— Играйте, — буркнул тот.
— Не люблю я карты, — поморщился Шовгенов.
— И я не люблю, но делать-то ведь нечего, — Рудницкий протянул руку и взял с подоконника карты. — Давай? Безобидная игра.
— Ладно уж, — неохотно согласился товарищ.
Вначале они играли очень вяло, но после того, как Шовгенову пришлось три раза подряд сдать карты, игра оживилась.
— Помнишь? — подтрунивал Рудницкий. — Отец бил сына не за то, что тот играл, а за то, что отыгрывался.
Сулейман отшучивался:
— Цыплят по осени считают.
— Считай, считай, только со счёта не сбейся...
Павлюк молча наблюдал за их игрой и, упёршись локтями в колени, мерно покачивался всем туловищем взад и вперёд. Когда он, отклонившись посильнее назад, приподнимал голову, то видел ключ, лежавший на тумбочке. Павлюк отводил от него глаза в сторону, но через минуту опять тянул шею, чтобы лучше рассмотреть, как лежит там ключ, которым заперта входная дверь.
Полковник Чумак не ошибся, Павлюк сказал не всё, что знал. И сделал он это не без причины. «Белобрысому» было известно многое из прошлой деятельности Афанасия Павлюка на службе в Минском гестапо. Не зря белорусские партизаны два раза стреляли в него... Поэтому Павлюк с удовольствием свернул бы шею своему незваному и нежданному гостю, но совсем не хотел, чтобы он был пойман. Хотя гость и не сказал, что собирается делать, куда ехать, однако хозяин явочной квартиры тоже был «птицей стреляной». И он, правда не без труда, догадался, какой маршрут избрал себе «белобрысый». А после того, как утром гость потребовал, чтобы ему немедленно был куплен билет на один из местных поездов, догадка только укрепилась.
«День переждёт в лесу, а ночью пересядет в Ленинградский», — решил тогда Афанасий.
На допросе он чуть было не проболтался, но вовремя спохватился...
Рудницкий, наконец, проиграл.
— Лиха беда начало, — захохотал Шовгенов.
— Одна ласточка весны не делает.
Рудницкий собрал карты со стола.
— Который час? — спросил Павлюк, пересаживаясь ближе к краю кровати.
— Торопитесь куда? — тасуя карты, поинтересовался Рудницкий.
— Да нет, просто так спросил, — в душе ругая себя, хмуро и невнятно пробормотал Афанасий. — Время тянется.
— Ложитесь, спать. Когда нужны будете, разбудим.
— Какой уж тут сон? — вздохнул Павлюк и, прислонившись щекой к спинке кровати, покосился правым глазом на тумбочку.
До ключа было всего метра два, но взять его незаметно Афанасий не мог. Он медленно опустил веки, и если бы по-прежнему не вертел в пальцах давно погасшую папиросу, то можно было бы подумать, что он задремал. Однако мозг его продолжал напряжённо работать.
Постепенно созрел план, как освободиться от чекистов, которые казались слишком молодыми, неопытными и беспечными.
А офицеры, не обращая внимания на Афанасия Павлюка, продолжали играть.
Теперь не везло уже Рудницкому. Он всячески старался отыграться, но это ему никак не удавалось. Лейтенант злился и досадовал на то, что ему не шла карта.
Шовгенов ликовал:
— Капусты тебе, Алёша!..
Афанасий приоткрыл глаза, скользнул взглядом в сторону тумбочки, расслабленно поднялся с постели и подошёл к Рудницкому с окурком в левой руке.
— Дайте прикурить.
Лейтенант недовольный тем, что его оторвали от игры, зажёг спичку.
Павлюк, прикуривая, наклонился. Правая рука его упёрлась в спинку стула, затем потянулась дальше и осторожно опустилась на ключ.
— Спасибо.
Афанасий кивнул головой и, сжимая ключ в руке, неторопливо вернулся к кровати.
Рудницкий опять проиграл.
— Алёша, — хохотал Шовгенов, — я тебя обязательно капустой накормлю.
Рудницкий быстро сдал карты.
— Ладно, ходи, — сказал он с плохо сдерживаемым раздражением.
Павлюк докурил папиросу, швырнул её на пол и раздавил каблуком. Крепче сжав в руке ключ, он, нагнув низко голову, исподлобья посмотрел на играющих офицеров. Злая усмешка презрительно скривила его губы. В узких щёлках холодно блеснули серые глаза.
Только на один миг промелькнула у него тень сомнения. Что-то уж очень вольно и шумно вели себя офицеры. Но тут же объяснил их поведение обычной неосмотрительностью, которая нередко сопутствует молодости.
Рудницкий резкими, короткими рывками хлёстко бросал карты на стол, Шовгенов небрежно клал свои, но с таким видом, словно эти карты имели основательный вес.
Но вот Рудницкий, подняв зажатую в руке карту, задумался.
— Мои, — решительно заявил он, сгребая карты со стола.
— Ну и «козёл»! — бросив свои карты на стол, воскликнул Шовгенов и захохотал. — Ты напрасно задержал пиковую даму. Она подвела тебя.
— А с чем бы я остался? — вспыхнул Рудницкий, открывая свои карты.
Молодые люди заспорили. Каждый с разгоревшимся азартом старался доказать правильность своего мнения.
Павлюк уже несколько раз порывался встать, но, приподнявшись, опять опускался на кровать. Сейчас он вдруг вскинул голову и хриплым, приглушённым голосом сказал:
— Пить хочется.
