Встав из-за стола, Власов подошел к раскрытому окну. «Нина, пойдем уже спать», — услышал он голос жены. Нина с девчонками быстро говорила о чем-то за оградой сада. Наконец дочь и жена вошли в дом. Власов же все еще продолжал глядеть перед собой, в густую листву, словно покрытую серебристым инеем. От чувства одиночества мучительно стискивалась грудь, трудно было дышать. Прикрыв окно, Власов стал лениво ходить по комнате, он уже начинал понимать, что написать министру жалобу — дело очень сложное. На ум то и дело приходили слова Давыдовича: «Трудно вообразить, как вы победите…»
Через полчаса. в доме наступила тишина. Власов пошел в спальню. Круглый месяц смотрел в окно, освещал кровать. Под тонким байковым одеялом лежала жена, разбросав по белой подушке распущенные волосы. Подойдя ближе, Власов постоял минуту, потом осторожно присел на край постели и начал растирать ноги, болевшие от ревматизма.
— Ложись, Вася, — тихо попросила жена. — О чем ты так много думаешь?..
Власов повернул к ней голову, посмотрел хмуро и ответил:
— Думаю, как дальше жить на свете! Ясно?
Глава шестнадцатая
Люду Давыдович удивляло безразличие Власова ко всему, что делалось в конструкторском бюро. Ее коробили постоянные его насмешки над Труниным. Между этими одинаково пожилыми конструкторами уже давно установились какие-то непонятные, почти враждебные отношения. Было такое впечатление, что Власов издевается над товарищем по работе. «Почему он мне не скажет какую-нибудь колкость с ужимочками и усмешечками?»- выходила из себя девушка, издали прислушиваясь к голосам споривших Власова и Трунина.
— Кто видит неудачи и злится на них — тот обязательно победит их, — отвечал Трунин на едкое замечание Власова. — Можете говорить, что вам угодно, Василий Васильевич, а я убежден, что теперешняя форма фюзеляжа раздвинет воздушную массу и «барьер» отступит за хвост истребителя!
— От того, что все конструкторы толпой будут выкрикивать красивые слова, вряд ли дело подвинется хоть на шаг, — небрежно махнул рукой Власов.
Прислушиваясь к разговору, Люда все время сдерживалась, закусив губу. Но вот она медленно подняла голову, кинула взгляд на Власова и спросила сердито:
— Вы считаете себя окруженным толпой, Василий Васильевич?
— Люда! — воскликнул Трунин, смущенный прямолинейностью девушки.
Но Люда точно не слышала этого восклицания.
— Наша среда вам не нравится?
Приподняв брови, Власов некоторое время не мог произнести ни слова: никто здесь никогда не говорил с ним таким тоном.
— Вот как!.. — наконец, вымолвил он. — Редкое удовольствие доставила мне ваша откровенность, Люда. Можно прийти в восторг от темпов вашего роста, Людмила Михайловна! Когда вы так выросли?
— Когда вам было заметить это?.. — раздраженно упрекнула Люда. — Вас ведь сейчас беспокоит только собственная персона, Василий Васильевич.
— Зачем вы так, Людмила Михайловна? — пожал плечами Трунин, как только Власов отошел от него.
— Платон Тимофеевич, — быстро проговорила она, — но он же сам!.. Он нас олухами считает! Вы этого разве не замечаете?
— И замечать не хочу. Опомнится! Я уверен.
— Чем скорее, тем для него же лучше, — отвернувшись, ответила девушка.
После разговора с Труниным и Людой Власов пошел к главному инженеру. Хотел посоветоваться с ним — писать жалобу министру или не следует.
— А-а, Василий Васильевич! — удивленно встретил его Грищук. — Что у вас нового? Вы не заболели?
Власов объяснил, что он всю ночь не спал, думал о письме министру. Едва дослушав до конца, главный инженер вскочил и забегал по кабинету.
— Нет, Василий Васильевич, — возмутился он, — вы делаете одну глупость за другой!
Слова Грищука огорошили Власова. Вместо одобрения, которое он рассчитывал услышать, вдруг такое обвинение.
— Я ничего не понимаю, Павел Иванович, — собравшись с силами, проговорил Власов. — Что-нибудь случилось? Я никогда не видел вас таким раздраженным. В чем дело?
— Дорогой мой друг, — все так же резко продолжал Грищук, — теперь у нас с вами совершенно иная задача. Дело идет о нашей личной чести. Судьба имеет свойство поворачиваться то лицом, то спиной, да будет вам это известно. Одним словом, мы обязаны изменить наши с вами точки зрения, если- не хотим оказаться смешными. Вот так!
— Даже если для всего этого мне пришлось бы встать на колени перед Макаровым? — с чувством тревоги спросил Власов.
— Слушайте, Василий Васильевич!.. Я не думаю, чтобы вы не поняли меня.
— Но я хочу получить ваш ответ прямо.
— Ну что ж, я не заставлю упрашивать себя — Макаров выходит на большую дорогу, он становится большой величиной!
Власов почувствовал, что силы покидают его; с минуту он стоял недвижимо. Потом приоткрыл было рот, но Грищук предупредил его желание заговорить:
— Сегодня, кажется, выдают зарплату, идите ка получайте…
— Пока еще платят, хотите сказать? — еле сдерживаясь, проговорил Власов.
— Разумеется. Впрочем, не «пока». Вас ценят за заслуги в прошлом. Получайте!
