анию Сайфутдинову. И даже сейчас этого не избежал, когда все его тело, как сдавленная резина, испытывало сильное напряжение. Оттого он лишь вяло помахал ей рукой. Тем временем пролетка с Гостинодворской улицы резко повернула на Воскресенскую, и девушка исчезла из виду. Исчезла и мысль о ней. Чекиста целиком охватила томительная мысль о товарняке, о Бабаеве. Его не отвлекали ни удивленные прохожие, испуганно шарахавшиеся по сторонам при виде мчавшейся с грохотом повозки, ни даже свисток милиционера, невесть откуда вынырнувшего на Арском поле. Чекист лишь механически произнес вопросительно обернувшемуся к нему извозчику: «Гони, гони. Не останавливайся».
И когда с левой стороны замелькали деревья старинного Арского кладбища, Измайлов предупредил извозчика, чтоб тот остановился перед мостом через овраг, по дну которого шла железная дорога.
Еще за две сотни метров до моста чекист увидел черные клубы маслянистого дыма, поднимавшегося из оврага. Судя по дыму — паровоз шел быстро. В нем все оборвалось: «Не успел! При такой скорости не догонишь».
Решение пришло неожиданно.
— Гони на мост! На мосту остановись!
Чекист спрыгнул с пролетки, подбежал к краю моста, перелез через перила и, выждав, когда предпоследний вагон с открытым верхом, наполовину загруженный гравием, оказался под ним, прыгнул вниз. Упал, покатился вдоль вагона, пока резко не уперся о его металлический борт. Собственно, мост едва возвышался над паровозной трубой — и скорость падения сверху не столь была опасна, сколько скорость движения самого состава. Но Измайлов точно рассчитал момент прыжка, а гравий и вовсе этот риск свел к минимуму.
Он поднялся на ноги и увидел, что товарняк отстукивает колесами на том месте, где было крушение поезда, расследование которого и привело его сюда вновь. Чекист подошел к углу вагона и выглянул из-за борта. Ведь судя по всему, в последнем вагоне должен находиться Бабаев. И он не ошибся. Из узкой щели створок вагона высовывалась голова человека, за которым он так бешено гнался! Настороженные взгляды их встретились! Какой-то миг они глядели друг на друга. Потом одновременно подумали, что в сложившейся ситуации без пистолетного диалога не обойтись. Но противник Измайлова уже сжимал рукоятку немецкого маузера и полыхнул, выставив его перед собой, первым. Чекист успел присесть. Но тот сделал пару выстрелов, и в железном борту образовались сильные вмятины, как раз напротив его груди. И прежде чем осознать, что только надежная толщина железа спасла его от неминуемой гибели, Шамиль резко отпрянул в противоположную сторону. Выхватил пистолет, поднял его выше борта и наугад выстрелил в деревянную стенку соседнего вагона.
Только после этого выстрела юноша понял: его позиция намного лучше, чем позиция Бабаева. Когда мелкие щепы брызнули по сторонам, это тотчас понял его противник и не стал дожидаться, покуда очередная пуля, пущенная из-за металлической стенки, пригвоздит его намертво к полу. Он для острастки пустил пулю в стенку вагона и, выбрав момент, когда километровый столб прошмыгнул мимо, прыгнул.
Звука падения Бабаева чекист не слышал. Но он быстро сообразил: коль этот лжежелезнодорожник ожидал, что с моста могут прыгнуть в вагон с гравием, то уж он точно не будет отсиживаться в простреливаемом вагоне и постарается как можно быстрее покинуть его. Шамиль выглянул из вагона и увидел своего врага, поднимающегося с земли. Чекист прицелился и дважды выстрелил в согнувшуюся массивную фигуру противника. Тот плюхнулся лицом в землю. «Неужели попал!» — обрадовался он, перелезая через борт вагона. Но снопы искр, зажегшиеся бенгальскими огоньками на железном борту вагона от рикошета пуль, выпущенных Бабаевым, развеяли его надежды.
Приземлился после прыжка не совсем удачно: больно ударился коленом. Вскочил, прихрамывая побежал за своим недругом, который, не целясь, пальнув несколько раз и петляя, припустил к Арскому кладбищу. Видя, что Бабаев уходит от него, Шамиль истратил на того всю обойму патронов, но все попусту — беглец растворился в кладбищенских зарослях. Чекист кинулся за ним. Он заметил на земле и на траве капли крови. «Похоже, что я попал в него!» Но следы вскоре затерялись. Бабаеву удалось уйти от него.
И пока Измайлов добирался до чека, мысли его витали то вокруг этого сбежавшего преступника, то вокруг таинственной Зайнаб, что должна была сообщить кому-то в караван-сарае о провале Бабаева. Шамиль взглянул на часы — мать честная! время-то еще только двенадцать.
А ему казалось, что уже день на исходе. «Так я, может, успею и в караван-сарай?!»
Туда он не успел. После звонка помощника начальника вокзала Бабаева некоей Зайнаб в номера «Сибирского тракта», дежурный телефонист тотчас сообщил об этом в губчека. Брауде коротко приказала Аскару Хайретдинову:
— Срочно езжай в гостиницу, что на Сибирском тракте, и выясни, кто такая Зайнаб. Ее приметы. И сразу к караван-сараю. Там телефона-то нет. Только быстро!
Аскар кивнул.
