Брауде кивнула и проронила:
— Нужно размножить фотографию Бабаева, возьми ее у кадровика на вокзале и раздай всем милицейским постам. Ну и, конечно, нашим людям. Это одно. Второе — обойти городские больницы и врачей, занимающихся частной практикой. Бабаев, если он ранен, вынужден будет обратиться за помощью. И, наконец, третье — Бабаев после излечения попытается навести справки о подпоручике Гудошкине.
— Мне кажется, Бабаев будет искать контакт прежде всего с Зайнаб, — заметил Шамиль.
— Почему?
— С ней легче связаться. У нее есть телефон, вернее, в гостинице «Сибирский тракт». Достаточно позвонить ей — что он может сделать с наименьшим риском для себя — и разузнать, что к чему. То есть: успела Зайнаб предупредить Арсения или нет. А идти к нему в номер — опасно. Вдруг там засада? Ведь телефона в караван-сарае нет. — Измайлов чуть помолчал и продолжил: — Я имею в виду тот вариант, если Зайнаб по какой-то случайности не предупредила этого подпоручика и он бы там торчал поныне. Мне кажется, что Бабаев выйдет на Зайнаб и по другой причине: Гудошкин на случай провала должен был покинуть Казань и переехать в Самару. Во всяком случае, так показал на допросе этот офицер.
— А не заявится ли этот Бабаев домой к Зайнаб? Ведь старая любовь, говорят, не ржавеет.
— Ржаветь-то не ржавеет, а вот смертельная опасность, которая грозит этому ухажеру, охлаждает его чувства до нуля. А с остывшей душой и холодной головой штабс-капитан на квартиру к ней не пойдет. Не будет он рисковать. Сердцем чувствую, не будет.
Чекисты решили внедрить в гостиницу «Сибирский тракт» своего человека, который бы фиксировал всех, кто спрашивает по телефону Зайнаб.
Поиски Бабаева в больницах результатов не дали. Постовые милиционеры не видели его ни на речной пристани, ни на вокзалах, включая Красную горку, Васильево и Зеленодольск. И частные врачи, будто сговорились, отрицательно качали головами, когда им показывали фотографию штабс-капитана Бабаева.
Чекисты, конечно же, искали и Казимакова, решившего, судя по всему, сделать ставку на Самарское правительство, войска которого вместе с Чехословацким мятежным корпусом все ближе подбирались к Казанской губернии. Видимо, бывший жандарм через Феофана Самченова выговорил себе солидную должностенку. Небось, не против занять место начальника контрразведки Комуча. А сладостное воображение рисует ему безбрежные дали роста по службе аж до начальника жандармерии всей России. Ведь в желаниях человек не имеет предела. Чем больше удовлетворяются желания, тем больше хочется. А уж об обиженном чинодрале, пытающемся взять реванш у судьбы, выжать из благоприятной ситуации все, что только можно, и говорить нечего. В общем, карьеристские устремления ротмистра Казимакова просматривались без труда. Было о нем известно, что он находился в рабстве у своих пороков: обжорстве, блудострастии, причудливо сочетавшемся с качеством отменного дамского угодника, жадности, карьеризме. Эти рабские оковы пороков диктовали поступки бывшего жандарма. Посему его искали не только в районе духовного училища на Воскресенской, где его видел несколько месяцев назад арестованный агент Двойник, но и в ресторанах и злачных местах, еще кое-где подпольно чадивших своим духом растленности. Но на след Казимакова пока что не удавалось напасть.
Примерно через две недели после побега штабс-капитана Бабаева мужской голос попросил позвать к телефону Зайнаб, которая находилась еще на излечении. У телефона дежурила женщина, которая была проинструктирована чекистами — как в этом случае вести себя. Дежурная ответила, что Зайнаб будет после обеда.
Через телефонную станцию установили: неизвестный мужчина звонил из гостиницы «Амур». Туда срочно выехали на машине чекисты. Но там Бабаев среди жильцов не значился. Да это и понятно: штабс-капитан давно поменял фамилию. Но служащий гостиницы обрисовал внешность звонившего. Приметы мужчины были схожи с внешностью штабс-капитана Бабаева.
— Скажите, — обратился Измайлов к администратору гостиницы, — а он, этот мужчина, случайно, не хромал?
Администратор, худощавый старичок, не по летам живой, почесав за ухом, энергично замахал руками:
— Нет-нет. Не хромал. А вот рука, кажись, у него повреждена. Похоже, хворый он: лицо бледное, потливое. Нервный такой…
Когда чекисты вышли на улицу, солнце уже палило вовсю, напоминая, что обед вот-вот наступит. А там уже жди звонка от скрывающегося диверсанта. И было ясно: звонок будет последним, застанет штабс-капитан Зайнаб в гостинице или нет. Ведь он не круглый идиот, поймет, что голову ему морочат. Звонить он, конечно, будет, в этом чекисты не сомневались. Но вот откуда?
— Как ты считаешь, придет сюда снова звонить этот Бабаев или нет? — спросил Измайлов своего товарища Аскара Хайретдинова, который так же, как и он, недавно начал работать в губчека.
Молодой чекист провел кончиками пальцев по верхней губе, словно подчеркивая, что он уже взрослый — вовсю растут усы, и правильно делают, что советуются с ним.
