— Где живет? Ну! Быстро отвечай! — начала терять спокойствие Брауде, вставая со стула.
Он живет на Второй горе. В двухэтажном деревянном доме… Адреса я не знаю. Но я однажды случайно видела его выходящим из этого дома. Кандидий никогда не говорил, где он живет.
— Где он работает?
Она пожала плечами и жалобно пролепетала:
— Раньше был военным. Служил в штабе Казанского военного округа. Теперь, кажется, подался к большевикам. В каком-то штабе служит.
— Значит, он военный?
— Вроде. Но он ко мне по ночам приходил всегда в штатском. Только раз я видела его в форме…
— Мы с тобой, милочка, договорим позже, — энергично произнесла Брауде, — а сейчас ты покажешь тот дом, где живет Кандидий.
Перед тем как поехать на Вторую гору, Акулине и дворнику представили труп для опознания. Только Акулина его не признала. Правда, арестованная женщина сказала, что Кандидий ее предупредил: скоро должен приехать один человек по имени Януарий и его нужно на пару дней пустить под крышу. Возможно, что это один и тот же человек.
И снова бешено неслась чекистская машина по улицам древнего города, чтобы набросить петлю смерти на очередного врага новой власти, сулившей народу золотые горы.
И многие верили этому. Искренне верили и чекисты в праведность своей жестокой миссии — как им казалось, во имя многострадального народа, дабы очистить землю от скверны и побыстрее осчастливить его.
Двухэтажный деревянный дом возвышался над крутыми красивыми оврагами, опоясывавшими улицу с двух сторон, будто желто-зелеными яркими ожерельями. По дну одного из оврагов проходила улица Низенькая с ветхими убогими домишками. Именно туда, перекрывая пути возможного бегства врагов, Брауде поставила двух чекистов. Остальные, взяв дом в кольцо, решили без шума задержать Кандидия. Дверь в подъезд открыли без особых усилий. Чекисты с оружием на изготовку осторожно поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Но двери там в обе квартиры оказались запертыми. Попытались одну из них открыть отмычкой. Услышав эту возню, из-за двери мужской голос с настороженными нотками спросил: «Кто там?»
Аскар Хайретдинов плотно прижался к стене, но тут же побежал вниз, громко топая ботинками.
Брауде поняла его уловку: в подобных ситуациях убегает от хозяев, будучи обнаруженным, только вор-домушник. Именно так воспринял происходящее и хозяин, открыв дверь. Его сбили с ног, и чекисты ворвались в прихожую. Из глубины одной комнаты послышался грохот упавшего шкафа, затем — выстрелы в дверь, которую контрразведчики попытались открыть. Неожиданно стрельба вспыхнула на улице. В доме оказался второй потайной выход, им-то и воспользовался Кандидий. Беглец сумел оглушить рукояткой пистолета бойца из взвода охраны, подстрелить чекиста, юркнуть во двор соседнего дома, перемахнуть забор и скатиться с крутого склона на дно оврага. Вот тут-то, как только Кандидий выскочил на Низенькую улицу, и был задержан, хотя и оказал бешеное сопротивление.
В доме на Второй горе оставили засаду. В тот же день, к вечеру, туда пожаловал сам Григор, возглавлявший нападение на больницу. После недолгого запирательства он показал: на германскую разведку начал работать после вербовки его в 1916 году, когда находился в плену. После возвращения в Россию был связником: курсировал между Восточной Пруссией и Москвой, а затем — Казанью. По приказу Селиверста — ему подчинялся в Казани — он организовал нападение на поезд на станции Красная горка, а затем — на больницу.
Селиверст работал обычным дворником: обслуживал железнодорожный вокзал. Лучшего места для контактов с агентурой не придумаешь. И вряд ли кто-либо заподозрил бы его в том, что он — матерый агент германского генерального штаба. По показаниям того же Григора Селиверст — кадровый разведчик, похоже, пруссак.
— Это он Черная вдова? — затаив дыхание, спросила Брауде.
От этого вопроса Григор вздрогнул, будто ему сделали больно и, закрыв глаза, выдавил из себя:
— Не думаю. Не будет резидент махать метлой и собирать мусор в засаленной робе.
— А откуда вы знаете, что Черная вдова — резидент?
— Мне о нем сказал Селиверст. — Агент сморщил лоб от напряжения. — Однажды, когда Селиверста не было, Черная вдова самолично вышел со мной на связь. Речь шла о срочной подготовке одной диверсионной акции на местном пороховом заводе. Но было это в прошлом году при Временном правительстве.
— Лицо его запомнили? — осведомилась Брауде, закуривая папиросу.
— Нет. Встречались ночью в Надворной церквушке на архиерейской даче. Света там не было.
— Голос запомнили? — Брауде потушила папиросу и потерла виски кончиками пальцев. — Ростом он какой?
— Голос — тенор, хотя и плечист и сложен ладно. А ростом он не выдался.
— Черная вдова был один?
— Вдвоем. За его спиной, как тень, все время стоял коренастый тип, который ни словом, как глухонемой, не обмолвился.
— А его запомнили? — Брауде провела ладонью по лицу, словно хотела разом снять всю усталость от бессонных ночей. — Его-то, спрашиваю, запомнили? Какого он возраста?
