небольшой парк.
Успокоившись после первых минут радостной встречи с сыном, Мария Викторовна без умолку рассказывала ему о последних письмах отца, о знакомых сверстниках Виктора. Поглядывая на сына, она сокрушенно вздыхала:
— Ох! Скорей бы уж все это кончилось! Отец на фронте, так ему ж нельзя иначе — военнообязанный он. А ты-то чего? Малой еще. Неужто без тебя не побьют германца?
Виктор не знал, как утешить мать, и отмалчивался. Ему хотелось побыстрее распрощаться с ней и отправить обратно в город. К тому же из-за ложного стыда он боялся встретить лейтенанта Пархоменко (вдруг тот потом будет называть его маменькиным сынком). Именно поэтому Виктор внимательно всматривался в каждого встречного, пытаясь заранее разглядеть лейтенанта, чтобы вовремя свернуть с матерью на другую аллею. Но… лейтенанта Пархоменко нигде не было видно.
Когда же на одной из аллей показалась Таня, Виктор кивнул на нее и сказал матери:
— Видишь, девчонка, не больше меня, а в партизанах воюет.
Мария Викторовна глубоко вздохнула и ничего не ответила. Не более двух часов провел Виктор с матерью, а когда она уехала, побежал разыскивать Таню. Нашел он ее в парке. Девочка одна сидела на скамейке и читала книгу. Виктор подсел к ней и спросил:
— Чего читаешь?
— «Войну и мир», — не отрываясь от книги, ответила Таня.
— Интересно?
— Ага…
— Ты кем хочешь быть, когда вырастешь? — неожиданно спросил Виктор.
Таня подняла свои голубые глаза и пристально посмотрела на Виктора.
— Я — врачом. Людей лечить буду. А ты?
Виктор не ожидал встречного вопроса и несколько замешкался.
— Ну, кем же ты будешь? — настойчиво повторила Таня.
— Хочу в летчики, — неуверенно сказал он.
— Наверно, вчера, после кинофильма, решил?
— Не, я этот фильм до войны видел. Еще в школе с ребятами пели про любимый город.
— А какой твой любимый город?
— Ворошиловград и… Москва. После войны обязательно, поеду в Москву, посмотреть хочется…
— Я Харьков люблю. Перед войной один раз там с отцом была, на всю жизнь запомнила.
— А живете где?
— Село Валки. То между Харьковом и Полтавой.
Таня замолчала, видимо вспомнив родные места. Притих и: Виктор. Некоторое время ребята сидели молча.
— Айда на пруд лягушек стрелять! — предложил вдруг Виктор.
— У меня патронов мало.
— Сколько?
— Две обоймы, по семь штук.
— Подумаешь, одну расстрелять можно.
— А как семь на двоих поделим?
— Твой пистолет, значит, четыре — тебе, а мне — три. — Видя, что Таня колеблется, Виктор проговорил: — Ну не жадничай… Пойдем… Я загадал…
— Что загадал?
— Если хоть в одну лягушку попаду, буду летчиком, а если нет, значит, не судьба.
— Эх ты, а еще в летчики захотел… У летчиков знаешь какой характер? Им все нипочем. Летчик решит что-нибудь — обязательно своего добьется.
— Откуда ты знаешь?
— А вот знаю. У нас в отряде был один летчик. Сбили его под Киевом. Я его дядей Васей звала. Так он что скажет — обязательно сделает. Задумал раз мину смастерить- и смастерил. Потом этой миной немецкий эшелон под откос пустил.
— А что? Я просто так загадал, — оправдываясь, перебил ее Виктор. — Могут и по здоровью не взять. Айда, пойдем постреляем.
— Ладно уж, уговорил! — рассмеялась Таня.
Она сорвала с ветки зеленеющий молодой листочек и, заложив им страницу, захлопнула книжку.
— Только, чур, я первая буду стрелять, — тихо сказала она, поднимаясь со скамейки.
— Ладно! — согласился Виктор. — Твой пистолет- тебе начинать.
Вскоре со стороны пруда послышались редкие одиночные выстрелы.
Капитан Потапов приехал в санаторий во время завтрака. До Первого мая оставалось еще два дня, и появление Потапова в столовой было для Виктора Пятеркина полнейшей неожиданностью. Завидев его еще в дверях, Виктор выбежал из-за стола.
— Здравствуйте, Владимир Иванович! Вы кого ищете?
— Никого не ищу. К тебе в гости пожаловал, — сказал Потапов, не выпуская руку паренька из своей огромной ладони.
— Пойдемте завтракать.
— А у тебя что, лишняя порция есть?
— Не-е, здесь официантки хорошие. Мне всегда добавку дают, когда попрошу. Чего-нибудь и для вас найдут.
— Нет, Виктор, спасибо. Я уже завтракал. А ты иди доедай. Я тебя в садике подожду. Разговор у нас будет с тобой серьезный.
Виктор опустил глаза.
— Небось из-за лягушек, — пробурчал он виновато.
— Какие лягушки? — не понял Потапов. — Иди, иди. Ешь. Поговорим после завтрака.
Он подтолкнул Виктора к столу, а сам повернулся и направился к выходу.