— Вряд ли. Зачем рисковать? Он может спокойненько позвонить из другого места. — Аскар немного помолчал и добавил: — Конечно, уличных телефонов в городе единицы, можно по пальцам пересчитать. Да и те почти все сломаны. А поэтому он будет вынужден опять звонить из какого-нибудь учреждения…
— …Рука повреждена… бледное лицо… потливость, — повторил слова администратора Измайлов, мучительно размышляя над сакраментальным вопросом: откуда же будет звонок. Потом чекист зажмурился, задрал лицо к небу и чуть ли не радостно произнес:
— Ты, Аскар, прав. Не придет в «Амур» штабс-капитан. Не придет. Но он больной. Видимо, ранен в руку. Чувствует себя отвратно…
Измайлов, как жадный отдыхающий, который хочет ухватить разом все целебные лучи солнца, продолжал стоять в той же позе, подставляя лицо жаркому светилу и размышляя вслух:
— Это я к тому: человек в таком состоянии не поедет звонить из одного конца города в другой. Он где-то окопался здесь, шайтан задери. — Шамиль резко выпрямился, прикрыл ладонью глаза. — В этой округе живет штабс-капитан, в этой! И если это так, то он будет звонить из ближайшего учреждения, где есть телефон, откуда, разумеется, звонить безопасно. Вот и давай прикинем-ка с тобой, куда он, коршун черный, полетит. А?
— Ближайшая гостиница — номера Шакир-солдата, что рядышком с базаром, — заметил Хайретдинов.
Измайлов усмехнулся:
— Еще ближе караван-сарай. Но ведь Бабаев туда ни за что не пойдет: боится засады. К тому же там нет телефона. Иначе б он, не мудрствуя лукаво, позвонил бы туда, да и все. Кстати, в номерах Шакир-солдата тоже нет телефона.
— Есть телефон в номерах Апанаева. Я точно знаю. — Хайретдинов показал рукой на трехэтажный кирпичный дом. — Как видишь, на этой же, на Московской, улице находится гостиница.
— Ну вот, ты и пойдешь туда. Идет?
Аскар Хайретдинов кивнул.
— А я пойду на Поперечно-Вознесенскую, в гостиницу «Гранд-отель». Тут недалеко.
Чекисты разошлись.
Измайлов перешел мост через Булак и увидел Санию Сайфутдинову, не спеша направляющуюся к озеру Кабан. Он окликнул ее. Сияющая, но с какой-то внутренней робостью, Сания подошла к нему. Девушка поздоровалась и залилась краской. Потом тихонько промолвила:
— Вот уж никак не ожидала увидеть вас, Шамиль-абый. Никак не ожидала…
Юноша, чувствуя, что творится на душе у этой красивой девчушки, улыбнулся. Он и сам не мог понять — что это у него: радость оттого, что он, Шамиль, очень нравится этой милой, но очень уж юной девушке с ярко выраженной детской непосредственностью или она сама ему нравилась? А может, и то и другое одновременно? Так или иначе, настроение у него, не говоря уже о ней, стало праздничным. По дороге они почти не разговаривали, только улыбались изредка, и то незаметно, поглядывая друг на друга. Каждый из них думал о чем-то своем, но непременно связанном с тем, что их связывало. Так они незаметно очутились у самой гостиницы. Только тут лицо юноши сразу стало постным, почти суровым.
— Вы обиделись на меня? — встревожилась Сания. — Что-то я сказала не то?
Вымученная улыбка тронула его лицо.
— Нет-нет, Сания. Нет, милая…
Слово «милая» он произнес незаметно для себя. И — впервые.
Блуждавший на ее лице испуг мгновенно исчез, и большие глаза девушки засияли счастьем. Сания подняла голову — глаза ее повлажнели. «А ведь у нее могут появиться и слезы»,— подумал Шамиль, умиляясь. И он прижал девушку к груди. Сания трепетала всем своим существом, как трепещет цветок на майском ветру.
— А мы вас, Шамиль-абый, каждый день вспоминаем дома… Ведь если не вы, брат мой погиб бы… — тихо промолвила она, легонько отстраняясь от него.
Он взял девушку за руку и сказал:
— Пойдем-ка, Сания, зайдем в этот дом. — Юноша кивнул в сторону трехэтажного кирпичного здания, что высился на другой стороне неширокой улицы, отбрасывая прохладную тень на нагретую мостовую.
— Это что, гостиница?
Он кивнул. И, видя ее замешательство, тихо произнес:
— Там уютное кафе. Вот и пообедаем. Поговорим. Ага?
— Ой, я не хочу есть, Шамиль-абый. Честное слово. — Она как-то съежилась, остановившись на полпути.
— Хорошо, хорошо. Мы только попьем чайку с чак-чак да граммофон послушаем.
Полутемный длинный коридор дохнул прохладой и печеным хлебом. Небольшое кафе располагалось на первом этаже в конце коридора. Оттуда слышалась музыка.
Казалось, что в кафе, как и в коридоре почти никого не было. Ведь даже в небольшом фойе, где обычно неотлучно сидела дежурная рядом с телефоном, не было ни души. Не было и телефонного аппарата!
«Вот те на! — екнуло сердце у чекиста. — Куда же аппарат-то делся?»
Он растерянно остановился, поглядел по сторонам и хотел было повернуть назад. «Кажется, тут был второй телефон», — вспомнил Шамиль, увлекая за собой спутницу.
Когда он открыл дверь в кафе, удивился: там было полно народу. Но им повезло: у окна, зашторенного выцветшим голубоватым шелком — остатком былой роскоши, — освободилось два места. Через несколько минут они уже пили чай, украдкой поглядывая друг на друга. Глаза привыкли к полумраку, и тут Измайлов заметил, что у входа висит на стене телефон. Он обрадовался, ведь отсюда можно поговорить вполне конфиденциально: музыка затрудняет подслушивание. Но знает ли это Бабаев, что здесь есть телефон? — мелькнул у него неприятный вопрос.