— А вообще-то постарайся тотчас позвонить оттуда в чека. Сообщи в первую очередь приметы этой женщины. — Брауде достала из ящика стола пистолет, проверила обойму и сказала. — Будь осторожен! Алексей, возьми шестерых красноармейцев из взвода охраны — и быстро в машину.
Брауде своим женским чутьем верно определяла предстоящие события. Может, за этим прятался особый аналитический дар и основанный на нем прогноз? Но она всегда держалась со всеми ровно, без показного выпячивания своих достоинств. Авторитет среди чекистов у нее был велик. И никому из ее подчиненных не приходило в голову, что она может ошибаться. Но сама-то Вера Петровна не жила, не работала без сомнений, как, впрочем, всякий нормально мыслящий человек. Она частенько колебалась, принимая то или иное решение. Пока что эти решения были верными. Но как все сложится на этот раз…
До Старо-татарской слободы домчали быстро. Машину оставили на Сенной, рядом с соборной мечетью. Знаменитый на всю Казанскую губернию, да, пожалуй, на все Среднее Поволжье, восточный базар, бравший свое начало с этой улицы, галдел, шумел монотонным звуком разных языков, скрипом телег, звоном посуды, глухим шелестом передвигаемых вещей, топотом сапог, цоканьем копыт. Слабый ветерок доносил запах вкусных перемечей и эчпэчмака, жареного мяса. А жаркий день, казалось, усиливал эти запахи. На жизнь базара мало влияло дыхание войны, что уже грохотала по Поволжью своими орудийными колесницами. Только разве что день ото дня росли цены на базаре, но людей там от этого не убывало. Базар, как вокзал, работал без выходных. И на ночь он не закрывался. Правда, в отличие от вокзала базарную мельтешню разгоняли потемки. Но от этого базарный организм полностью не отключался, а впадал лишь в дрему — и с первыми петухами жизнь здесь вновь закипала, будто вода в котле. Теперь базарная суета могла осложнить дело. Караван-сарай — кирпичное двухэтажное здание, служившее гостиницей для приезжих, примыкало к самому базару. «И если его сейчас оцепить, то это сразу привлечет к себе внимание, — поглядывая по сторонам, размышляла Брауде. — Весть разнесется с быстротой порывистого ветра по всему базару. Если Зайнаб случайный человек, то она испугается и затаится. Ведь не у многих хватает смелости продираться через кордоны чека. Но это еще полбеды. Можно спугнуть того, кого она должна предупредить. А вдруг его нет на месте? Может же этот неизвестный выйти на базар?»
— Вот что, Алексей, — обратилась Брауде к ординарцу. — Иди-ка узнай, проживал ли Бабаев в караван-сарае? Шансов, конечно, мало. Но кто его знает… — Брауде повернулась к пожилому красноармейцу с уставшими выцветшими глазами: — А ты, Касым-абый, иди позвони, пожалуйста, по моему телефону. Узнай, нет ли сообщения от Хайретдинова о Зайнаб. И нет ли сведений от Измайлова! Я буду ждать здесь.
Вскоре вернулся Алексей и сообщил, что помощник начальника Казанского вокзала Бабаев в этой гостинице не проживал.
— Либо он жил под другой фамилией, либо этот Бабаев обитал со своим сообщником в другой гостинице, скорее всего, в «Сибирском тракте»,— заключила Брауде. — Но в любом случае эта Зайнаб знает их обоих в лицо.
Зампред губчека посмотрела на часы:
— По времени эта Зайнаб должна уже появиться здесь.
Она расставила своих людей, наказав, чтоб до поры до времени никто не понял, что это оцепление вокруг гостиницы.
— А ты, Алексей, иди потолкайся у входа в караван-сарай. Если кто из женщин быстро выйдет…
Она не договорила. Из-за угла вынырнул Касым-абый. Он перевел дыхание и выпалил:
— Звонил Хайретдинов. Ее приметы: высокая, рыжеволосая, тридцати лет. Внешне — интересная особа… Вот и все…
— Ну что ж, — облегченно вздохнула Брауде, — это уже кое-что.
Прошло около получаса, и чекисты занервничали. Зайнаб не появлялась.
— Вон, вон, кажется, она, — шепнул Алексей, показывая на стройную женщину в длинном цветастом платье.
Брауде кивнула. Взяла под руку Алексея и отдала последнее распоряжение:
— Касым-абый, если что, блокируешь дверь.
Брауде с Алексеем вошли в помещение за рыжеволосой женщиной, которая сразу же направилась на второй этаж. Чувствовалось: здесь она уже была. Пройдя по коридору, остановилась у последней двери. И, не оглядываясь по сторонам, громко постучала.
Дверь никто не открыл. Она немного постояла и пошла обратно. Но дверь вдруг открылась — и из комнаты вышел высокий круглолицый молодой мужчина.
— A-а!.. Зайнабушка… Киска моя. Наконец-то. Заходи скорее. Очень соскучился по тебе… — замурлыкал мужчина, расплываясь в сладостной улыбочке.
Гостья, вихляя рельефными бедрами, вернулась назад и прошмыгнула в комнату. Но мужчина не спешил за ней, а настороженно глядел в конец коридора, чутко прислушиваясь к шагам, доносившимся с лестницы. Чекисты замерли на лестничной площадке. Наконец, когда дверь закрылась, Брауде вытащила пистолет и кивнула Алексею. Осторожно ступая на носках, они двинулись в конец коридора. Когда до комнаты оставалось несколько шагов, дверь неожиданно распахнулась и выглянул тот же мордастый мужчина.