Носильщик отеля гражданин Костюков В.Н. сообщил, что в Блэквуда было два чемодана, причем один из них – очень тяжелое. В номере найден только один полупустой Коферы. Это дает основание предположить, что Блэквуд привез вещи, которые хотел сохранить в тайне даже от своих спутников, и именно поэтому отказался от соседа по номеру. Он опасался, чтобы такой сосед случайно не увидел их в чемодане. Обращаю ваше внимание на нарушение таможенных правил. Мне удалось установить, что багаж Блэквуда был ввезен как дипломатический и поэтому не подлежал таможенному досмотру. Только в отеле его передали настоящему владельцу.
За несколько дней, прожитых в гостинице, Блэквуд сумел вынести частями привезенные вещи и спрятать их в неизвестном месте или передать неизвестным лицам. Что это за вещи, до сих пор неизвестно. На внутренней стене Коферы я нашел масляное пятно величиной с копеечную монету. Химический анализ показал, что это ружейное масло. Но делать на этом основании вывод, что Блэквуд привез оружие, нельзя.
Я опросил руководителей местных сектантских организаций Грошенков и Силаева, которые встречались с Блэквуда. С Грошенков он разговаривал трижды, с Силаев дважды. Беседа велась через переводчика гражданина Бабенко Д.К. и касалась только положения сектантов в нашем городе. Больше ни Грошенков, ни Силаев с Блэквуд не встречались. Других явных знакомств у него не было.
Все вышеизложенное приводит к выводу, что "самоубийство" инсценировано с целью замести следы, ввести в заблуждение органы государственной безопасности. Блэквуд надеется, что его сочтут погибшим и в этой связи не разыскивать… "
VI. Ресторан "Триста лет"
Вроде все так, как ему говорили. Вот и перекресток. Первый от угла фонарь, второй, третий…
Здесь к Павлюка должен подойти мужчина в зеленой шляпе и сказать:
– Прошу прощения, который час?
Павлюк даже вздрогнул от неожиданности. Как незаметно он появился!
– На моих часах ровно двадцать одна минута на пятку, – ответил Павлюк, замедляя хода.
– Я еще раз прошу простить меня. А у вас верный часы?
– Я купил его, перед войной, он отстает не более чем на три секунды в сутки.
– Значит, я могу поставить свои часы по вашему?
– Да, и не ошибетесь.
– Павлюк протянул незнакомцу руку.
– Рад встретиться с вами, Денис Торкун. Вы, как и прежде, живете на улице Льва? Как ваша жена и сыновья – Константин, Юрий, Михаил. А как жена пережила тяжелые военные годы? Урожденной госпожа Свидзинский, привыкшей к роскоши, наверное, затруднительно пришлось? А как ресторан? Процветает?
Это был любимый ход Павлюка – сразу показать подчиненному, что о нем все известно.
Однако на Торкуна он особого впечатления не произвел.
Торкун ответил вопросом на вопрос:
– А вы знаете мой ресторан?
– Бывал в сорок втором году. Тогда у вас весело развлекались.
– Мой ресторан, – сказал Торкун таким тоном, будто читал лекцию по истории, – существует триста лет. Его основал мой предок Фридрих Торген – выходец из Пруссии.
– А теперь?
– Увы, – грустно сказал Торкун, – это уже не ресторан "Триста лет", а просто "Буфет" и, видимо, скоро вообще придется его закрыть.
– Сочувствую.
Во время якобы совсем незначительной беседы Павлюк присматривался к своему новому сообщника. От тучного червоновидого когда хозяина, дела которого шли с большим успехом, не осталось и следа. Торкун похудел, и костюм висел на нем, как на вешалке. Под пиджаком была пестрая рубашка с накрахмаленным воротничком, на голове дешевый зеленый шляпа с коричневый шнурком.
Несколько минут они шли молча.
Каблуки тяжелых, подбитых железом солдатских ботинок Павлюка стучали об стерты каменные плиты тротуара. Звук возникал глухой, отрывистый и сразу замирал, будто подавлен тяжелой сыростью ущелья-улицы.
"Обо всем говорить ему не следует, – думал Павлюк. – Пусть даст мне убежище – и пока достаточно ".
– В одном вы ошиблись, – сказал Торкун, – я живу сейчас не на улице Льва – там мой дом разбит бомбой, а здесь, на улице Без рассвета. Теперь уже в одном доме – и ресторан, и квартира.
– Улица Без рассвета? Странное название.
– Средневековая. Улица расположена так, что солнце заглядывает туда только в час – после полудня.
Павлюк ничего не ответил. Еще минуту они шли молча.
– Вот, – показал Торкун.
Перед ними была маленькая, кривая, безлюдная улица. Темные дома средневековой архитектуры закрывали ее от солнца. Верхние этажи нависали над нижними, и на улице даже летом царил сыроватой полумрак. Улица похожа на глубокую, мрачную ущелье. Впечатление усиливается зелеными пятнами плесени на стенах и затхлым запахом, идущим из открытых отдушины подвалов. Улица Без рассвета…
Подошли к старому двухэтажного дома. Одна стена его выходила на улицу Без рассвета, вторая – на небольшую, узкую площадь. Над широкими деревянными дверями висела вывеска: "Буфет. Горячие и холодные закуски ". В нижнем уголке вывески мелкими белыми буквами было старательно выведено фамилия владельца – Денис Торкун.
Пройдя низкий сводчатый тоннель, напоминавший вход в крепость, новые знакомые оказались на узком полутемном дворе, вымощенной каменными плитами.
