Шагая по улице Гаэта к зданию посольства, Гри–Гри подумал: «Если посольство уже блокировано, полезнее не торопиться, задержаться в городе. Явиться в посольство перед самым отъездом. Вдруг я — единственный советский гражданин, который остался по эту сторону ограды? Может, там, в посольстве, и газет сегодняшних не видели и не могут их купить?»
У посольства большая и шумная толпа. Фашисты выкрикивают антисоветские лозунги. Как Гри–Гри и предполагал, карабинеры никого не выпускают из здания посольства и не впускают туда. На фоне безоблачного голубого неба вьется дымок над трубой: нетрудно догадаться, что в посольстве горит камин, жгут бумаги.
Гри–Гри направился к телефону–автомату. Тщетно, телефоны посольства отключены. Он зашел на телеграф — связь с Москвой прекращена.
Гри–Гри знал, что детей из советской колонии вывозят по субботам на взморье автобусом. Но, стоя в толпе возле здания посольства, Гри–Гри обратил внимание на то, что автобус не возвратился: из–за тесноты в гараже автобус обычно стоял под аркой ворот, теперь его не было там. Можно себе представить, как волнуются родители в ожидании детей!
Гри–Гри жил на частной квартире, как многие сотрудники посольства, технические эксперты, представители торгового ведомства, корреспонденты.
Конечно, убраться из своей комнаты и переехать сейчас в здание посольства или консульства было бы безопаснее. Но удастся ли пройти туда? Ведь у Гри–Гри нет дипломатического паспорта. И кто знает, что ждет его в городе, который охвачен воинственным фашистским психозом?
Хорошо еще, что он снимает комнату в приличной семье и хозяев можно не опасаться.
Выйдя из здания телеграфа, он решил наведаться к себе домой, на виа Палестро, это рядом с русской православной церковью.
Подходя к дому, он еще издали заметил карабинера. Странно — раньше карабинер тут не торчал. Хорошо, что дом угловой и кроме парадного подъезда есть вход со двора. Гри–Гри свернул в переулок, пересек соседний двор и вошел к себе в комнату через хозяйскую террасу.
Хозяева, люди среднего достатка, восприняли весть о войне с Россией как огромное несчастье, а к своему жильцу отнеслись весьма сочувственно. Хозяйка считала, что жильцу разумнее лишний раз на улице не показываться, и взяла для него в траттории обед на дом.
Во время обеда позвонил секретарь посольства. Он звонил из телефона–автомата и сообщил, что Гри–Гри может перебраться на жительство в посольство, еще есть несколько свободных диванов, день отъезда 24 июня. Список советских граждан, не имеющих дипломатических паспортов, но эвакуируемых, — у лейтенанта карабинеров, который дежурит у входа в посольство. Он пропускает в здание, сверяясь со списком.
Перед вечером хозяйка принесла срочные выпуски газет. Гри–Гри узнал все события дня. Русский посол синьор Горелкин находился утром за городом и потому не сразу явился по вызову во дворец Киджи, в министерство иностранных дел, в резиденцию графа Чиано. По обыкновению, сотрудники посольства проводили воскресный день на взморье и посла разыскали лишь в полдень.
Посол прибыл в министерство иностранных дел в половине первого. Предыдущий свой визит синьор Горелкин нанес Чиано 13 мая. Тогда министр любезно поздравил Горелкина, ему присвоили ранг чрезвычайного и полномочного посла…
На этот раз Чиано был подчеркнуто официален, сух и немногословен. Он заявил послу Горелкину:
— Ввиду сложившейся ситуации, в связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия, как союзница Германии и как член Тройственного пакта, также объявила войну Советскому Союзу с момента вступления германских войск на советскую территорию, то есть с 22 июня, 3.30 утра по среднеевропейскому времени.
Аудиенция длилась всего две минуты.
Из английской радиопередачи Гри–Гри узнал, что вступление Италии в войну было полной неожиданностью и для итальянского посла в Москве Россо; он узнал о войне по радио. Английский диктор сообщил несколько подробностей, касающихся минувшей ночи.
В минувшую полночь германский посол предупредил министра Чиано, что ожидается важное сообщение. Чиано спать не лег. В час ночи посол попросил аудиенцию и явился в министерство с папкой в руках — там лежало личное послание Гитлера к Муссолини. В четыре часа разбудили Муссолини и составили ноту Кремлю…
Гри–Гри решился выйти из дому и прогуляться по Риму. Чем сегодня дышит город? Как знать, не последняя ли это прогулка?
На пьяцца Венеция, над дворцом Муссолини, висит черный флаг с золотой фашистской эмблемой. У парадного подъезда на часах стоят «мушкетеры дуче». Площадь запружена орущей толпой. Манифестанты не расходятся, ждут, когда дуче появится на балконе.
Гри–Гри оглушали воинственные крики чернорубашечников. Недоставало сил слушать, как они бахвалятся, поносят Советскую Россию, провозглашают здравицы в честь фюрера, дуче… Он ушел с площади.
Наступил час прощания с Римом. Для этого нужно наведаться к фонтану Треви. Поверье таково: если ты хочешь когда–нибудь снова вернуться в Рим встань спиной к фонтану и брось монетку через левое плечо. Дно фонтана густо усеяно монетками, а так как вода всегда колышется, сквозь зыбь никак не различить, что за монетки лежат на дне. Гри–Гри слышал, попадаются и золотые. Большая, никогда не высыхающая мраморная копилка!
