е уже чувствовался страх. Он вел себя вызывающе и тем не менее надеялся, что не все потеряно.
— На основании шпионской деятельности в пользу третьего рейха.
— Это еще нужно доказать! Я обращусь за помощью к нашему консулу, и вы ответите за насилие над иностранным гражданином, — снова взорвался Хельмиг.
— Господин консул не сможет помешать расследованию, об этом вы бы должны знать… Разумеется, мы сообщим, что он может не ждать вас на очередном «пивном» вечере, поскольку вы арестованы, — спокойно сказал Курилов.
Врач спросил, нужно ли подготовиться к отправке в тюремную больницу, и когда Курилов кивнул, удалился.
Хельмиг затих, губы у него задрожали, веки задергались, он закрыл лицо ладонями. Через несколько мгновений, словно приняв решение, резко оторвал руки и тоскливо проговорил:
— Господин Курилов…
Филипп Филиппович обернулся и молча посмотрел на Хельмига. Во взгляде Курилова не было ни ненависти, ни угрозы — только спокойствие и уверенность. Тогда Хельмиг решился:
— Господин Курилов, не мог бы я все-таки остаться здесь?
— Не исключаю такой возможности. Но при одном условии — вы должны ответить на мои вопросы.
— Что вы хотите знать? — тихо спросил Хельмиг.
— Почему, куда и с чем уехала Хельми Карлсон?
Хельмиг тяжело вздохнул, вытер лоб рукой и не без колебаний начал:
— Хельми — моя приятельница, вы, очевидно, понимаете, мне не хотелось бы ей повредить…
— Заверяю вас: что бы вы о ней ни сказали, ей это никак не повредит.
Хельмиг радостно воскликнул:
— Так она уже в Финляндии?
— А у вас были основания в этом сомневаться?
— В известной мере, да, — признался Хельмиг.
— Говорите точнее, — настаивал Курилов.
— У нее не было выездной визы…
— Она хотела перейти границу нелегально? Хельмиг кивнул.
— Почему же она избрала незаконный способ? Ведь у нее был шведский паспорт, она вполне могла попросить визу на выезд из СССР.
— У нее были свои основания, — сказал Хельмиг и, помолчав, добавил: — она хотела избежать таможенного осмотра на границе.
— Что же она везла контрабандой?
— Драгоценности, — вынужден был признаться Хельмиг.
— Те, что без ведома Блохина вы присвоили в тайнике лесного сарая в Лобанове? — быстро спросил Курилов.
Хельмиг во всю раскрыл рот, его лицо снова выражало ужас, он хрипло спросил:
— Кто вам это сказал?..
Курилов усмехнулся.
— Вы слишком любопытны, Хельмиг. Достаточно и того, что об этом знаем мы… А теперь вспомните все, обдумайте каждое слово, от этого очень много зависит: кто, кроме вас, знал о поездке Карлсон?
— Думаю, что никто.
— Вы или ошибаетесь, или не говорите правды.
— Никому я даже словом не обмолвился. Это и понятно, ведь… — и Хельмиг сник.
— Понимаю: вы хотели тайно увезти драгоценности, на которые зарились и другие. Но они тоже не спали…
— Боже, боже, что вы говорите?
— Бог с этими делами не имеет ничего общего, — сказал Курилов и добавил: — кто вас тут еще навещал?
Хельмиг не отвечал. Он протянул к Курилову трясущуюся руку и умоляюще сказал:
— Пожалуйста, прошу вас, ответьте: удалось Хельми добраться до Финляндии?
— Не удалось.
— Что же с ней случилось? Скажите, пожалуйста, скажите…
— Плохое случилось, очень плохое. Хельмиг прошептал:
— Она арестована?
Курилов мотнул головой и просто сказал:
— Случилось нечто худшее — она мертва.
— Это неправда, нет, нет, это не может быть правдой! — отчаянно воскликнул Хельмиг и замахал руками.
Курилов молча вынул из портфеля медицинское заключение о смерти. Хельмиг впился в него глазами, дотом закрыл лицо и простонал:
— Я… Я в этом виноват!
Через несколько минут он выпрямился и прохрипел:
— Кто ее убил? Или… застрелили при переходе границы?
— Она была убита и ограблена в поезде.
— В поезде? Ах, мерзавцы…
— Кто именно? — прервал его Курилов. — Назовите их!
— Блохин, только Блохин мог это сделать, — казалось, Хельмиг вот-вот заплачет.
— Послушайте, Хельмиг, вы бы сделали доброе дело, если бы сказали все. Сам Блохин не мог совершить этого убийства. У него должны быть помощники.
