— Две тысячи.
— Ну вот, видите, — подытожил Родлинский, хотя размер тиража никакого отношения к сумме гонорара не имел. — Учитесь смотреть жизнь, как негатив. Можете записать для вашей первой книги, Юрий Николаевич.
Юрочка яростно закивал. Онемевшие губы его не слушались, говорить по пустякам он не решался. Мысли, как муравьи, расползались в разные стороны.
Разговор, вернее монолог Родлинского, вернулся к фотографии.
— Да, установить экспозицию по экспонометру, навести на резкость и даже выбрать кадр сумеет всякий. Искусство фотографа начинается в лаборатории. При определенном умении можно «вытянуть» почти, любой негатив, главное — подобрать проявитель. Вы где химикалии покупаете?
— Я готовыми работаю.
— Молодой человек, вы шутите! И вам не стыдно признаться в этом?
Юрочке вдруг действительно стало стыдно.
— Работать готовым проявителем! Да это простительно только безнадежному дилетанту. А вы должны стать настоящим профессионалом, — и Родлинский разразился длинной тирадой о нетерпимости дилетантизма в искусстве.
Все это время Юрочка мысленно пытался найти подходящее оправдание. Уловив момент, он прошептал:
— У меня тесно…
— Тесно? Чепуха, Юрий Николаевич. Если вы не возражаете, я могу помочь вам организовать великолепную походную фотолабораторию из подручных средств. Да что говорить! Мы можем прямо сейчас этим заняться, если, конечно, вам удобно.
— И-идем… — решительно заявил Юрочка и резко поднялся. Родлинский поплыл куда-то в сторону и вниз. Стул с грохотом опрокинулся.
— Что вы, тише, тише, на нас смотрят, — испуганно зашептал фотограф. — Садитесь, ведь нужно иногда и расплачиваться.
— Да-да, сейчас. — Юрочка не сел. — Л-Лидочка, щтет!
— Да вы садитесь, жуир, — почти со злобой проговорил Родлинский. — Не устраивайте демонстрацию, это портит репутацию журналиста.
Юрочка радостно засмеялся: «демонстрация портит репутацию!» Здорово…
— Меня здесь знают… — добавил он без всякой связи.
Наконец подошла официантка со счетом. Юный журналист мельком взглянул на внушительную цифру, значительно превышающую его дневной бюджет, и небрежно бросил на стол сторублевку.
— Идем.
Родлинский взял своего молодого друга под руку, и они вышли на залитую багровеющим вечерним солнцем улицу.
Дома Юрочка разложил перед спокойно курившим фотографом пачки любительских снимков. Лениво просмотрев несколько штук, Родлинский вдруг оживился…
На живца
Прошло несколько дней. Волнение, поднятое на сейсмической станции далеким «Ураганом», постепенно улеглось. Профессор Вяльцев регулярно навещал Рочева в госпитале и с увлечением спорил с ним по отдельным положениям диссертации. Остальные сотрудники занимались своими обычными делами. Не было на станции только дяди Вани. Вахтер частенько жаловался на усталость, и профессор Вяльцев, сводив его к знакомому врачу, устроил старика в городскую больницу. Говорили, что там ему выделили отдельную палату и тщательно исследуют… Словом, о странной ночи почти все позабыли.
Не забыл только майор Страхов. Изолировав с помощью профессора и врачей вахтера, он все внимание группы направил на посетителей и заказчиков Солдатова. Под особое наблюдение был взят шофер такси Маневич.
В дверь кабинета постучали.
— Разрешите, товарищ майор?
— Входите, Марченко. Садитесь.
Майор Страхов устало откинулся на спинку стула. Лейтенант подошел к столу, минуту поколебался и сел в глубокое кресло.
В кабинете майора был только один жесткий высокий стул, на котором сидел сам хозяин. Вся остальная мебель — мягкие низкие кресла и диван — была подобрана так, чтобы хоть у себя за столом майор, человек маленького роста, мог говорить с людьми, не задирая голову. Правду говоря, Марченко не догадывался о невинной хитрости своего начальника. В каком бы положении они ни разговаривали — стоя или сидя, Петр всегда ощущал себя мальчишкой. Ну, чуть старше, чем в школе с учителем.
— Что нового? Докладывайте.
— Наблюдение за шофером такси Маневичем установлено. Старый холостяк. Выпивает умеренно. Любит читать, читает все подряд. Удалось установить, что у Солдатова чинил обувь не первый раз. Подозрительных знакомых нет, есть приятели с автобазы, но ни с кем из них регулярно не встречается.
— Какие же выводы?
— Капитан считает, что Маневич может встречаться с напарником в такси, во время работы.
— А вы что думаете?
— Я с ним согласен.
— Что предприняли?
— Регистрируем всех пассажиров такси 47–12. Любимая стоянка Маневича — площадь Морзавода.
— Интересно.
— Пока был только один повторный пассажир — фотограф Родлинский.
— Что он из себя представляет?
— Мы запрашивали его личное дело. Биография безупречная… Кроме того, ведет фотокружок в Доме офицеров флота.