Открыв массивные, тоже похожи на крепостные, двери – черный ход – Торкун крутой винтовой лестнице повел Павлюка на второй этаж. Они остановились перед такими же прочными, надежными, как внизу, дверями с круглым отверстием-глазком.
Торкун прислушивался, размеренно постучал два раза. Потом еще три – быстро.
Ждать пришлось долго. Павлюк уже начал нервничать, когда на ячейке поднялась заслонка и кто пристально стал осматривать прибывших.
– Это я, Анелю, открой, – сказал Торкун.
Загремел засов, скрипнул замок, звякнула цепочка. Дверь немного приоткрылась.
– Ничего, ничего, – снова заговорил Торкун. – Со мной гость.
Дверь открылась совсем. Как было темно на площадке лестницы, в прихожей казалось еще темнее. Сначала Павлюк ничего не видел. Когда глаза немного привыкли, начал разглядывать.
Казалось, в маленькую прихожую принесли из всех комнат мебель и свалили как попало. Вдоль стен, оставляя узкий проход, через который едва могла протиснуться человек, стояли три шкафа. На одной из них лежал кверху ножками ломберный стол с Изогнувшийся от влаги лакировка. На второй было несколько чемоданов. Две тьмянозолоти рамы без картин криво висели по бокам дверей. Все пыльное, ветхое, заброшенное.
Осмотрев прихожая, Павлюк перевел взгляд на хозяйку. Это была высокая, худая женщина лет сорока пяти. Она держалась ровно и гордо. Острые черты лица, мелкие зубы, длинный хрящеватый нос делали ее похожей на хищную птицу.
– Познакомься, Анелю, – сказал Торкун. – Это господин Павлюк. Приехал из Волыни и поживет немного у нас.
Анеля бросила на Павлюка неприветливый взгляд и, небрежно кивнув головой, ушла в кухню.
– Бывшая госпожа Свидзинский не из любезных, – сказал Павлюк, пожав плечами.
Торкун успел заметить, что это его привычный жест.
– Время сейчас, знаете, какой, – прощающим тоном сказал Торкун. – Каждый приходится бояться. К тому же, она не знает, кто вы.
– Кстати, как вас сообщили, что я приеду?
– Еще в день эвакуации города ко мне пришел человек и наказал каждый пятнадцатого течение четырех лет быть в двадцать минут пятого на улице Льва, под фонарем. Он мне и пароль дал.
– В течение четырех лет? Как видите, я не заставил вас ждать так долго…
– Пойдем в столовую, – пригласил Торкун.
Столовая была довольно светлая и просторная, но казалась такой же тесной, как и прихожая, за обилия мебели. В центре стоял накрытый кружевной скатертью овальный обеденный стол с раковиной-пепельницей и полинявшим бархатным альбомом для фотографий. Почти половину комнаты занимал кожаный диван. Обивка на нем порвалась, с спинки торчал волос и пакли.
Справа от двери, у покрытой ковром кушетки с множеством вышитых гарусом подушечек, стоял круглый столик, обставлен креслами.
Гость устало опустился на диван.
Торкун сел в кресло и застыл, вытащив длинную спину и положив худые руки на колени.
Павлюк достал сигарету, закурил. Синие кольца дыма потянулись к потолку, цепляясь за погремушки большой неуклюжей, как и все в комнате, люстры.
– Прежде давайте поговорим, где вы меня устроите, – сказал Павлюк. – Я люблю комфорт.
– Мы отведем вам смежную с этой комнату.
– Там один выход или два?
– Два, два! Прямо из гостиной можно попасть в кухню, а оттуда парадным ходом на улицу или черным – во двор. Рядом с нашим двором лежат руины дома, разбитого во время бомбежки. Там легко спрятаться.
– Это хорошо.
– Наша квартира была ранее частью ресторана. Сюда поднимались мои ближайшие клиенты с девочками.
– Среди ваших постоянных клиентов был ротенфюрер Вайц?
Имя Вайца невольно вызывало в памяти Торкуна воспоминания о фашистской оккупации – счастливую пору для трехсотлетнего ветчину и его хозяина. Ссылаясь на своего предка Фридриха, выходца из Пруссии, Торкун добился, что его арийское происхождение было наконец установлено и, главное, официально засвидетельствован. Но больше подняла репутацию, Торкуна среди фашистских властей его деятельное участие в разгроме синагоги, которая находилась недалеко от его дома. Трехсотлетний кабак часто посещали гестаповские офицеры, бандиты из отрядов украинских националистов, сотрудничавших с гитлеровцами, различные дельцы из "рейха", что, как саранча, хлынули на богатую украинскую землю. В старинном доме до рассвета невгавалы песни, слышались пьяные крики, нередко стрельба – пьяные эсэсовцы часто решали спор с компаньонами по рюмке наиболее привычным для себя способом.
Когда советские войска подошли к городу, Торкун решил бежать с оккупантами. Но обер-лейтенанты и майоры, которые за бутылкой вермута благосклонно выслушивали рассказы о предке Фридриха, теперь не обращали никакого внимания на Торкуна, что ползал у их ног, умоляя дать место в эшелоне. А ротенфюрер Вайц даже пообещал повесить неудачника трактирщика, когда тот еще хоть раз осмелится побеспокоить офицера СС своими назойливыми просьбами. И Торкун отцепился от него, очень хорошо зная, что такие обещания герр ротенфюрер выполняет тщательно… Но сейчас, в тумане лирических воспоминаний о прошлом, ротенфюрер казался Торкунови совсем другим, чем был в действительности, и на вопрос Павлюка о гестаповца, трактирщик ответил: