Эмир, узнав об этом послании и о движении к Бухаре войск Колесова, бросает навстречу отборных нукеров. Красные были вынуждены отступить. Нукеры эмира, ворвавшись в Каган (этот город издавна являлся владением России, здесь же находилось и русское посольство), совершили зверскую расправу над местными жителями. Тогда же, запалив дом Алимджана Арсланова, бросили в огонь его жену и дочь.
Потом… Схватили в Бухаре самого Алимджана. В обхоне — этой страшной камере бухарской тюрьмы — он оказался с Усманходжой Пулатходжаевым. Именно там Курбан впервые увидел Арсланова.
И вот теперь новая встреча.
Арсланов, поздоровавшись, показал на маленький резной стул возле круглого стола на коротких ножках:
— Садись.
У Арсланова бледные губы, поверх гимнастерки — халат из кустарной шелковой ткани, на лоб мрачно надвинута черная папаха. Он то и дело шмыгал носом и зябко кутался в халат. На столе блюдце из обожженной глины с двумя свечами, рядом тонкая книжка в белой обложке.
Курбан сел на предложенный стул, загородив собой свет, падавший справа, из окна.
…Под командованием Алимджана Арсланова 306-й полк двигался из Бухары. Хотя он и входил в состав Гиссарского корпуса, но считался полком особого назначения и должен был самостоятельно прибыть в Байсун.
Арсланов был наслышан об этом городе. Он прочитал в сочинении историка Ахмада Дониша: «Байсун — горная местность. Там, рассказывают, меткие охотники… Байсунская ткань „жанда-алача“ славится на базарах Бухары». Кто не слышал о великом искусстве байсунских ткачей!
Алимджан Арсланов — полномочный представитель Бухарской Советской Республики. В Восточной Бухаре, куда бежал эмир, все еще продолжались вооруженные стычки, и потому, в соответствии с решением ЦК партии и Совнаркома, а также главного штаба Туркфронта, была создана Чрезвычайная комиссия, один из трех членов которой должен был на местах, в частности и в Байсуне, навести порядок. И еще одна задача — наиболее сложная, — агитпроп, разъяснение местному населению целей и задач Советской власти. Работа предстояла огромная. Но прежде чем приступить к выполнению ее, необходимо было упразднить бекскую форму правления, конфисковать имущество баев, бежавших за эмиром Саидом Алимханом (эмир останавливался в Байсуне). Часть конфискованного разделить среди бедняков, остальное — объявить государственной собственностью.
Арсланов знал, что успех зависит от глубокого, тонкого понимания обычаев и традиций местного населения. Потому единственного в полку байсунца — Курбана — не отпускал от себя ни на шаг, во всем советовался с ним. Во время беседы промелькнуло несколько раз имя ишана Судура ибн Абдуллы.
— Кто он, этот ишан? — поинтересовался Арсланов.
Вопрос был слишком прямым. Один из руководителей разведки Туркфронта, характеризуя Курбана, предупредил Арсланова: «Единственный человек, с кем он может быть откровенным в трудную минуту, — это вы. Но помните — все в меру, не стремитесь знать о нем или о его близких все. Кстати, многого он все равно вам не скажет. — И добавил: — Умный, мгновенно реагирует на ситуацию, сдержан, быстро и глубоко анализирует обстановку, хладнокровен, решителен, смел…»
— Не слишком ли много достоинств у этого молодого человека?! — усмехнулся тогда Арсланов.
— Не слишком. К вашему сведению, он блестяще образован. Не стал бы такой человек, как его преосвященство ишан Судур ибн Абдулла, держать при себе серость… да еще представлять как любимого ученика, — решительно пресек иронию Арсланова собеседник.
Курбан был высок ростом и строен, одет элегантно, поверх черного европейского костюма надевал халат из тонкого английского сукна, его голову украшала изящно закрученная белая чалма, придававшая лицу благородную бледность. Движения мягкие, спину он держал прямо, а чуть приподнятая голова, казалось, выражала холодную надменность.
Теперь, в красноармейской одежде, Курбан выделялся среди бойцов разве что ростом.
«Кто он, этот ишан?..» Курбан бросил на Арсланова недовольный взгляд. «Что это он заинтересовался хазратом? Да, был ишан… Мы разные люди. Он враг Советской власти, — в каком бы обличье ни находился…»
— Он мой… духовный наставник! — наконец сказал Курбан, исподлобья наблюдая за Алимджаном. — После смерти отца взял меня под свое покровительство. В Байсуне обучал в медресе. Потом, в Бухаре, поместил в медресе Кукельдаш, — продолжал Курбан перечислять скучным тоном. — Затем куда-то уехал и… бесследно исчез.
Арсланов почувствовал раздражение в голосе юноши.
— Что с тобой?
— Ничего! — резко сказал Курбан. — Сказано: я ученик его преосвященства ишана Судура!.. Он враг! Советской власти, красным, всем вам!