«Уже нажаловался», — подумал Виктор, вспомнив скандал, который учинил начальник санатория ему и Тане за стрельбу но лягушкам. Тогда Виктор был счастлив, что убил не одну, а целых две лягушки. Но радость эта была омрачена появлением возле пруда какого-то майора, оказавшегося начальником санатория. Тот накричал и на Виктора, и на Таню, грозил выгнать обоих из «лечебного учреждения». Эти слева особенно запомнились Виктору. А потом, пригласил их к себе в кабинет, записал, из каких частей они сюда прибыли, обещал сообщить командованию об их поведении, а под конец забрал у Тани пистолет и спрятал его в свой сейф…
Больше всего Виктвр переживал за Таню. Он чувствовал себя виновником всех ее неприятностей. И не знал, как искупить перед ней вину. К счастью, на другой день Таня уже забыла о происшедшем и сама позвала Виктора прогуляться до пруда, а вскоре история со стрельбой по лягушкам и у Виктора вылетела из головы.
Теперь же неожиданное появление капитана Потапова заставило его вновь вспомнить об этом. Доедая котлету с макаронами, Виктор думал о том, что скажет капитан Потапов. «Небось будет стыдить. А может, и не пустит больше к Дубровскому». Обжигаясь горячим чаем, Виктор выпил всего полстакана и выбежал из столовой.
Капитан Потапов прогуливался неподалеку.
— Ага, уже подкрепился? — спросил он, завидев паренька; Виктор молча кивнул.
— Ну, тогда пройдемся по парку. — Потапов положил рук Виктору на плечо. И этот жест, и ласковый голос капитана, казалось бы, не предвещали ничего плохого. — Ты лейтенанта Пархоменко помнишь?
Виктор был готов к любому вопросу, но этот оказался для него столь неожиданным, что, прежде чем ответить, он удивленно посмотрел на Потапова.
— Ты молодец, — сказал тот. — Язык за зубами держать умеешь. Это похвально. Лейтенант Пархоменко на ту сторону собирался, поэтому и спрашивал у тебя про Малоивановку. Ну да ладно, другой человек нашелся, рассказал ему все, что нужно. Только теперь ему это уже ни к чему. — Потапов глубоко вздохнул, помолчал немного и продолжал: — Война, брат, ничего не поделаешь. Нет больше лейтенанта Пархоменко. Погиб при переходе линии фронта.
Виктор ничего не ответил. Комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы.
— Он о тебе хорошо говорил. Сказал: «Этот хлопчик мне по-душе. Я бы с ним в любую разведку пошел». А сам не дошел… — Потапов молча подвел Виктора к первой попавшейся скамейке и предложил: — Присядем, сынок.
Он впервые так назвал Виктора, и тот понял, что никакого разноса за лягушек не будет. Они сели рядом. В парке было тихо. Где-то в листве весело щебетали птицы.
— Ну, рассказывай, как себя чувствуешь? Как нога? — спросил Потапов, пытаясь заглянуть в глаза паренька.
— Хорошо, Владимир Иванович! Я давно выздоровел. Даже бегать могу.
Боясь, что капитан может усомниться в его словах, Виктор попытался было встать, чтобы показать, как он бегает, но Потапов удержал его за рукав:
— Ладно, ладно. Я тебе и так доверяю.
— Значит, после праздника пустите меня к дяде Лене?
— После праздника, говоришь? А тебе хочется здесь первомайский праздник отпраздновать?
— Ага. У нас концерт будет. Московские артисты должны приехать. Интересно.
Потапов глубоко вздохнул, задумался на мгновение, потом спросил:
— А если без концерта останешься, обидно будет?
— Как так? — удивился Виктор.
— Понимаешь, сынок, — Потапов опять положил руку Виктору на плечо, — лейтенант Пархоменко к Дубровскому шел. А дело-то, видишь, как обернулось. Теперь на тебя надежда. И откладывать никак нельзя. Командованию нужны точные сведения о противнике. Возможно, у Дубровского кое-что уже есть. А без связного как он их нам передаст? Подумали мы и решили, если ты чувствуешь себя хорошо, надо еще до праздника отправляться тебе к Леониду.
— Я согласный, — торопливо проговорил Виктор. — Война ведь теперь, Владимир Иванович. Думаете, я концертов не видел? Насмотрюсь еще, когда немца прогоним…
— Ишь какой шустрый! — рассмеялся Потапов. — Ты с ответом не спеши. Поначалу скажи мне честно, нога не болит?
— Не… Вот смотрите…
Виктор вскочил со скамьи, запрыгал на одной ноге.
— Это у тебя здорово получается. А боль-то чувствуешь?
— Не… Даже ни капельки не больно.
— Ну тогда садись. Продолжим наш разговор. Потапов дождался, пока Виктор сел рядом с ним.
— Сегодня останешься еще здесь. Я должен договориться о месте перехода через линию фронта. Обеспечим тебе хорошее огневое прикрытие. Вероятнее всего, будешь переходить там же, где вы с Дубровским шли. Там тебе дорога до Малоивановки хорошо известна.
— Ага, я там все помню.
— Вот и прекрасно. В Малоивановке остановишься у сестер Самарских. Если у них от Дубровского есть весточка, будешь действовать, как он просит. Если нет — подождешь. Но не больше десяти дней. За это время присматривайся, какие части проходят, куда направляются. Следи за опознавательными знаками на машинах. Тогда с головой собаки у вас с Дубровским хорошо получилось. Эту собачью голову австрийские части на своих машинах рисуют. Для немцев легенда у тебя останется прежняя. Искал, мол, родителей. Не нашел и вернулся в Малоивановку. Здесь тети хорошие. Приглашали пожить у них, покуда отец с матерью не отыщутся. Понял? Кстати, Евдокии Остаповне письмо от мужа передашь. Отыскал я его.