позвольте, он с ним давно разошелся?! Сын активно сотрудничает с новой властью, почему он должен отвечать за отца? Так или примерно так он отвечал на недоуменные вопросы…
— Кто же, собственно, этот Блохин? — спросил я.
— Еще неделю назад я бы, пожалуй, не смог вам ответить, — признался Курилов. — Это племянник старого Блохина, Герман Крюгер, сын его сестры, которая вышла замуж за владельца рыбного магазина в Риге. Он настолько похож на двоюродного братца, что мог себя свободно за него выдавать, втерся в доверие местных жителей, а позднее там и женился.
— Нет ли здесь какой-нибудь путаницы? — вмешался я. — Ведь тетя Настя до замужества носила фамилию Крюгер.
— Никакой путаницы, — возразил Курилов, — просто нас ввели в заблуждение. Тетка Настя заполняла анкеты, как хотела, точнее сказать, как ей было приказано. Из архива, который случайно сохранился, узнали, что она является женой дяди этого фальшивого Аркадия, то есть его тетей, и, естественно, потому носила фамилию Крюгер.
— Ничего себе, семейное древо, — заметил я. — И все-таки непонятно, почему эта пара обосновалась в далекой деревушке под фальшивыми именами еще в 1928 году? Ведь там тогда ничего интересного не было.
— Вы забываете, что речь идет о пограничной полосе, — пояснил Курилов. — Там уже давно свили гнездо агенты и резиденты капиталистических разведок. Не исключено, что у нашей двоицы было какое-то задание, а для начала она должна была втереться в доверие.
— Гм, выходит, по-вашему, они торчали там целых семь лет, дожидаясь своего часа? — засомневался я. — А разве эта папка для «нот» не служит доказательством того, что «Блохин» весьма активно работал на вражескую разведку?
— Сейчас — да. А раньше? У нас есть опыт, Рудольф Рудольфович. Этот опыт говорит, что шпионские центры могут глубоко законсервировать своих агентов на долгие годы.
— Что ж, вам и карты в руки, — согласился я.
— И неплохие карты, — засмеялся Курилов. — Они не говорят, что речь идет обязательно о гитлеровских агентах. Есть у немцев немало любознательных соперников. Например, за каналом…
— Вы имеете в виду англичан?
— Именно, — кивнул он. — Они охотно используют прибалтийских немцев, которые работают на своих германских хозяев. Видите ли, против первого социалистического государства рука об руку борются все империалисты, хотя их интересы порой и расходятся. Именно так произошло и в нашем случае. Например, удалось установить, что отец фальшивого Блохина был мелким судовладельцем, которого перед мировой войной протежировала крупная гамбургская компания «Хапаг». Во время войны он потерял одно из своих судов, после возникновения самостоятельной Латвии его взяли на службу англичане, в частности, белфастская судостроительная фирма «Герланд и Вольф» и судовладельческая компания «Ивертон», которые тесно связаны с «Интелидженс сервис». Герман, сын старого Крюгера, то есть наш фальшивый Аркадий Блохин, служил в войсках белогвардейского генерала Юденича, а потом перешел к английским интервентам, которые высадились в Мурманске. После победы Красной Армии Герман жил в столице Латвии — Риге, которая стала местом сборища всевозможных «бывших» людей из царской России. О том, что он там делал, точно неизвестно. Работал якобы в фирме своего отца, а когда тот в 1925 году умер, он промотал все наследство. Его тетя — Настя — уже в 1924 году приехала в Энгельс, главный город республики Немцев Поволжья, что по тем временам было очень просто: у нее там нашлись знакомые. Но уже тогда ее приезд преследовал вполне определенные цели. Тетя Настя происходит из состоятельной немецкой семьи. В старом Петрограде этой семье принадлежала большая ювелирная фирма, которая была даже привилегированным поставщиком «его величества»… Понятно, что после Октябрьской революции фирма перестала существовать. Ее владелец сумел вовремя собрать чемоданы и убежал в Латвию. В Петрограде он оставил очень способного и преданного «своего» человека, потому что считал, что власть рабочих и крестьян в России не удержится. А в том, что этот человек в течение семнадцати или восемнадцати лет оставался верным слугой своего господина, мы могли убедиться…
Курилов, подчеркнув последнее предложение, так выразительно на меня посмотрел, что я повторил:
— Могли… Значит, я также? Курилов засмеялся:
— Живое доказательство — у вас дома.
— У меня дома? — удивился я.
— Если, конечно, не на прогулке… — лукаво улыбнулся Филипп Филиппович.
Кажется, я начал догадываться:
— Дружок?
— Разумеется. Нам удалось найти его хозяина, очень помог в этом товарищ Усов. Он выспросил всех служащих железнодорожной станции Лобаново, один из них оказался полезным. Он с детства немного знает немецкий. Когда он услышал незнакомцев говоривших по-немецки, — по одежде это были два ленинградца и один местный, железнодорожник его не узнал, но мы догадались, что это был Блохин, — ему представился случай убедиться, что кое-что, в немецком языке од понимает. Ленинградцы уезжали и требовали от того местного, который здесь оставался, чтобы он во что бы то ни стало нашел какую-то лайку, при этом несколько раз было произнесено имя Риго. Очевидно, так звали пса. Начали поиск в Ленинграде. Безрезультатно. В обществе владельцев чистокровных охотничьих собак под этим именем было зарегистрировано три пса, но все оказались легавыми. Тут нам помог председатель секции владельцев лаек. Когда он услышал, что речь идет о чистокровной лайке, то высказал предположение, что она происходит из Карелии. Задали мы работы нашим органам в Петрозаводске! И вот, пожалуйста: через неделю был найден первый хозяин; три года назад лайка участвовала на Всекарельской выставке охотничьих собак и получила серебряную медаль. Но ее хозяин заболел, охотиться уже не мог и с тяжелым сердцем расстался с лайкой, продав ее новому хозяину, который сейчас живет в Ленинграде. Его фамилия Купфер. Это он дал лайку на время Хельмигу.