Лицо Хельмига исказилось болезненной гримасой. Он начал сквозь зубы, а потом дошел до истерики:
— Негодяи, они хотят моей крови, потому что я умнее их… Ха-ха-ха… Я плюю на третий рейх, слышите? Эти головорезы собирались меня убить, как собаку… Да, да, потому что я хотел жить, как человек. Скажу вам, скажу откровенно… У меня в Мюнхене есть брат. Он служил в банке и состоял в руководстве одной из организаций социал-демократической партии. Я никогда не занимался политической деятельностью — зачем, к чему? Брат по глупости или по легкомыслию недооценил силы нацистов и активно против них выступил. Его арестовали. Не будь этого, они бы меня никогда не завербовали. Что мне оставалось делать? На одном из вечеров в нашем консульстве мне передали письмо моего брата Эрнста. Он с мольбой писал о том, что я могу вызволить его из беды, если соглашусь на условия господина, передавшего письмо. Если я отвергну эти условия, дорогой ценой заплатит он, его семья, возможно, и наш старый отец, потому что в рейхе знают о выступлениях брата против нового порядка. Если я их приму, то и мне на родине будет обеспечено безбедное будущее. Брат пришел к выводу, что национал-социалисты завоевали большинство немецкого народа и превратят Германию в цветущую великую державу. Долго я колебался и все-таки под давлением семейных привязанностей согласился, принял условия и продал душу дьяволу. Брата, правда, выпустили из тюрьмы, но меня… меня взяли за горло. Вот так… Вот так всё и было…
Хельмиг прерывисто дышал, кашлял, хрипел. Курилов слушал с напряженным вниманием. Он подал ему стакан воды. Хельмиг выпил и немного спокойнее, хотя по-прежнему волнуясь, продолжал:
— Я говорю вам об этом без свидетелей. Значит, потом могу отказаться от своих слов, и никто ничего не докажет… Не кивайте так головой, это меня раздражает… Если вы говорите правду и Хельми действительно мертва, то для меня игра проиграна. Да, я нашел тайник под сараем. Блохин никогда о нем не говорил, а потом, когда я узнал о драгоценностях, тщательно их охранял. Это меня и разожгло. К тому же именно тогда я понял, что он работает на кого-то еще. Иначе откуда у него столько английских денег? Драгоценностей в подвале было много! Говорят: украсть у грабителя — значит, списать половину своих грехов. Вот я и решил, что драгоценности, взятые в подвале, не очень отяготят мою совесть. Зато они вполне смогут обеспечить приличное существование в какой-нибудь стране. Вы можете сказать, что тем самым я бросил брата с семьей к дьяволу. Ошибка, большая ошибка. Браг со всей семьей и отцом живет сейчас в Швейцарии, он писал из Цюриха, письмо у меня на квартире. Выехать из Мюнхена ему помогли старые связи. Немецкий государственный банк имеет в Цюрихе свою клиентуру, и дальновидные акционеры безукоризненно «арийского» происхождения используют любой случай, чтобы перевести туда свои капиталы. Возможно, им и там понадобились надежные люди — выбор пал на моего брата. Он теперь уже в безопасности, а я должен трястись от страха, ожидая, что однажды защелкнется замок и я окажусь в клетке. Сокровища, спрятанные в лесном сарае, были для меня как дар небес; я увидел в них руку судьбы: иди, возьми и уезжай!
— Гм, — отозвался Курилов, — а вам не пришло в голову обратиться к нам? Это был бы честный поступок человека, который утверждает, что ненавидит гитлеровцев и служит им только по принуждению. Вы бы облегчили свою вину, с вами бы ничего не случилось, вы могли спокойно продолжать у нас работу. Но для вас важнее были драгоценные камни и золото, которые, между прочим, принадлежат нашему государству. Вот так! И вы захотели с их помощью обеспечить безбедную жизнь за границей. Вы ведь сами об этом сказали, не правда ли?
Хельмиг заморгал глазами, мотнул головой и, не отвечая на вопрос Курилова, тихо продолжал:
— Я медлил с отъездом и влип в историю с этой проклятой охотой. Ведь мне было приказано завязывать знакомства с представителями разных национальностей, входить в их общество, поэтому я и поехал с вашими друзьями… Но я не предполагал, что вы меня повезете в Лобаново, а о том, чтобы я не ездил, меня предупредили слишком поздно: письмо Купфера Хельми передала в машине. Это была роковая ошибка. Ночью появился Блохин, который дня за два до этого обнаружил, что в его складе недостает некоторых «мелочей». Он не ошибся и шел ко мне наверняка. Дело в том, что в подвале под лесным сараем я курил сигару и бросил от нее этикетку. Это меня и выдало — никто из нашей группы, кроме меня, не курил сигар «Шиммельпфенниг». Блохин, угрожая, требовал, чтобы я вернул взятые мной драгоценности, но и я пригрозил выдать его за сотрудничество с англичанами. Такой грех можно искупить только смертью. Блохин слишком хорошо знал, что его ожидает, и предложил пойти на мировую: за мое молчание он соглашался отдать половину драгоценностей, взятых мною. Я сказал, что подумаю до утра. Дальше вы знаете, утром свидание не состоялось, вместо него Блохин послал свинцовое поздравление, которое едва не свело меня в могилу. По вполне понятным причинам я и словом не обмолвился о том, что знаю, кто в меня стрелял…
Хельмиг ненадолго замолчал, облизал пересохшие губы и, выпив воды, продолжал:
— Я был столь неосторожен, что оставил эти драгоценности в своей квартире. Правда, я их хорошо запрятал, но вы знаете наших людей: они найдут иголку в стоге сена. Когда я в больнице пришел в себя, моей первой заботой было увезти клад. Благодаря любезности здешнего персонала мне удалось связаться с Хельми, которой я это и поручил. Однако неожиданно у меня появился фон Лотнер. В деятельности нашей группы…
— Вы имеете в виду разведывательную деятельность? — прервал его Курилов.
— Скажем так: информационную, это звучит лучше, не правда ли?
— Дело не в названии, а в сути, — быстро сказал Курилов. — Продолжайте!