— А где вода? — недовольно спросил Рудницкий.
— В прихожей.
— Пойдите напейтесь, — разрешил Рудницкий и, уже обращаясь к Шовгенову, продолжал: — Мне ведь играть было нечем!
— И всё же пиковую даму не стоило держать, — настаивал Шовгенов.
Кряхтя, Павлюк медленно поднялся и, тяжело ступая, словно его ноги вдруг страшно отяжелели, направился в прихожую. Здесь он на секунду остановился и прислушался. В комнате продолжался горячий спор. Афанасий нарочито громко загремел кружкой о водопроводный кран, затем, сдерживая дыхание, на носках подскочил к двери, быстро вставил в замочную скважину ключ и осторожно повернул его.
Открываясь, дверь тихо скрипнула заржавленными петлями.
Павлюк вздрогнул и, крепко сжав пальцами край двери, застыл на месте. Крупные капли пота выступили у него на лбу.
— Вот тебе и нужно было дамой пойти, — донёсся из комнаты возбуждённый голос Шовгенова.
Афанасий облегчённо перевёл дыхание, тыльной стороной кисти смахнул пот со лба и выглянул за дверь.
Там никого не было.
Путь свободен!..
Павлюк выскользнул на лестничную площадку, запер за собою дверь и бросился вверх по лестнице.
Взбежав на чердак, он ударился головой о переплёты стропил, но не почувствовал боли. Нащупывая в темноте руками дорогу, спотыкаясь на каждом шагу о балки наката, он добрался до слухового окна.
Снизу донеслись частые и сильные удары.
— Спохватились, — испуганно и в то же время со злорадством подумал Павлюк: — Растяпы. Поздно!
Он быстро вылез на крышу и, пригибаясь, побежал по гребню.
Недалеко от трубы он споткнулся, упал и скользнул по гладкой наклонной плоскости железной кровли.
От падения с высоты пятого этажа его спас водосточный жёлоб, в который он упёрся ногами.
Трясясь всем телом от испуга, беглец не смог заставить себя подняться на ноги и продолжал свой путь на четвереньках.
Добравшись до края крыши, он спустился по пожарной лестнице на землю, не оглядываясь добежал до угла здания и скрылся за ним.
XVI
БЕРЕГИТЕ СЕБЯ, РОДНЫЕ
Лейтенанты добросовестно колотили кулаками по створкам двери до тех пор, покуда не щёлкнул замок.
Дверь открылась, и на пороге появился майор Кочетов.
— Хватит, хватит, товарищи, — сказал он. — Дети у соседей уже спят, разбудите.
Он прошёл в комнату, посмотрел на разбросанные по столу карты и спросил:
— Кому везло?
— С переменным успехом, товарищ майор, — вытянул руки по швам Рудницкий.
— Отлично. Первая часть как будто удалась нам. Во всяком случае, Павлюк поверил, что ему представился удобный случай бежать из-под ареста, и воспользовался им. Он так спешил, что едва не свалился с крыши, но потом благополучно добрался по лестнице до земли и без оглядки побежал. Что ж, — с сожалением вздохнул майор, — он сам выбрал себе судьбу.
— Прямо за шиворот хотелось схватить подлеца, когда он с ключом в кулаке уходил из комнаты, — закипел Шовгенов и, растопырив пальцы, брезгливо поморщился: — Где бы руки помыть? Я вообще не терплю карт, а тут ещё, как назло, попались грязные, засаленные.
— Ты ведь знаешь, — улыбнувшись, напомнил Рудницкий, — вода в прихожей.
— Ах, верно, — засмеялся Шовгенов и обратился к Кочетову: — Разрешите, товарищ майор.
— Мойте, только быстрее. Нам нужно торопиться...
— Расчёты наши оправдываются, — сообщил полковник Чумак, когда майор и лейтенанты вошли для доклада в его кабинет. — Павлюк уже на железнодорожной станции и прячется за поленницами дров. Один поезд он пропустил. Видимо, ожидает какой-то другой.
— Через тридцать шесть минут отправляется местный, затем Ленинградский, — взглянув на часы, пояснил Рудницкий.
— Возможно он их и ждёт. Так что вам, товарищи, надлежит быть готовыми к поездке.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — за себя и за лейтенантов ответил майор.
— Пока вы занимались Афанасием Павлюком, — продолжал Чумак, — я побывал у Забелиной. Могу сообщить для всех нас приятную весть. Жизнь девушки вне всякой опасности.
Лейтенанты удовлетворённо переглянулись.
— Но она ещё настолько слаба, — полковник достал из портсигара папиросу, — что профессор разрешил мне очень короткое свидание. Мы разговаривали минут пять-шесть. К сожалению, ничего существенного к тому, что мы уже знаем, Забелина добавить не смогла. Но одно стало ясным: не явись она к нам с повинной, её бы не было в живых. Встретиться с мерзавцем, который звонил, ей всё равно пришлось бы, но при таких обстоятельствах, когда помочь было бы некому или помощь пришла бы слишком поздно.
— То есть так, как это получилось с Рогулиным, — продолжая мысль полковника, добавил Кочетов.
— Совершенно верно, — подтвердил Чумак и многозначительно улыбнулся. — В срочном вызове скорой помощи к внезапно заболевшей Забелиной лейтенант Шовгенов в достаточной мере проявил присущую ему расторопность.