— Интересный способ проверки. А какой шпион будет писать в биографии, что он шпион? Я не хочу сказать, что Родлинский враг, меня немного удивил сам принцип. С одной стороны, повторная поездка и работа в Доме флота наводит на некоторые подозрения. С другой стороны, в городе не так много машин, ездит он как фотограф часто… Надо проверить, пользуется ли он другими такси.
— Правильно, товарищ майор.
— Одобряете?
— Так точно.
— Эх, Марченко, с капитаном вы согласны, со мной согласны, а когда же нам придется согласиться с вами? Что еще?
— Все.
— Можете идти. Передайте капитану мои соображения. Перед отъездом я с ним поговорю подробнее.
Когда за лейтенантом закрылась дверь, Страхов встал и подошел к окну. Море чуть дымилось и сливалось на горизонте с тяжелым, сумрачным небом. По зеркальной поверхности, как мускулы под лоснящейся кожей породистого скакуна, проходили усталые, пологие волны, только у берега они неожиданно вздыбливались белыми гребнями. Левее начиналась бухта. Голубоватая радужная пленка нефти и мазута, казалось, сковывала вольный разбег волны; у бортов океанских громад, томящихся у причалов, вода была подернута мелкой рябью. Портовый катер изредка вспарывал маслянистую поверхность бухты.
«Видимо, клев хороший», — подумал майор.
Он любил посидеть вот так, перед заходом солнца, у левого борта серо-стальной махины. Откормленная на камбузных отбросах, ленивая салака брала приманку без особых размышлений, сразу клевала отчетливо и резко. Можно было ловить бычков, привязав на палец левой руки лесу. Пожалуй, майор даже больше любил бычковую ловлю. Вот напряженная нить передает чуть заметные толчки — это какая-то рыба исследует лесу. А вот толчок чуть посильнее — и мысленно майор почти видит, как взъерошенный уродливый глянцевитый бычок губастым ртом «ласкает» крючок. Наконец резкий толчок — он берет азартно, и тут уж нужно не зевать, сильным взмахом руки подсечь добычу и подхватить лесу другой рукой.
Видеть, что происходит под водой, Страхову помогало не только богатое воображение, но и большой опыт рыбной ловли. Увлекся он этим на севере, где долго служил в погранотряде. Там прелесть рыбной ловли заключалась в том, что все движения рыбы были отчетливо видны в прозрачной воде маленьких озер. Здесь, на юге, в теплых густых водах, приходилось ловить на ощупь. На помощь приходили навыки и особое, опытом порожденное «зрение».
Иногда и на работе, когда в руках только одна ниточка и дело только начинается, майору казалось, что он вроде рыбака… «Видеть» движения, поступки врага здесь тоже помогали опыт и знание его психологии… Сейчас такой ниточкой мог оказаться Маневич. Кто он — связной, простой исполнитель воли босса или один из главных действующих лиц? Кто потянется за этой ниточкой?
А быть может, все подозрения излишни и Маневич честный человек? Перед майором лежала его биография, составленная на основе многочисленных запросов. Биография на первый взгляд безупречная. Страхов взял един из пронумерованных листков.
«…За пять лет работы в должности шофера начальника главка проявил себя как отличный специалист и хороший товарищ».
«Штамп, один штамп, — раздраженно подумал майор. — Вызвать бы того чинушу, который составил этот документ. Конечно, личный шофер начальника… Что могли написать о нем?»
А вот самоотверженный поступок — спас своего начальника во время паводка — всего четыре года назад. Ну что ж, можно только сказать, что человек он хладнокровный и смелый.
Майору вдруг почему-то захотелось посмотреть на Маневича самому. Так просто — проехать на стоянку у Морзавода или у центрального рынка и взять такси…
Он набросил плащ и вышел из кабинета. Уже у самой двери, отвечая на приветствие часового, майор вдруг заколебался и чуть было не повернул обратно. Ниточка, ниточка, вдруг ты оборвешься?
«В конце концов такси имеет право взять каждый», — подумал майор и решительно вышел на улицу.
Фотография — это искусство
День начался с головной боли. Свирепая, тупая, она отмечала каждое движение резкими вспышками. Шаркая по комнате, Юрочка вспоминал советы бывалых людей. Следовало бы принять горячий душ, помыть голову, выпить содовой, но просто невозможно себя заставить даже думать о чем-либо горячем.
«И вроде немного пил», — соображал за своим рабочим столом Юрочка, принимая вторую таблетку пирамидона. Перед ним нахально приплясывали строчки статьи инженера «Качество — это главное».
После обеденного перерыва Юрочку вызвали к городскому телефону.
— Добрый день, Юрий Николаевич. Как самочувствие? Напоминаю на всякий случай — жду вас сегодня в девять. Все приготовил, захватите пленку.
Юрий восхитился — милейший человек. Взялся отпечатать последнюю пленку и показать несколько приемов.
Вечером он собрался с силами, принял душ и посвежевший, как бы заново родившийся, пошел к Аркадию Владиславовичу.
— Плохо спали, тяжелый день? — участливо осведомился тот, впуская Юрочку в квартиру. — На вас лица нет.
— Так, не по себе что-то.
— Хотите поправиться? — подмигнул фотограф, раскрывая буфет и доставая початую бутылку.