Сторож каждодневно разгуливает по бассейну в высоких резиновых сапогах и сгребает монетки в кружку. Говорят, на эти деньги муниципалитет содержит сиротский дом. Как бы то ни было, Гри–Гри повернулся к фонтану спиной и бросил через левое плечо две монетки: за себя и за Этьена.
Гри–Гри прошел к себе домой через соседний двор и хозяйскую террасу. Пора собирать вещи. Он может взять с собой только небольшой чемодан. Поблагодарил хозяев за доброе отношение и разрешил распоряжаться всеми оставшимися вещами. Лишь новый габардиновый плащ он решил переправить посылкой в Милан на имя Конрада Кертнера, в адрес конторы «Эврика». Он указал вымышленный обратный адрес и вымышленную фамилию отправителя. В записке, которую вложил в карман плаща и которую, как надеялся, прочтет Джаннина, он благодарил Кертнера: тот очень выручил его в дождливую погоду. Извинился, что не вернул плащ раньше, думал сам побывать в Милане. Но начавшаяся война может все перепутать, его со дня на день могут призвать в армию, поэтому он отсылает плащ…
Знает ли уже Этьен, там, на Санто–Стефано, какая разразилась катастрофа? Понимает ли, что рвется последняя, самая наипоследняя ниточка, какая связывала его тюремную камеру с родиной? Уйдет эшелон с персоналом посольства, покинут Италию другие советские люди, а Этьен останется один–одинешенек. Скарбек и Анка не должны иметь никакого касательства к узнику Санто–Стефано. Джаннина — вот преданное, благородное сердце, она по–прежнему обеспокоена судьбой бывшего шефа. Но что может сказать Джаннина, если распродажа вещей закончилась и у нее нет повода для перевода денег? Она не могла бы объяснить тайной полиции, откуда взяла деньги, которые ему переслала. Нетрудно догадаться, что теперь, когда Италия и СССР находятся в состоянии войны, слежка за Джанниной усилится, поскольку Кертнера по–прежнему подозревают в связи с русскими. А вдруг Джаннина изловчится и все–таки перешлет ему деньги, вырученные за габардиновый плащ? Совсем новый плащ, Гри–Гри купил его в Париже в магазине «Лафайет»…
Хозяйка долго благодарила за подаренные вещи, особенно за радиоприемник, и сама пошла за экипажем для квартиранта.
Последняя новость, которую он услышал по радио: состав итальянского посольства в СССР специальным поездом выехал в Батуми, направляясь оттуда в Турцию. Интересы Германии защищает в Советской России посольство Болгарии.
Подъезжая к посольству, Гри–Гри увидел русского повара, шагающего по улице Гаэта; его сопровождал карабинер. Повар возвращался с покупками кульки, пакеты. Очевидно, режим, установленный для работников посольства, ослабили.
Гри–Гри явился вовремя. Персонал посольства и все советские граждане, подлежавшие эвакуации, съехали с частных квартир и находились уже здесь.
Лейтенант карабинеров сверился со своим списком и пропустил Гри–Гри.
Как все изменилось в посольстве за двое последних суток!
Служебные кабинеты тоже заселены, многие спали на полу.
Гри–Гри и до того часто думал об Этьене, но сейчас, когда все укладывали вещи, паковали багаж, жгли лишние бумаги, он со всей отчетливостью представлял себе трагизм положения Этьена.
В этот день, 24 июня, в посольство прибыл начальник протокольного отдела МИД Италии Чилезио. Ему передали список советской колонии, там значился и Гри–Гри.
Отъезд затруднялся тем, что на деньги посольства и торгпредства, хранящиеся в банках Италии, наложен арест.
Стало известно, что шведская миссия взяла на себя защиту интересов СССР. Вечером того же дня в советское посольство прибыл посланник нейтральной Швеции барон Бек–Фрииз. Он сообщил, что всеми вопросами, связанными с эвакуацией, занимается дипломат Пломгрен.
Сперва итальянцы предложили эвакуировать русских морем — через Неаполь в Одессу. «Мы бы тогда проплыли близко от Вентотене», — мелькнула мысль у Гри–Гри. Но как можно плыть в Одессу, если и в Эгейском, и в Мраморном, и в Черном морях хозяйничает флот нацистов?
Позже предложили такой вариант: эвакуироваться поездом до Испании, оттуда пароходом в США и через Аляску, Дальний Восток — в Москву. Нашлись итальянские антифашисты, которые предупредили, что план подсказан нацистами, исходит из недр германского посольства.
Замышляют интернировать персонал посольства в Испании или потопить его в море. Подозрительный кружной маршрут был отвергнут.
Только к 26 июня определился маршрут: через Югославию, Болгарию, Турцию. Накануне в посольство прибыли шведские дипломаты. Они обошли здание, им вручили инвентарные книги, список оставленных ценных предметов и тяжелую связку ключей. На имя Пломгрена оформили доверенность, чтобы он мог получать в банке деньги советского посольства для оплаты всех расходов, связанных с эвакуацией.