аток пальца во многом прояснил не только конкретную обстановку, но и позволял построить целое теоретическое здание, в которое можно было в качестве ее кирпичиков уложить и содержание перехваченных шифровок.
Закиров решил, что одна из причин поиска преступниками Фролова — использовать его для проникновения в квартиру конструктора Ахматова и вскрытия сейфа. А почему нужно считать, что они воспользовались ключом?
Он подошел к Ахматову:
— Вагиз Ахмерович, а где вы нашли ключ от сейфа?
Тот поднял голову:
— Как где? На месте, в лапке филина.
Закиров подошел к шкафу, начал рассматривать чучело филина. Филин с расправленными крыльями, словно собиравшийся взлететь, смотрел на него большими желто-зелеными глазами.
Лапы филина ничем не отличались друг от друга. «Если не знаешь, что ключ прячется здесь, не догадаешься, — решил он. — Видимо, о месте хранения ключа не знала и иностранная агентура. Не поэтому ли, главным образом, они искали Космача как специалиста по замкам».
И тут ему показалось, что он совсем близок к разгадке тайны: каким образом узнали преступники о существовании сейфа? Он пытался сосредоточиться, но желанного озарения, догадки не было.
Взгляд его упал на Ахматова. Тот сидел на диване, закрыв лицо руками, плечи его вздрагивали. «Видимо, жалеет мать, — подумал Закиров. — Интересно, при жизни он так же ее жалел?» В памяти всплыл недавний эпизод на похоронах Геннадия Севчука. Когда жена покойного, рыдая, положила на могилу мужа охапку цветов, Рафкат Измайлов, хорошо знавший, как она относилась к Геннадию, сказал о ней: «Людей при жизни надо чтить, не после смерти».
Закиров перевел взгляд с Ахматова на окно. «Позволь, — сказал он себе, — ключ от сейфа хранится в спальне, а сам сейф находится в кабинете. Так. Если допустить, что преступники наблюдали в окно кабинета, они, естественно, не могли знать, куда прячут ключ. Со стороны двора, видимо, нельзя было организовать наблюдения. Предположим. Далее. Если бы здесь орудовал человек, вхожий в эту семью, он знал бы не только о сейфе, но и где хранится ключ от него. Но коль человек знает о месте нахождения ключа, ему не нужен специалист по замкам. К чему тогда Космач? Ведь дверь в квартиру могли осилить и другие „домушники“. Следовательно, здесь действовал посторонний человек, который тщательно вел наблюдение за этой квартирой снаружи».
Закиров вернулся в кабинет конструктора, и взгляд его снова уперся в густую листву за окном — непреодолимое препятствие, о которое вдребезги разбивались его мысли.
Не на дереве же они сидели?! Их тут же заметили бы. Тем более, что внизу магазин, всегда много народу.
«Хотя, стой! — напрягал он изо всех сил память. — Они ведь следили не день и не два, надо полагать, а месяцы... Точно! Они начали наблюдать, когда на деревьях не было листвы! Как же я об этом пустяке сразу не догадался?!»
Сейчас начало июля. Значит, следить за Ахматовыми и его квартирой начали в апреле — мае. А может, и раньше.
«А откуда следили? — задал он себе вопрос. — С противоположной стороны улицы? Но оттуда не видно, что делается в квартире. Можно рассматривать лишь с расстояния пятнадцати — двадцати метров, причем через тюль. — Радость ему показалась преждевременной. — Значит, все-таки надо взобраться на дерево? Но это невозможно. Тогда как же?»
И снова догадка, как луч, осветила сознание. «Применялся бинокль! Ну, конечно же! Или труба! А учитывая, что использовать оптику на улице при народе для подобных целей нельзя, стало быть, наблюдение велось из окна какой-нибудь квартиры или с чердака дома напротив».
Он отступил к стене, встал рядом с сейфом и пытался таким образом определить сектор видимости из противоположного дома, но мешали деревья.
В комнату вошел Треньков, недоуменно посмотрев на Закирова:
— Ты чего это принял позу стрелка, прицелившегося в десятку?
— Ты, Эдик, отгадал: хочу попасть в десятку. Только вот деревья мешают взглянуть на мишень — дом напротив.
— А-а, — понимающе протянул тот. — Я уже обмозговывал эту идею. Но она, как горох, отскакивает вон от той зеленой стены, — кивнул Треньков на деревья.
— Вот и надо им верхушки обкорнать, чтобы не мешали прицеливаться в тот дом.
— Ты думаешь, это делали и шпионы? — ухмыльнулся Треньков.
— Им незачем это было делать.
— Не понял.
— Наблюдение они вели весной, а может, и зимой. Кто их знает.
— А это, слушай, идея! — встрепенулся Треньков. — Ну, конечно же, они вели длительную подготовительную работу. А раз так, не исключена возможность, что они в эту фатерку заглядывали не впервой. Или собирались заглянуть еще разок. Для чего тогда им было запирать снова сейф, время тратить? Опять-таки лишний риск.
Ход мыслей Тренькова был несколько неожиданным для Закирова. И он задумчиво произнес:
— Пожалуй, ты прав, Эдик. Надо это проверить. Займись.
По просьбе Закирова из райотдела НКВД позвонили в домоуправление, в ведении которого находился этот дом, и вскоре верхушки деревьев перед домом были срезаны.