Каждый раз, когда Брауде задавала очередной вопрос, арестованный медлил с ответом, словно освобождался от дремоты.
— О нет. Он, как привидение, слабо различался в темноте. Мне тогда даже как-то стало не по себе: показалось, что от него исходит большая, подавляющая психику, сила. А возраст его? Да, наверно, лет сорока. — Григор немного скособочился и схватился за сердце. Ему дали стакан воды. И когда агент пришел в себя, Брауде осведомилась у него:
— А резидент, судя по его голосу, старый?
— По-моему, лет тридцать пять ему. А может, и меньше.
За Селиверстом решили понаблюдать. Жил он в двухэтажном доме, что стоял напротив железнодорожного вокзала. Через каждые полтора-два часа забегал домой чаевничать. И так каждый день. Работу исполнял исправно. Претензий к нему, похоже, со стороны начальства не было. Контактов с подозрительными лицами не было — вернее, не обнаружено. «Что с ним делать? — ломала голову Брауде. — Брать его или нет? А вдруг эти отлучки примерно с одним и тем же интервалом означают что-то иное, скрытое от внешнего наблюдения. Ведь это может быть и визуальным наблюдением за ним, скажем, проверкой резидентом, что непосредственный его связник не провалился. Одним словом, все время не выпускают его из поля зрения».
И тут к Брауде пришла другая мысль: коль так, то резидент или его помощник проживает где-то рядом! Ведь неусыпно наблюдать сподручнее, проживая рядом с вокзалом.
Брауде заметалась по комнате. «Возможно, эти частые отлучки агента с работы преследуют и другую цель: собирать сведения в буквальном смысле на дороге, в урнах или в иных заранее обусловленных местах, где связники оставляют информацию, и срочно доставлять их резиденту».
— Да эдак мы никогда не увидим непосредственного контакта Селиверста со своими агентами-связниками, — заметила Брауде собравшимся сотрудникам. — Им это просто не нужно! На то он и дворник. В этом его неоспоримое преимущество перед другими связниками. И если эта версия верна, то Селиверста сейчас трогать нельзя. Ни в коем случае! Иначе Черная вдова исчезнет.
— Но сам-то Селиверст как передает агентурные сведения резиденту? — поинтересовался Хайретдинов. — Ведь не по воздуху же? Вот здесь его ахиллесова пята. На это нам надо и уделить особое внимание.
Так и решили.
Дом, в котором жил агент Селиверст, отгораживал от соседнего дома высокий дощатый забор. Роль забора отчасти выполняла и стена дровяного сарая, которым пользовался наряду с другими жильцами и дворник Селиверст. Причем пользовался он сараем постоянно: каждый раз оставлял там метлу и совок, прежде чем отправиться в свою каморку на первом этаже дома. В действиях агента во дворе дома не было ничего подозрительного. Решили обследовать сарай.
Как только Селиверст отправился утром на работу, Аскар Хайретдинов проник со своим товарищем вовнутрь этого дощатого ветхого сарая. Внутри этого строения они ничего не обнаружили. Только пахло там сыростью и мышами. Контрразведчики обследовали стены сарая, особенно ту сторону, которая отделяла их от соседнего двора, но все доски оказались накрепко приколоченными. Единственно, внизу существовало маленькое отверстие в стене, вроде как лаз для кошек.
Хайретдинов присел, оперся рукой о пол и посмотрел в отверстие — и вдруг отпрянул назад.
— Чего ты?! — с напряжением на лице прошептал Алексей, его напарник. — Что ты увидел?
— Мне показалось, что из окна соседнего дома прямо мне в глаза уставился своим неприятным, как у удава, гипнотизирующим взглядом мужчина.
— Да ну! — удивился Алексей. — Неужели видно и его выражение лица?
— Посмотри туда в любую щель, — горячо зашептал Аскар, — и тоже увидишь.
— Да, тяжелый у него взгляд, — согласился Алексей, отступая от зияющей щели в стене сарая.
Вдруг Аскар рванулся к выходу:
— Скорее, бежим отсюда!
И только они выскочили из сарая и забежали за покосившуюся будку туалета, как во дворе появился Селиверст.
— Как ты почувствовал, что он сейчас явится? — шепотом вопрошал Алексей. — Как ты догадался?
Аскар лишь молча наблюдал из-за своего укрытия за дворником, и когда тот вошел в сарай, они поспешили удалиться со двора.
Контрразведчики быстро обошли соседний дом, прошли вдоль забора и остановились в том месте, откуда можно было видеть и подъезд соседнего дома, и отверстие в сарае. А чтобы не привлекать к себе внимания прохожих, они сели на траву и закурили.
— Теперь смотри в оба, — проронил Аскар, трогая за плечо своего товарища. — Скоро должен появиться сам резидент! Или его помощник.
— Ты думаешь, что агентурные сведения Селиверст передает резиденту через это отверстие в стене сарая?
Аскар молча кивнул, не отрывая взгляда от двора, где между сараем и стеной дома единственным окном (откуда выглядывал тот мужчина) должен был, по его расчетам, появиться глава германской агентурной сети Поволжья. Ведь более удобного места для передачи информации трудно было придумать: у самого отверстия в стене сарая была вкопана скамейка, ограждаемая со всех сторон стенами строений и забором.