Прогнозы эти полностью оправдались, что привело к новому повышению акций генерала Исии.
Тогда же, летом 1942 года, в районы, прилегающие к границе с Советским Союзом, выехал экспедиционный отряд, которым командовал доктор Ида Кноси. На грузовики, кроме провианта и палаток, был погружен полный комплект оборудования для проведения лабораторных изысканий в полевых условиях.
Доктор Кноси и его помощники должны были исследовать, каким образом в определенных климатических условиях можно искусственно вызывать болезни и эпидемии у домашних животных. В частности, местом проведения такого эксперимента было озеро Ханка, минимальная часть которого находилась в границах Маньчжоу-Го, а значительно большая — принадлежала СССР. Пробовали они использовать для распространения заразы и реку Уссури, соединяющую озеро Ханка с Амуром.
Летом 1944 года генерал Ямада Отодзоо — новый главнокомандующий Квантунской армии — посетил «хозяйство доктора Исии».
После осмотра лабораторий и «производственных» цехов в кабинете генерала Исии Сиро состоялось совещание под председательством самого главнокомандующего.
— …Если говорить о России, — сказал главнокомандующий, — то против русских мы пустим в ход новое оружие. Я пока не знаю всех деталей военной операции, во всяком случае, известно, что первые бактериологические удары будут направлены на крупнейшие города, находящиеся вблизи границы.
Еще и летом 1945 года японские комбинаты смерти работали на полную мощность.
Миллиарды блох плодились и размножались на крысах и мышах. В виварии поступали все новые партии крыс, охотой на которых занималось по меньшей мере несколько десятков тысяч японских солдат. В августе 1945 года только в самом «хозяйстве доктора Исии» находилось более трех миллионов крыс. Тонны смертоносных бактерий хранились в холодильниках.
Мирное население Монголии, Китая, Советского Союза не могло себе даже вообразить, какая страшная опасность висела над жизнями тысяч и тысяч людей — женщин, детей, стариков.
Генерал Исии ждал только приказа.
И вот наконец пришла долгожданная радиограмма из императорской ставки. Радист расшифровал ее, и генерал Исии прочитал совсем не то, что ему хотелось бы:
«Немедленно начать подготовку к полной ликвидации всего технического оборудования и запасов в подразделении № 731 и во всех находящихся в его подчинении филиалах. За подробными разъяснениями обращайтесь в штаб Квантунской армии».
Генерал Исии провел у себя в кабинете совещание.
— Пришел конец нашей работе, — оповестил он подчиненных. — Политическая и военная ситуация изменилась, и я получил приказ незамедлительно подготовиться к уничтожению всего хозяйства. Не должно остаться никаких следов, по которым можно было бы догадаться, что здесь изготовлялось бактериологическое оружие…
Горели документы, горели здания, горело все, что способно гореть. Научные работники и офицеры заняли места в кузовах грузовых автомобилей. Когда вереница автомобилей покинула территорию подразделения, молодой японец в форме лейтенанта жандармерии включил взрывное устройство. Здание тюрьмы вместе с останками сожженных людей, здание штаба, лаборатории, виварий, холодильники, склады взлетели на воздух. Комбинат смерти превратился в развалины.
Но замести следы преступлений не удалось. В последних числах декабря 1949 года в Хабаровске состоялся процесс над японскими военными преступниками, обвиняемыми в подготовке к агрессии против Советского Союза, в тягчайших преступлениях, совершенных ими перед человечеством. На скамье подсудимых заняли места 12 обвиняемых во главе с бывшим главнокомандующим Квантунской армии генерал-майором Ямадой Отодзоо.
Судебному разбирательству предшествовало следствие, проводившееся долго и тщательно, а также работа экспертной комиссии, в состав которой входили видные советские ученые — патологи, микробиологи, бактериологи, химики, паразитологи, специалисты по болезням животных.
Было много свидетельских показаний, разоблачающих преступников, и среди них фильм, добытый еще до войны.
Военный трибунал на основании неопровержимых доказательств признал всех подсудимых виновными в тягчайших преступлениях против человечества. Меры наказания были отмерены каждому по степени его вины.
Для того чтобы преступную эту дюжину можно было назвать так, как она того заслуживала, — «чертовой», на скамье подсудимых не хватало тринадцатого и, пожалуй, самого главного преступника — Исии Сиро, генерал-майора медицинской службы, доктора биологических и медицинских наук, бывшего начальника подразделения № 731.
Главный военный преступник генерал Исии Сиро нашел убежище в Соединенных Штатах Америки.
Вот что вспомнилось мне в дни процесса, проходившего в Хабаровске с 24 по 30 декабря 1949 года.
Моя фамилия не фигурировала в списке свидетелей обвинения. За меня и за моих друзей, уцелевших и безвременно ушедших из жизни, показания давал немой свидетель — документальная кинолента «Экспедиция в Нинбо». О том, как попала в руки правосудия коробка с этим фильмом, из всех присутствующих на процессе знали только двое: я да еще один из членов военного трибунала — совершенно седой генерал с моложавым лицом, по которому сразу было видно, что он уроженец Кавказа.