На глаз определили: из противоположного дома можно было обнаружить сейф, пользуясь оптическими приборами, со второго по четвертый этажи, примем из крайних шести окон.
Закиров позвонил майору Галямову, изложил свое предположение и попросил поручить кому-нибудь из сотрудников проверить квартиры, к которым относятся эти восемнадцать окон.
Майор, немного помолчав, ответил, что людей сейчас нет, поэтому поручит заняться этим делом лейтенанту Тренькову.
По голосу майора Закиров понял: тот с трудом воспринял его идею о том, что наблюдение за квартирой Ахматова велось из противоположного дома и что оттуда надо разматывать клубок.
Обследование чертежей, выполненных конструктором Ахматовым дома, которые в момент проникновения преступников в его квартиру находились в конструкторском бюро, показало: на уголках нескольких чертежей остались почти невидимые для невооруженного глаза чернильные следы. Эксперты высказали предположение: на уголки чертежей ставился пузырек с чернилами или чернильница.
Конструктор пояснил, что дома у него на столе стоит пузырек с чернилами, но он никогда не использовал его в качестве грузика при работе над чертежом. К тому же сам пузырек был испачкан чернилами — их разлил сын.
Возникло предположение: пузырек с чернилами использовался в спешке агентом при фотографировании чертежей, хранившихся в домашнем сейфе конструктора Ахматова.
Догадка Тренькова, таким образом, приобретала реальные очертания: преступники знакомились с содержимым сейфа не первый раз. Но сколько раз? Когда сейф Ахматова стал для них доступным?
Треньков силился установить это с помощью Ахматова.
— Вагиз Ахмерович, вы не припомните, когда работали над этими чертежами и расчетами? — спросил он, передавая Ахматову свернутые в рулон листы, на которых обнаружили следы от пузырька.
Тот внимательно перебрал их, отложил некоторые сторону и тяжело вздохнул:
— Вообще, должен пояснить вам: выполненные работы я не держу дома больше двух-трех дней. Вот эти, — он показал на ватманы, — я завершил двадцать восьмого июня, в пятницу, и на следующий день собирался прихватить на работу. Но потом захотелось еще разок их проверить, да к тому же и поработать в воскресенье. Вот остались в домашнем сейфе. А в понедельник я их отвез на работу.
— Значит, вы точно помните, что закончили работу с этим чертежам двадцать восьмого числа?
— Да, конечно. Это нетрудно установить: расчеты мы ведем по каждому отдельному узлу изделия. А изготовление изделий осуществляется в определенной последовательности и по временному графику.
— А эти расчеты когда закончили? — показал рукой Треньков на лежавшие в сторонке несколько листов бумаги, испещренных математическими формулами.
— Два дня тому назад.
— Второго июля, во вторник?
— Да.
— Когда их отвезли на работу?
— Вчера.
— А когда начали работать над ними?
— Параллельно вот с этими чертежами, — кивнул конструктор на рулоны.
— Когда?
Ахматов наморщил лоб.
— Видите ли, идея создания узла у меня появилась недавно, недели две назад. Пока ее вынашивал, еще дня два-три прошло. В общем, начал работать дней десять назад, не больше. — И, как бы прочтя мысль следователя, Ахматов добавил: — Дома я сделал лишь наброски чертежей и отнес их на работу несколько раньше, чем свои расчеты. Там должны были подготовить чертежи...
— Скажите, Вагиз Ахмерович, по вашим наброскам и расчетам вражеская агентура может определить, над чем работает конструкторское бюро завода?
— Ну, что выпускает завод, видимо, в городе знают. Завод ведь по выпуску этой продукции специализируется около десятка лет. Другое дело — какие тактико-технические данные имеет это изделие. Я заявляю, что по отдельному узлу, который мною разработан, не определить качества изделия в целом. Но в этом узле содержится новое техническое решение, иначе говоря, есть элементы изобретения.
— Вот как?! — Треньков подался вперед. — Час от часу не легче.
Галямов, узнав результаты экспертизы, проведенной по чертежам и расчетам Ахматова, срочно собрал совещание отдела.
На совещании не было майора Стеклова, уехавшего в командировку в Астраханскую область для выяснения обстоятельств смерти атамана Мефодия.
Майор окинул взглядом собравшихся, нервно прошелся несколько раз от стола к окну, потом, посмотрев на часы, кивнул лейтенанту Тренькову:
— Прошу вас, лейтенант, известить нас о ходе расследования. Пять минут вам.
Треньков рассказал об экспертизе, о сообщении конструктора Ахматова и заключил:
— По моему мнению, вражеская агентура с помощью уголовника Космача стала проникать в квартиру Ахматова и знакомиться с содержимым его сейфа с прошлого воскресенья, то есть 30 июня, — не раньше. Экспертиза, во всяком случае, не обнаружила следов, подтверждающих, что документация, над которой Ахматов работал дома, побывала в руках у агентов. Это во-первых. А во-вторых, реальная возможность проникнуть в квартиру Ахматова появилась лишь 30 июня — после обеда вся семья уехала к родственникам в гости и вернулась около десяти вечера. Именно за это время Космач разобрался с механизмом сейфа. А следующий заход их в квартиру конструктора — 2 июля, во вторник. Двадцати минут, на которые они рассчитывали, преступникам хватило бы, но вышла накладка со старушенцией...