— Получать зарплату, не спрашивая за что? — переспросил Власов. — Господи, до чего я дошел!..
На некоторое время воцарилась неприятное молчание. Грищуку хотелось как можно скорее выпроводить Власова.
— Вот так, дорогой мой. Идите, Василий Васильевич, развейтесь немного и подумайте…
— О чем?.. Кажется, я больше не в состоянии ни думать, ни принять какое-либо решение. Возня с Макаровым вымотала все мои нервы, а ваш совет выбил из меня последние силы. Совсем недавно вы уговаривали меня сопротивляться, а теперь…
Грищук приподнял руку, желая остановить его.
— Это вы преувеличиваете. Я вас не уговоривал. Прошу не путать разных вещей. Я советовал спорить, доказывать. Это верно! В споре рождается истина. И действительно, вы много спорили, но, к сожалению, доказать ничего не смогли. А раз не смогли, нечего хватать Макарова за горло!
Власов отлично видел, что на Грищука больше не оставалось никакой надежды. Главный инженер демонстративно отмежевывался от него, в этом не было сомнения.
— Так что, советуете идти получать зарплату? Ну, что же, получу, если уплатят и на этот раз, — вымолвил Власов таким подавленным голосом, каким о чем-нибудь говорят последний раз в жизни, и тотчас почувствовал, что Грищук ведет его к дверям, видимо желая поскорей выпроводить из кабинета. Отстранив руку главного инженера, не сказав больше ни слова, Власов вышел за двери.…В тот день Люда избегала встречаться взглядом с Труниным. Молча выполнила все его поручения, ничего при этом не говоря ему, ни о чем не спрашивая. Вечером, когда они, как обычно, вместе шли домой, Трунин заговорил первый:
— Людмила Михайловна, как я вижу, вы сердитесь на меня? Почему?
— Потому что вы позволяете Власову говорить всякую грубость, — заявила она. — А он торжестует.
— Пусть… если это доставляет ему удовольствие. Я не обидчив.
— А я на вашем месте ни за что не позволила бы!.. — и вдруг попросила: — Давайте попьем холодной водички.
Трунин согласился. Они пошли к киоску, что прижался под тополем неподалеку от проходной. Вдруг Люда увидела, как из заводских ворот вышел Власов. Он не пошел по тротуару к трамвайной остановке, а двинулся через дорогу прямо к киоску. Трунин и Люда заблаговременно посторонились, уступая ему место у окна.
— Обслужите, дорогая Марфа Филипповна, — тоном приказа молвил Власов и положил на прилавок деньги.
Продавщица, взглянув на две пятирублевые бумажки, удивленно спросила:
Вам чего же налить? Стакан московской. Не много ли?
— Я плачу деньги! — резко возразил Власов. Выпив полстакана, он передохнул.
— Василий Васильевич, — несмело сказала Люда, — не надо больше…
Власов криво усмехнулся:
— Людмила Михайловна, позвольте хоть этот вопрос решить самостоятельно. Сделайте божескую милость! Уважьте… — Ваше здоровье, Платон Тимофеевич! Живите и процветайте!..
Трунин ничего не ответил, только нервно поморщился, услышав, как дробно застучали зубы по стакану; переступив с ноги на ногу, он взглянул на Люду, как бы умоляя ее уйти отсюда.
— Покатился Василий Васильевич… — отойдя от киоска, уныло проговорила Люда.
Трунин вздохнул.
— Больно видеть это, Людмила Михайловна…
— Проснулось в нем что-то, чего мы раньше не замечали,
— Да, пожалуй… Проснулось то, чего мы не подозревали. В общем, чертовщина какая-то в его душе, — со вздохом закончил Трунин и умолк.
Неожиданно рядом с ними остановилась машина. Макаров открыл дверцу.
— Подвезу!..
— Вот кстати, Федор Иванович! — рассмеялся Трунин. — Я ведь сегодня в театр иду. — Он помог сесть Люде и сам залез в машину. Через минуту будто пожаловался Макарову: — А Власов у пивного киоска… Вы не заметили?
— К сожалению, видел… — хмуро ответил Макаров. На окраине города он вдруг остановил машину
и оглянулся.
— Тут вам уже недалеко, друзья… Я возвращусь за Власовым.
…Поднявшись к себе наверх, Люда открыла дверь в прихожую и сразу услышала ворчливый голос матери:
— Ни в какой театр я сегодня не пойду. Ты должен был предупредить заранее. Мне одно платье надо два часа гладить…
— Как ты мне всегда действуешь на нервы, мамочка!.. — возмущался Давыдович.
Проходя к себе в комнату, Люда на ходу иронически спросила:
— Опять философствуете?
Взглянув на дочь, Давыдович объяснил:
— Я купил в театр три билета. Так сказать, рассчитывал на всю семью. Но у мамы нет желания. Ты бы воспользовалась, дочка… Пригласи Петра Алексеевича. Если хочешь, один предложи Федору Ивановичу. Эх, какая вы теперь несуразная молодежь!.. Жизни культурной не видите. Идите втроем, а мы с мамочкой побудем дома, нам уже все равно…
Люда подумала. А ведь это, пожалуй, хорошая идея, чтобы Федора Ивановича затянуть в театр. Измучился он в последнее время…
— Значит, воспользуешься случаем? — спросил отец.
— Что ж, могу выручить.