Как-то во время перерыва между заседаниями мы столкнулись с ним лицом к лицу в курительной комнате. Уже прозвенел звонок, и вблизи никого не было.
— Послушайте, Дракон, — обратился он ко мне по старой памяти так, как меня уже давно никто не называл, — я все забываю вас спросить: каким это образом вам удалось, работая в таком осином гнезде, как Харбин, столько лет оставаться вне всяких подозрений?
— Ничего удивительного, товарищ генерал. По документам моя фамилия была Дитерикс, та же самая, какую носил главарь Русского общевоинского союза, сколоченного из белогвардейцев, осевших в Китае и Маньчжурии. Несколько прозрачных намеков на влиятельного дядю, разумеется, без упоминания фамилии, и вот уже в глазах властей я — племянник генерала Дитерикса. А когда ты племянник такого дяди, кто тебя заподозрит в том, что ты «красный»?
— Тогда не лучше ли вам было жить в Харбине под собственной фамилией? Пусть был бы, скажем, племянник атамана Семенова. А? Неплохо звучит?
— Извините, товарищ генерал, но для племянника атамана Семенова открывалась другая карьера — служба в жандармерии. А меня больше устраивала служба в дорожной полиции. Работа, правда, пыльная, но зато не грязная!..
Иван Абрамович НеручевОсобо сложные дела
„Авоська“ старого знакомого
В Энской части были сильно обеспокоены. Фашистские стервятники несколько дней подряд бомбили важные объекты. Удивляла их точная ориентировка. Видимо, враг пользовался чьими-то услугами на нашей территории, и наверняка через радиостанцию. Дано было задание пеленгаторной станции прощупать эфир. Предположение подтвердилось: враг свил гнездо в западной части леса, близ высотки, метрах в 600–700 от реки. Передача велась в микрофон шифром на немецком языке.
Вскоре на опушке этого же леса, расположилась боевая часть. Ей и было поручено прочесать лес, поймать шпиона.
Поиски шли напряженно. Осматривали каждое дерево, обыскивали каждый куст. Безрезультатно: лесу не оказалось ни одной живой души. С пеленгаторной станции сообщили: вражеский передатчик смолк в тот момент, когда начались поиски.
Комиссар и командир полка догадались, в чем причина провала операции: они действовали недостаточно осторожно. Раннее утро. Тихо. А сотни людей в тяжелых сапогах пробираются чащей, ломая сухие ветки. Треск и шум — лучшие пособники врагу. Ему было куда податься: огромный лес зажать в кольцо невозможно. Наконец, враг мог перебраться через речку и уйти в город К. Возможно, дозор, посланный на этот участок, запоздал…
На второй день, ранним утром, тем же лесом шли рядовые Даниил Петренко и Михаил Сидоров. Они направлялись к речке с пятиведерным баком, чтобы набрать воды для полевой кухни. Вчера они тоже принимали участие в неудачной облаве на опасного врага. Может быть, поэтому каждый из них с особой остротой думал сейчас о хитром, изворотливом шпионе, прислушивался к шорохам, зорко всматривался в лесную чашу. Куда же шмыгнул, где теперь притаился гад? Кто он и где его постоянное логово?
Открылась гладь реки. Вправо от себя, в полукилометре, у сизого огромного камня, Петренко заметил черную фигуру. Он остановился и молча указал на нее Сидорову. Бойцами мгновенно овладело беспокойство: «Это он… Не упустить бы!».
Жаль, нет у них винтовок. Если это действительно враг, его легко не возьмешь. Бойцы понимающе переглянулись. Петренко указал на пару гранат, подвешенных к поясу. Одну из них передал Сидорову. Оставив бак (дьявол с ней, с водой-то!), бесшумно поползли к загадочной фигуре. Вот она уже отчетливо вырисовалась: мужчина. Он стоял вполоборота к бойцам, слегка наклонившись над зеленой сумкой — «авоськой». Высокий, худощавый, лицо бритое, морщинистое; короткие седые, ежом, волосы. Петренко решил, что это учитель, Сидоров принял его за бухгалтера. Шопотом обменялись первыми впечатлениями. Заметили на камне около старика несколько удилищ… Так вот оно что! Рыболов! Как видно, улов в сумке подсчитывает!.. Всё же решили подползти поближе. Старик тем временем еще ниже склонился над «авоськой», почти спрятал туда свое морщинистое лицо… Чего он ворчит? Слова какие-то мудреные, не похожие на наши, и говорит быстро, без передышки — так рыбу не считают. Наконец старик поднял голову, посмотрел по сторонам, закурил папиросу и стал сматывать удочки.
— Руки вверх! — приказал Петренко, выскочив из кустов с гранатой в руке. Подбежал и Сидоров. Они прижали к камню добродушно улыбающегося старика.
— Экие вы петухи, — не поднимая рук, сказал он спокойно. — Робкого человека до смерти напугать можете…
— Тебе говорят: руки вверх! — повторил команду Петренко. — Не то стрелять буду…