— Кто знает… — заговорил Арсланов примирительно и неопределенно. — Ты ведь отрекся от него, правильно? Вдруг и он стал понимать жизнь по-иному…
— Ну конечно! — охотно подхватил Курбан. — Кто старое помянет, тому глаз вон! Признаться, я обязан этому человеку, многим обязан, если не всем! — Он вдруг так ясно увидел перед собой ишана Судура… В белом халате и белой чалме. Его продолговатое, мясистое лицо с тяжелым подбородком. Глубоко сидящие грустные глаза… По-отечески полный любви взгляд. — Когда отец умер, этот человек пришел к нам выразить сочувствие. Я был дома один, теперь уж навсегда один, в плакал… — Показалось Арсланову, что юноша и сейчас всхлипнул. И неожиданно перешел с обычного «он» на уважительное «они»: — Явились они не одни, а с мужчинами — и было их человек пять-шесть… Увидев, в каком я оказался положении, они сказали, чтобы я пришел в Большое медресе. «С этого дня ты всегда будешь под моей защитой», — сказали они. Кем становится мальчик без матери и отца? Бродягой, нищим или вором. Какие уж тут мечты о Бухаре! Да… — И с вдохновением, видя, как внимательно слушает его Арсланов, продолжал: — Тогда-то они мне и рассказывали о дворцовых интригах и бекских кознях, о деспотизме и взяточничестве баев и чиновников. Иногда этот человек становился таким правдивым, способным давать фетву нечистым делам… Его боялся даже бек Байсуна! Да, нередко казий предоставлял ему право вершить суд. Ишан Судур был блестящим законоведом, знатоком и толкователем шариата! И еще — занимал должность главного мударриса в медресе!.. Ну, а если хотите знать, этого человека не только в Байсуне, но и на всем Юге уважали. Сейчас мы эту сторону называем Восточной Бухарой. Его преосвященство фактически являлся верховным правителем мусульман Восточной Бухары. У его имени тогда приставки «судур» не было. Судур — это звание! Специальное высшее духовное звание, присваиваемое эмиром. Его преосвященство как-то раз приехал в Бухару. Саид Алимхан вызвал его в Арк и в присутствии всех улемов, придворной знати повязал ему серебряный пояс судура! Пояс был широкий. Он надевал его по праздникам. Вот каким он был человеком! — И, словно извиняясь: — Я не восхваляю его…
— Конечно, конечно! — поспешил успокоить Курбана Арсланов, тепло посмотрел на него. — Вы объективны…
Арсланов не договорил — увидел подошедшего Карима Рахмана, тот только вчера присоединился к полку. Курбан хорошо знал его, сына известного на всю Восточную Бухару конокрада Рахманджана-барышника.
— Тебя познакомить с твоим земляком? — словно так, между прочим, спросил Арсланов. — Как-никак, тоже байсунец.
Курбан безразлично глянул на Карима, отвернулся.
…Арсланов продолжал подробно, стараясь не упустить мелочей, расспрашивать Курбана об ишане Судуре, объясняя при этом свое любопытство: «Я должен знать… В общем, я должен знать Байсун. Я обязан знать все о его влиятельных людях!.. К тому же, говорят, он в Кабул уехал?.. Так ли это?.. Наше место назначения, куда сейчас направляемся, близко к Кабулу… Кабул — сосед Кукташа, где собираются воины ислама!»
И вот в Байсуне, в штабе, видимо, решили — пора!
— Знаешь место сбора воинов ислама?
— Знаю.
Кукташ!.. Где-то там, если ехать в сторону Душанбе. Земля племени лакаев. Курбан был наслышан о них от ишана Судура.
Здесь собираются в единую армию разрозненные банды басмачей. Перед тем как уйти в Кабул, эмир Алимхан заложил основу этого войска.
Цель прибытия сюда 306-го полка Гиссарского корпуса, — Курбан об этом знал еще в Ташкенте, — уничтожение этого войска. Значит, полк, передохнув накоротке и получив точные данные о составе банд, двинется туда.
— Ну а кто у них командующий, слыхал?
— Ибрагимбек.
— Знаю его… Не видел. Но знаю! Его руки доставали всюду. Теперь настало время нам достать его. Что ты знаешь о нем? Вспомни…
Курбан рассказал все, что слышал об Ибрагимбеке от хазрата.
— Я тоже кое-что разузнал… Эмир, перед тем как уйти в Кабул, назначил его начальником придворной охраны. До Ибрагимбека главой племени лакаев был его отец Чакабай. Когда сыну исполнилось двадцать два, Чакабай привез его в Бухару. Говорят, он предан эмиру.
— Должен быть предан…
— Правильно! — Арсланов достал из внутреннего кармана кисет, раскрутив, развязал узелок. Достал кусочек бумаги, согнул один край и насыпал ровным слоем махорку. Скрутив, сунул цигарку в зубы.
Пыхнув дымом, он решил отвлечься от расспросов об шпане Судуре.
— Следуя за хазратом, ты, Курбан, не раз, наверное, оказывался в обществе знатных людей?
Верно, после окончания медресе, хазрат, решив удостоить его сана священнослужителя, сводил Курбана в Арк, где устроил экзамены перед улемами! Здесь представляли главному беку только лиц, которые готовились к получению звания мударриса.
В каких только знатных домах не побывал на угощениях Курбан! Вот в этом — во внутреннем дворе, в личной гостиной дома Рамазанбая, где стоит сейчас один их взвод, он тоже бывал не раз.
Да, многое увидел Курбан, однако нужно ли было обо всем рассказывать сейчас.
— Зачем это надо?
— Надо! — резко пресек Арсланов любопытство Курбана. — Еще вопрос: между тобой и ишаном Судуром ничего не произошло?
— Нет, — не задумываясь, ответил Курбан. Но тут же насторожился: неспроста Арсланов расспрашивает его.